Очень далекий Тартесс, стр. 37

– Нельзя, котеночек. Все куски считаны.

Все же после недолгого препирательства Козлу пришлось раскрыть мешок. На разговор подошло еще несколько воинов. Щупали, нюхали, качали головами: пища и впрямь была хороша, особенно еще теплый, духовитый пирог с тыквой.

– Ну, иди, – сказал рослый повстанец и, вздохнув, добавил: – У меня жена была мастерица пироги печь.

У дверей царской спальни Козла ожидала неприятная встреча: на пороге сидел Диомед, строгал кинжалом палочку. На сладкие уговоры Козла отвечал одно: «Мешок передам, а сам проваливай, пока цел». Тут выглянул Горгий, хмуро выслушал Козла, мотнул головой: «Проходи».

Диомед вошел вслед за Козлом, молча отнял мешок, аккуратно выложил царский харч на стол. Тем временем Козел тихонечко направился к двери, что вела в соседнюю комнату, приоткрыл. Горгий мигом подоспел, оттер любопытного от двери.

– Нельзя к царю, – сказал он. – Сами управимся. Астурда!

Козел удивленно посмотрел на молодую длиннокосую женщину, выбежавшую из царской спальни.

– Посмотри, что он там принес, – сказал Горгий, кивнув на стол.

Не понравилось это Козлу. Уже и бабу к самозванцу приставили, не проберешься к нему. А пробраться надо…

– Обижаете меня, – жалобно протянул он. – Не чужой я ему… Эхиару нашему. Много лет мы с ним на рудниках душа в душу…

Никто не ответил ему. Астурда, со вниманием осмотрев еду, певуче сказала:

– Пирог ничего, а мясо пережарено. Поставь, Диомед, в холодок. На ночь дам ему кусок пирога с кислым молоком.

– На ночь кислое молоко – в самый раз, – подхватил Козел. – Где оно у тебя, красавица? Дай-ка отнесу, не чужой я ему человек. Сколько мы одной похлебки вместе…

– Не чужой человек, – передразнил Диомед. – Знаем мы тебя, на рудниках житья не давал. На Молчу… на Эхиара наколдовал болячки, а теперь к нему же и подлизываешься.

– Неправда! – тонко выкрикнул Козел, пятясь от наступавшего Диомеда. – Я его всегда как родного отца любил. А вот ты, рыжий, откуда…

Он не договорил. Из-за двери раздался хриплый хохот с подвыванием. На пороге спальни появился Эхиар. Был он без верхней одежды, всклокочен, глаза безумно расширены. Сутулясь, пошел он прямо на Козла, перемежая лающий смех бормотанием: «Огонь от земли… Еще немного… Еще немного…» Горгий и Астурда кинулись к нему, подхватили под руки, Диомед забегал в поисках кувшина с водой.

И только когда старика водворили на место и Астурда, ласково поглаживая его по голове, шептала успокоительные слова, – Горгий с Диомедом заметили, что Козел исчез.

– Нехорошо получилось, – сказал Горгий, поцокав языком. – Про веселую болезнь никто не должен знать.

Диомед сорвался с места, побежал к воротам.

– Э, да его и след простыл, – ответил караульный на вопрос и махнул секирой в сторону леса. – Я думал, вы его кипятком ошпарили.

Диомед закашлялся, побрел в дом.

В лесу Козел отдышался, осмотрелся. Снял с щей тугой кожаный мешочек, висевший на шнурке. Боги помогли обойтись без снадобья. Да и как было подсыпать, когда его, Козла, и близко не подпустили к Молчуну. А заранее отравить пищу Козел побоялся – могли и самого заставить попробовать. У Молчуна веселая болезнь, долго он не протянет…

Козел закопал мешочек в землю, притоптал ногой. Жаль снадобья, нелегко его приготовить, но если с ним попадешься… Кто сам осторожен, того и боги берегут.

Он достал из-за пазухи помятый кусок тыквенного пирога и съел, не просыпав ни единой крошки. Потом залег в кустарнике и стал терпеливо дожидаться темноты, готовя в уме разговор с Павлидием.

Как только стемнело, Козел выждал момент, когда повстанцы занялись вечерним варевом, бесшумно прополз между повозок и, пригибаясь и подобрав полы, побежал на ту сторону. Раз или два колючие ветки кустов больно хлестнули его по лицу.

– Стой!

Тяжело дыша, Козел остановился перед широкими лезвиями двух копий.

