Ленинград действует. Книга 2, стр. 104

К 4 октября немцам удалось создать на Синявинском выступе почти пятикратный перевес в силах против наших войск, уже измученных в непрерывных и очень кровопролитных боях В этот день части понесшей здесь большие потери танковой дивизии немцев, поддержанные артподготовкой, огнем реактивных 6-ствольных и 12-ствольных минометов, огнеметами и исключительно сильной бомбежкой с воздуха, попытатись вклиниться в нашу оборону на Невском «пятачке», чтобы, вырвавшись к Неве посередине его, рассечь «пятачок» пополам и затем уничтожить наши разъединенные батальоны.

Немцам это не удалось Пехотинцев 70-й стрелковой дивизии и 11-и отдельной стрелковой бригады поддержали с правого берега минометчики, зенитчики, бившие по наземным целям и по самолетам врага, и артиллеристы – отсечным огнем тяжелых орудий Защитники «пятачка» встречали танки гранатами и противотанковыми ружьями, дрались с такой удивительной стойкостью, с такой самоотверженностью, что все атаки немецких танков, дошедших почти до Невы, были отбиты.

А на Круглую Рощу немцы бросили согни своих самолетов. Бомбили ее так, что леса в ней не осталось – вместо деревьев здесь торчали только изуродованные основания стволов.

Части Волховского фронта не могли больше выдерживать темпа наступления – не хватало боеприпасов, продовольствия и, главное, людей. Немцам удалось восстановить свое положение на этом участке – захватить Круглую Рощу и закрепиться в ней.

С этого момента бои на участке Волховского фронта стали затихать. Против пятикратного превосходства в силах Ленинградскому фронту также не было возможности что-либо противопоставить, потому что нельзя было без риска для Ленинграда оттягивать сюда дивизии с других участков обороны города.

На «пятачке» с прежним упорством дрались его защитники, – теперь сюда переправился 330-й стрелковый полк 86-й дивизии, он сражался здесь трое суток – со 2 по 5 октября, вместе с остатками батальонов других соединений, оберегавших этот участок от новых немецких вторжений.

В этих условиях стало ясно, что прорвать блокаду нашим частям не удается, но и что важнейшая задача – отвлечь на Синявинский выступ подготовленные к штурму Ленинграда немецкие дивизии и перемолоть их здесь – выполнена. Хочется, в частности, отметить: за все дни боев на Невском «пятачке» немцам не удалось ни разу опрокинуть наши части – все до единой вражеские контратаки были отбиты.

5 октября командование Ленфронта передало войскам приказ: прекратить наступление и, скрытно от немцев, по ночам, отвести все действующие на левобережье части обратно через Неву на правый берег. С 6 по 8 октября эвакуация войск и техники производилась планомерно и организованно, в такой тайне от немцев, что они не узнали о ней до тех пор, пока весь берег не был нами очищен. Не зная, что берег пуст и боясь нас, немцы прекратили свои атаки. И тогда оказалось достаточным удерживать «пятачок» силами одной нашей сводной роты, переправленной туда 9 октября.

Так закончилась самая крупная с дней начала блокады операция наших войск на Неве. В синявинских боях была перемолота вся группировка, предназначенная врагом для штурма Ленинграда. 24-я, 132-я, 170-я, 3-я горнострелковая пехотные дивизии 30-го корпуса, 5-я, 28-я горнострелковые и 121-я пехотная дивизии 26-го корпуса 11-й «севастопольской» армии Манштейна, 1-я полицейская эсэсовская дивизия 18-й армии, 61-я пехотная и 12-я танковая дивизии и другие части понесли такие потери, были столь обескровлены и дезорганизованы, что замысел немцев штурмовать Ленинград им пришлось отбросить. Всего в синявинских боях было уничтожено 60 000 гитлеровцев…

Вот что пишут об этих боях сами немецкие военные специалисты:

«Южнее Ленинграда русским ударами Ленинградского фронта с запада и Волховского с востока удалось временно оттеснить немцев от Шлиссельбурга и установить сухопутную связь с городом, однако в начале октября немецкие войска сумели восстановить утраченное положение» [47].

