Ступеньки, нагретые солнцем, стр. 18

— Здравствуй, Катя. А я тут сижу.

А Катя не говорит: «Вижу, что ты тут сидишь. Разве тебе больше нечего делать?» Она говорит совсем другое:

— Ты английский сделал? Нет ещё? И я нет ещё. А ты правда кино снимаешь? Интересно. Покажешь когда-нибудь кино?

Она стоит рядом с ним и разговаривает, и ему кажется, что этого не может быть. Сразу становится необыкновенным снег, он сверкает, переливается цветными огоньками. Сразу становится необыкновенным небо — в нём светится тёмная синева. И необыкновенно красивая рыжая кошка аккуратно идёт через двор.

А Катя ничего этого не видит. Она просто разговаривает со своим соседом и одноклассником Тимкой. И не говорит ничего особенного. А ему каждое её слово кажется особенным.

— Ты садись, Катя. — Он стряхивает варежкой снег со ступеньки, и Катя садится рядом. Катя сидит рядом! С ним! С Тимкой! Катя!

И ему кажется, что сейчас он совершит что-то такое потрясающее, от чего Катя придёт в неописуемый восторг и поймёт наконец, что за человек Тимка. Он не просто сосед, как все другие соседи. Не просто одноклассник, как все другие одноклассники. Он человек особенный, необыкновенный.

И в это время раздаётся над их головами голос:

— Чего это вы тут сидите? Сидят, понимаешь… Рядышком.

Перед ними стоит Шмырин. Тимка никогда не видел Шмырина так близко, но слышал про него сто раз. Шмырин не учится и не работает. Шмырина опять искал участковый. Шмырина, наверное, заберут в колонию. Шмырин отнял у мальчика коньки.

Теперь Шмырин стоит рядом, от него пахнет табаком, он протягивает руку и говорит:

— Ишь, жених расселся с невестой!

И натягивает Тимке шапку на глаза. Очки слетают в снег.

— Рано вам на лесенке сидеть! Очки напялил! Профессор! Рано тебе очки носить!

— Вы что? — Катя вскочила. — Хулиган!

А Тимка шарил вокруг себя рукой, искал очки. Шмырин отшвырнул их ногой в сторону. Потом толкнул Катю, и она упала в сугроб.

— Нашёл себе защитницу, профессор! Ха, помрёшь с вами…

У Тимки перехватило горло. Его сковал какой-то столбняк. Не то страх, не то унижение, а скорее всего и то и другое прикопали Тимку к месту.

— Деньги есть? Скажешь, нет? — Шмырин держал Тимку за плечо сильными, цепкими пальцами, а другой рукой поспешно шарил в карманах Тимкиной куртки. Выгреб всю мелочь и оттолкнул Тимку: — Беги скорей, жалуйся маме, жених!

Пошёл к воротам и запел нарочно противным голосом: «Если ты меня любишь, не клянись мне в любви, а то могут наскучить мне клятвы твои».

Тимка так и сидел, сжавшись в комок. Он не мог поднять глаза на Катю, всё расплывалось перед его глазами: фонари, сугробы, Катя. Но это были не слёзы. Просто Тимка плохо видел без очков.

— Тим, не плачь, — сказала Катя. — Из-за каждого хулигана плакать ещё! — И Катя всхлипнула.

— Я и не плачу. Ещё не хватало, — ответил Тимка. — Я вообще никогда не плачу. В следующий раз пусть только полезет! Я его покалечу, этою Шмырина…

Катя протянула ему очки:

— Не разбились.

Он надел очки. Больше не расплывались сугробы. Не расплывались фонари дневного света. А Катя? На Катю Тимка смотреть не мог. Было невыносимо стыдно смотреть на Катю. Наверное, Тимка не сможет поднять на неё глаза никогда в жизни. Конечно, Шмырин — это Шмырин. Непобедимый силач и хулиган. Но Тимке от этого нисколько не легче.

— Катя! — зовёт с балкона мама. — Ужинать!

И Катя уходит. Она идёт медленно — может быть, ей не хочется ужинать? А может быть, она хочет что-то сказать? Если бы Катя сейчас что-нибудь сказала Тимке, самое простое, пустяковое — ему бы стало чуть легче. Но она ничего не говорит. Уходит, и всё. Катя всегда уходит.

Тимка ещё раз постучал кулаком в зелёную дверь. Никто не ответил.

Тимка пошёл домой.

Дома он сказал Лене:

— Пять классов кончу, пойду работать в цирк.

— Клоуном? — в восторге взвизгнула Лена.