– А, это опять ты, козлиная борода, – сказал один из стражников, присмотревшись. – Дождешься, что тебя проткнут насквозь.

– Придержи язык! – прикрикнул Козел. – Проведи меня к начальнику, живо!

– Живо можно и по морде, – буркнул стражник.

Однако не стал спорить: старший велел пропустить лазутчика туда и обратно беспрепятственно. Стражник высморкался и повел Козла по трескучей от сухих веток тропке к северным крепостным воротам, где был раскинут шатер начальника.

Военачальник, сидя на мягких подушках, ел рыбу, зажаренную целиком. Зубы его ходили по рыбьей спине от хвоста к голове и обратно – будто на дудке играл, – жир стекал по бороде на желтый нагрудник, на серебряные пряжки. Возле масляного светильника двое телохранителей играли в кости.

– Ну что? – Военачальник взглянул на вошедшего Козла. – Укокошил самозванца?

– Считай, что он готов, – небрежно ответил Козел. – У него веселая болезнь. Завтра помрет, самое позднее – к вечеру.

Военачальник перестал жевать.

– Веселая болезнь? Ты уверен?

– Подвинься, – сказал Козел и, усевшись, поднес к носу пузатый пифос с медовым вином. – Доброе вино! – Он сделал несколько больших глотков, крякнул, обтер ладонью усы и бороденку. Военачальник ошалело хлопал глазами. Телохранители перестали играть в кости. – Доброе вино, – повторил Козел, – давно не пивал.

– Может, дать тебе закусить? – Военачальник вдруг развеселился. Не каждый день увидишь такого нахального раба.

Телохранители, ухмыляясь, подошли ближе.

– Так вот, – сказал Козел. – Веселая болезнь – это посильнее, чем порошочку подсыпать. Завтра самозванец окочурится. Подбери слюни, начальник, и посылай крикунов – пусть прокричат бунтовщикам, что ихний царь помирает.

Военачальник отшвырнул рыбий скелет, хлопнул себя жирными руками по нагрудным пряжкам, гаркнул:

– Будет исполнено, почтиблистательный!

Телохранители заржали. Зрелище было хоть куда.

Ах ты, котеночек мой, – снисходительно проговорил Козел. – Скоро ты будешь подползать ко мне на брюхе. Царь Павлидий, Ослепительный, уж подберет для своего старого приятеля Айната хорошую должностишку. Ну ладно. – Он не спеша поднялся, хрустнув суставами. – Поговорили, и хватит. Вели этим жеребцам проводить меня во дворец. Я сам доложу Ослепительному.

– Верно! – Военачальник тоже встал, почесал под мышкой. – Как раз такое повеление я и имею. Эй, вы! Проводите почтиблистательного во дворец. Да смотрите у меня – чтоб с почестями! Дорогу перед ним расчищайте!

Козел вышел из шатра, телохранители двинулись за ним. Военачальник подозвал одного, коротко бросил:

– Удавить!

– О чем вы задумались, читатель?

– Об Испании. Вот я сейчас подумал: что прежде всего приходит в голову, когда говорят – Испания?

– И что же?

– Да знаете, сразу наплывает многое. Реконкиста, бой быков, инквизиция… Колумб… Дон-Кихот…

– Интербригады.

– Да, интербригады, первая схватка с фашизмом… Удивительная страна!

– Каждая страна по-своему удивительна.

– Послушайте, какой город стоит теперь на месте Тартесса?

– Да неизвестно же. Если принять гипотезу о том, что Тартесс стоял в устье Гвадалквивира, то там теперь неподалеку Сан-Лукар де-Баррамеда. Возможно, Тартесс был где-то близ нынешней Севильи или Уэльвы. Кстати, к северо-западу от Уэльвы и теперь есть маленький населенный пункт под названием Тарсис.

– Тарсис? Похожее название…

17. ПРАЗДНИК НЕТОНА

На рассвете лес огласился криками.

– Ваш самозваный царь помирает! – кричали глашатаи.

– Боги покарали его веселой болезнью!

– Сдавайтесь, бунтовщики! Царь Павлидий помилует тех, кто бросит оружие.

Воины Павлидия начали штурм. Их встретил град камней и стрел, но кое-где повстанцы дрогнули: что толку сопротивляться, если тот, на кого они надеялись, умирает от веселой болезни? В образовавшиеся бреши хлынули стражники. Рубили наотмашь, не щадили и тех, кто побросал оружие. Ретобон сам повел в бой отряд, вставленный про запас.