Биржа — Игра на деньги, стр. 46

Существуют, однако, и некоторые корректирующие факторы. Ну, во-первых, при нынешних темпах потребления валидола и транквилизаторов их может и не хватить на всех финансовых менеджеров с пальцами, дрожащими на курках. Еще более вероятно то, что некоторые менеджеры фондов начнут принимать в расчет факт существования других менеджеров и соответственно растягивать периоды удержания ценных бумаг до более управляемых пределов. Орлы-законодатели могут даже придумать какие-то правила, — хотя, если обратиться к истории, можно заметить, что такие правила прилагаются к ситуации в том ее виде, в каком она была, когда авторы правил начинали над ними работать, а не к ситуации, которая сложилась на данный момент.

Вам стоит здесь отметить одну мою собственную предвзятость. Выше вы уже могли видеть, что все прочее, за исключением «результативности», всегда, выражаясь словами Мастера, «невыносимо скучно и чрезмерно требовательно». В конце концов игра состоит в том, чтобы делать деньги, а не в том, чтобы на них сидеть.

Я знаком с достаточным количеством финансовых менеджеров, и они опровергают старый стереотип Уолл-стрит. Большинству младших клерков «Вассара», как и многим прочим смертным, финансовый менеджер виделся как крайне неинтересный тип. Он всегда был в жилетке, он был скучен, претенциозен и надут. «Результативные» менеджеры — это душа компании, так же, как дипломаты, иностранные корреспонденты и прочие группы, где пересекаются различные области знаний. Они обязаны быть начеку, они постоянно улавливают перемены в окружающей обстановке, они в поиске новых идей, потому что буквально все, что происходит, может оказать влияние на их деньги. Им приходится быть в постоянной охоте за информацией, а хороший ловец информации обычно очень интересный собеседник за столом.

Так вот, как я уже сказал выше в списке моих предвзятостей, я верю в концентрацию, я верю в оборачиваемость, я верю в то, что в долгосрочной, перспективе мы все покойники, а еще я считаю, что менеджеры фонде® —это поразительно интересные компанейские люди. Уж в последнем можете не сомневаться.

Конечно, «результативные» фонды все еще представляют собой невеликий процент всех инвестированных денег. Но влияние этой тенденции гораздо сильнее, чем те деньги, которые к ней относятся. Жилеток по-прежнему предостаточно, как предостаточно и банкиров, с недоверием относящихся ко всем вывихам и капризам моды. Вся ситуация действительно может зайти далеко, и здесь осторожные могут оказаться правы. Пока же «результативность» представляется логичной реакцией на всемирную инфляцию. Инфляция эта, в свою очередь, отражает чаяния общества, опережающие способность этого общества платить за свои чаяния, или, во всяком случае, идущие вразрез с дисциплиной, требующей платить за эти чаяния традиционным образом.

Глава 16

Ленч у толстяка Скарсдейла

В условиях, когда все деньги сосредоточены в относительно ограниченном количестве рук, кто-то просто обязан был захотеть свести эти руки на неформальной основе — в приятной, снимающей напряжение атмосфере. Человека, играющего роль мадам де Сталь в институциональном инвестиционном бизнесе, зовут Толстяк Скарсдейл, и он действительно существует. Он существует, он устраивает ленчи, и на них приходят все. Ленч на Уолл-стрит — это часть работы, и то, что так неформально начиналось у Скарсдейла, вылилось в то, что гости стали собираться задолго до начала и с деловыми блокнотами в руках.

В любой отдельно взятый день гости у Скарсдейла представляют собой по меньшей мере пару миллиардов долларов, которыми они распоряжаются. Естественно, что если вы заправляете такими деньгами, вам всегда и всюду будут рады. Вы можете обедать в любом заведении на Уэлл-стрит, бесплатно, в отдельном банкетном зале, где стены украшены резьбой из разорившегося банка в Лондоне, а серебро помечено инициалами владельцев — братьев Леманов, Истмэна Диллона, Лоэба Роудса или даже компаний, чьи флаги развеваются над самой Стрит. В этом банкетном зале официанты ходят на цыпочках, посуда никогда не гремит, а сигары в коробке — это докастровские «Апманз» в металлических цилиндрах. Здесь, в клубах ароматного приличествующего мужчинам гаванского дыма, вы слышите, как голоса негромко беседуют об империи, — $100 миллионов туда, $200 миллионов сюда, — и все в мире прекрасно, а если где-то и возникнет проблема, так мы пошлем авианосцы, и эти оборванцы получат свою положенную трепку.