И еще более определенное высказывание:

«… Русским в результате встречного удара из района Ленинграда и извне удалось прорвать узкую горловину немецкого кольца окружения южнее Петрокрепости и, изолировав Петрокрепость, восстановить связь с Ленинградом на суше. Немцы поспешили предпринять контрудар, ликвидировали образовавшийся коридор, соединились с гарнизоном Петрокрепости и к началу октября снова полностью замкнули кольцо блокады Ленинграда. Но русские добились срыва запланированной немцами операции по захвату Ленинграда, для проведения которой в распоряжение группы армий „Север“ перебрасывались основные силы освободившейся под Севастополем 11-й армии под командованием фельдмаршала фон Манштеина. Эти силы были почти полностью уничтожены противником у Петрокрепости в боях за горловину и на других опасных участках фронта.

Таким образом, 11-я армия не была использована ни на направлении главного удара, где она, несомненно, увеличила бы шансы на успех, ни для овладения Ленинградом, для чего она, собственно, и перебрасывалась с юга» [48].

К моменту окончания синявинской операции командование Ленинградского фронта получило указание Ставки: начать глубокую, серьезнейшую подготовку к решающим боям по прорыву блокады, (формировав на базе Невской оперативной группы новую, 67-ю армию, мощь которой превзошла бы все возможные на данном участке фронта силы противника. Командующим армией был назначен генерал М П. Духанов.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ДОРОГОЙ БОМБЕЖЕК II ШТОРМОВ

ДЕНЬ CЕДЬМOГO ОКТЯБРЯ

ОТРАДНОЕ ВРЕМЯ

КОНЕЦ НАВИГАЦИИ

(Ладога. Осень 1942 года)

30 сентября немецкая авиация совершила новый массированный налет на порты Ладожской трассы – Кобону и Кареджи, немцы сбросили сто двадцать бомб, а потом налетели на Ленинград Там, над городом, было сбито двадцать шесть вражеских самолетов. Немцы явно стремились отвлечь от Синявинского выступа силы нашей авиации и, кроме того, опасались поступления новых подкреплений наших из Ленинграда и от восточного берега Ладоги.

А перевозки наши по Ладоге в эти дни стали столь интенсивными, что на каждом километре пути в рейсе одновременно находилось до десяти судов с людьми и грузом. Такой «конвейер» работал круглосуточно.

Сегодня «Батурин» в Осиновце получил приказ следовать с двумя баржами в Кареджи.

Капитан Бархударов стоит за штурвалом, с тревогой глядит на разыгравшуюся волну, прислушивается к свисту северного ветра, который давит уже с силой в пять баллов. Пароход с баржами движется вперед, всюду слышится натужный скрип, но слабенькая машина работает ровно, и капитан надеется дойти до Кареджи прежде, чем шторм разыграется.

– А ночь перед выходом в рейс, – размышляет вслух капитан, – была тихая, лунная. Поверхность озера лежала как зеркало. Лунный блеск, знаете, фосфоресцирует, отражается на этой глади… В такие ночи – сколько я их простоял за штурвалом! – хочется жить, любить, мечтать! Легче в груди становится!..

Да! Я хорошо знаю, плавал в молодости матросом: у суровых, разучившихся улыбаться моряков в такие ночи ласковей становится взгляд, старый капитан надтреснутым голосам поет мотивчик какой-нибудь давно забытой песенки и удивляется себе: «Еще могу петь!..»

Но сейчас, днем, приближаясь к середине бурного озера, капитан, работая штурвалом, еще не ушел в себя. Может быть, все же погода смилуется?..

Рядом с капитаном, на вахте – дед Шнидеров, удивительный дед.

Капитан говорит ему:

– Дед! Сколько раз я тебе втолковывал: на ходу смотри в небо! Как увидишь самолет, скажи мне! Я-то ведь на волну смотрю! А ты вечно сидишь, глядишь мне в спину, кряхтишь, что-то бормочешь!