— Дрессировщиком особо опасных зверей. Буду дрессировать тигров и леопардов. Они у меня ещё узнают!

— И медведей?

— И медведей.

— Ой, Тима! Белых?

— Бурых! Вот так!

— А я буду ходить в цирк каждый день и хлопать тебе громко.

— Хорошо, хлопай.

Лена смотрит на брата с таким восхищением, что Тимка понимает: для неё он самый сильный и самый смелый. А когда на тебя так смотрят, ты и на самом деле становишься намного сильнее и смелее.

Катя, пойдёшь со мной в цирк?

После истории со Шмыриным Катя ведёт себя так, как будто этой истории вовсе не было. Она даже попросила у Тимки карандаш. И он обернулся и дал карандаш. А Катя шёпотом сказала: «Спасибо». И улыбнулась. Это было на биологии.

Галина Ивановна даже сделала Тимке замечание:

— Тима, не вертись. И не шепчитесь с Катей.

Катя покраснела. А Тимка сел прямо, но в душе у него был праздничный звон. Это было самое прекрасное замечание, которое он получил за все свои школьные годы.

На перемене Катя стояла в коридоре у окна. Тимка набрался храбрости, подошёл и встал не совсем рядом, но близко. Он стоял так, что при желании можно было считать, что Тимка стоит с Катей. А если такого желания не было, то можно было считать, что Тимка оказался у этого окна не потому, что там Катя, а потому, что захотел посмотреть в окно: что-то ею заинтересовало на улице.

Подошёл Серёжа и встал между Тимкой и Катей. Вот сколько места, оказывается, оставалось. Тимка сказал про себя. «Сам виноват. Встал за целый километр».

Сережа как ни в чём не бывало спросил:

— Вчера по телевизору цирк показывали, там был один клоун со львом. Очень смешной. Тимка, ты смотрел?

Как удачно, что Сергей заговорил про цирк. Здесь уж Тимке есть что сказать. Не у каждого есть знакомый Юра, известный юный дрессировщик.

— Я по телевизору цирк не так люблю, — ответил Тимка, покосившись на Катю; Катя смотрела в окно, но было видно, что слушает. И Тимка добавил: — В цирке самое главное знаешь что?

— Знаю, — сказал Серёжа, который знал всё на свете. — Ловкость, смелость, отвага и красота. Это каждый знает.

— Умный, а не знаешь. — Тимка никогда раньше не сказал бы так Серёже. Ему нравятся умные люди. Но рядом стояла Катя, и Тимке было надо позарез, чтобы Катя поняла, какой необыкновенный человек Тимка. Чтобы она почувствовала, что Шмырин в Тимкиной жизни — случайность. Что есть в Тимке сила и смелость, и во многих важных вещах он разбирается даже лучше Серёжи. — В цирке самое главное запах. Без запаха цирк не цирк. Вот так.

Катя улыбнулась. А Серёже эти слова не понравились.

— Почему ты, Тимка, думаешь, что про цирк больше других знаешь?

Серёжа не любил, когда кто-нибудь оказывался умнее его.

— Знаю. Потому что у меня в цирке работает друг. И я могу в любое время пойти и посмотреть представление.

— По блату? — сказал Серёжа.

— По дружбе, — отрезал Тимка. — Его зовут Юра.

Тимка почти никогда не был таким неуступчивым. Но сегодня это получалось само собой. Рядом стояла Катя. Она готова была забыть позорную историю со Шмыриным, Тимка это чувствовал. Но чтобы та история забылась, нужна была другая история, в которой Тимка будет выглядеть лучше других, сможет показать, что он человек стоящий.

Теперь эта история сама шла к нему в руки. Катя смотрела на него, а не в окно. Вдруг она не верит? Каждый может выдумать, что у него есть такой друг. Почему Катя должна верить? А пусть убедится.

И Тимка сказал:

— Катя, пойдёшь со мной в цирк? Я познакомлю тебя с моим другом Юрой, знаменитым юным дрессировщиком.

— Хорошо, пойду, — согласилась она. — Пойду. А Серёже можно?

Тимка хотел сказать, что не сможет провести в цирк всю школу, потому что цирк не резиновый. Но тут Сережа отказался:

— Я не смогу. У меня английский.

Таких счастливых дней в Тимкиной жизни ещё не было. Он знал это точно.

— Сейчас мой друг на гастролях, они ездят по всему миру. Мы пойдём в апреле, когда он вернётся.

— У-у! — Катя пожала плечом и оттопырила нижнюю губу, она была готова разочароваться в Тимке. Но не такой был этот день. Тимка не сдался.