Так почему же со всеми своими деньгами эти типы собираются у Толстяка Скарсдейла? Французского повара здесь нет, столового серебра, украшенного монограммами, тоже нет, нет деревянных панелей и роскошных ковров, нет бесшумных, выряженных в ливреи официантов. Стулья на обычной металлической раме, столы из пластика, на столах банки с маринованными яйцами и бумажные салфетки — и если это и есть частный банкетный зал Нью-Йоркской фондовой биржи, то Уолл-стрит уже не та, что раньше. Если эта мода привьется, то Роберт Леман, созерцая пустые кресла в своем банкетном зале, будет подозревать своего повара в том, что тот кладет в соус слишком много муки, а Джон Лоэб будет сидеть в своем зале, гадая, не напутали ли гости чего-нибудь с датой, потому что вряд ли все они враз обеднели.

И вот вам сам Скарсдейл. Насколько я знаю, кличкой его наградили две бостонских фирмы, что доказывает, что ныне бостонские финансовые компании уже не так чопорны, как прежде. В добрые старые времена они и разговаривать не стали бы ни с кем, чье произношение не отличалось аристократической гнусавостью. Теперь они рады поболтать с каждым, кто, по их мнению, может помочь им сделать деньги. В общем, вот вам Скарсдейл, с материнской любовью подсовывающий закуски своим гостям: ешьте, ешьте на здоровье. Он уже умял полбанки маринованных яиц, так что гостям лучше бы поторопиться. На весы, которые его партнеры положили у его стола в офисе, проявляя заботу о его здоровье, Скарсдейл не становится — он через них переступает. Один из поклонников назвал его «глобусом». Пузан-Миннесота по сравнению с ним весьма поджарая особь, а Сидней Гринстрит при пропорциях Толстяка Скарсдейла просто лопнул бы. Но Скарсдейл говорит, что его вес лишь чуточку выше нормы. Назовем его корпулентным. (Желающие могут отыскать это слово в словаре.)

Скарсдейл представляет гостей. Этот джентльмен управляет трастовыми счетами для Очень Большого Банка. Еще один, и тоже из Очень Большого Банка. Двое из Очень Больших Фондов. Молодой ковбой из «результативного» фонда. Хеджевый фондист и господин из службы статистических отчетов. Представление отнимает у Скарсдейла столько сил, что он тут же заедает проглоченные закуски булочкой с маслом.

Но почему все они здесь? Потому что Скарсдейл их пригласил. Предоставим ему слово: «Мне же надо как-то конкурировать с другими. А что у меня есть? Ничего у меня нет. Горячие молодые аналитики у Дональдсона Лафкина умеют разве что писать отчеты в сто страниц. «Бейк» в состоянии разослать тысячу коммивояжеров. Фирмы в гамашах по-прежнему кутаются во флаги Старого Протестантского Истеблишмента. И я подумал: «У кого сейчас деньги? У фондов. Ну так будь с ними ласков. Пригласи их на ленч. На сэндвичи с говядиной? На тефтели? Всюду, куда бы ни шли эти ребята, им что-то пытаются продать, что-то навязать. Я — нет. Я человек без собственного мнения».

И вот что делал Скарсдейл. Он звонил, скажем, в «Веллингтон» и говорил, что «Кистоун» и «Кемикл» будут у него на ленче, а потом он звонил в «Кистоун» и говорил, что будут все остальные, а потом он, может, звонил и в «Кемикл» — и цепь вскорости замыкалась. Два важных момента, конечно, сыграли свою роль. Первым были правила. Все должно быть неформально, никаких официальных заявлений, никаких имен, никакого принуждения. Вы не хотите делиться информацией о том, что вы покупаете? Прекрасно, только не надо говорить, что вы продаете, если на самом деле вы покупаете, иначе к вам подойдет Скарсдейл, навалится на вас всем своим весом, и все ваши тефтели у Скарсдейла накрылись навсегда.