Озорники, стр. 42
— Дак денег же нету…
— Знаешь, Мартын, ты на меня не рассчитывай. У меня зарплата, Я огород, корову, кур, поросят не держу, на базар яичек, молока не вожу…
— Вот я и говорю, зарплата, всё деньга живая… А кур этих, поросят — пожалуйста, закуска всегда есть, а чтобы выпить — живая денежка нужна… Значит, не раздолжусь я у тебя… А то ведь дело сделано, надо бы отметить…
— Ну ладно, на вот тебе… сбегаешь, а я пойду до кума сговориться. Побаниться надо…
Они разошлись. Лесник трусцой побежал к сельскому магазину, возле которого уже толпился народ, а лейтенант степенной походкой пошел к Еремеичу, куму, одноглазому пасечнику.
ДОКТОР БЕРЕТ НА ДУШУ ГРЕХ
— Войдешь и скажешь: меня послала к вам неизвестная женщина — так, мол и так, нужно оказать срочную помощь…
— Знаю, объяснял же…
— Слушай дальше. Ты проведешь его низом, а мы пойдем сзади. Если кукукнем два раза, — значит, погоня, тогда прячьтесь. А как три раза кукукнем, — значит, можно идти дальше…
— Доведем, дорогу знаю…
— Теперь так: если начнет спрашивать, кто мы, говори: тайные люди.
— Дедушке одно только слово сказать: тайна, он будет молчать как могила…
— В общем, ясно…
Вася и Боря спрятались в старом овине. Впереди хорошо просматривалась лесная деревенька — с березками и елочками в палисадниках, с избами, разбросанными без порядка, с улицей, больше похожей на широко растоптанную лесную тропу.
Юрка откинул щеколду, вошел в сельсоветскую избу.
— Здравствуйте, — сказал доктор.
— Здравствуйте, — ответил Юрка и стал путано объяснять, какое предстоит важное задание.
Доктор долго вникал, чего от него хотят, наконец понял и сказал:
— Не могу, голубчик. Меня посадили за нарушение, хотя я затрудняюсь сказать, за какое. Но факт остается фактом — я арестован, и сейчас ведется следствие. Пойми мое положение: я дал слово, что никуда не убегу, а ты предлагаешь мне нарушить его. Разве можно подводить людей, которые представляют интересы государства? Неужели на всю округу нет другого врача, который мог бы оказать помощь? Да и что я могу сделать, когда у меня нет с собой моего чемоданчика?
Юрка выскочил на улицу, порыскал в бурьяне и тут же внес чемоданчик.
— Этот, что ли?
— Видишь, они даже не сочли возможным оставить его у меня. Допустим, я нарушу слово, но как же они? Что будет с ними? У них же будут неприятности. Извини, но я ничем помочь не могу. Чемоданчик положи туда, где ты взял его, разве только я возьму из него справочник…
Старик оказался упрямым. Он так расписал последствия своего ухода, что Юрка не знал, что и сказать. Такой заминки тайные люди никак не предвидели. Кто знает, может, старик и прав насчет неприятностей для лесника и лейтенанта, но Юрке от этого не легче — ему грозил нагоняй за невыполнение задания. Юрка заплакал.
— Ты что же это? — растерялся доктор.
— А то… Что я скажу тому… как его…
— Кому?
— Никому. Не велено говорить — кому. Тайные они люди… Он мне голову оторвет…
— Как оторвет?
— Он сердитый, когда что не так сделаешь…
Доктор сильно расстроился. Юрка, почувствовав слабину, еще пуще разревелся.
— Ах ты боже ты мой, голубчик, да как же ты… Кому же там помощь нужна?
— Не видел я никого, — разливался Юрка, все больше входя в роль, — а только мне все равно попадет… Ой, горюшко-то мое! Я клятву нарушил… А только поздно уже… Может, она уже померла…
Юрка попал в самую точку. Все еще плача, он повеселел и жизнерадостно шмыгнул носом. Доктора охватила паника. Он стал нервически ломать пальцы.
— Вот что, — сказал он в сильном смятении, решившись на отчаянный шаг. — На всякий случай я оставлю записку, что скоро вернусь… Впрочем, может, не оставлять? Ладно, не будем. Грех на душу беру, а то тебе и в самом деле, пожалуй, нагорит.
Юрка утер нос рукавом и тут же повел доктора знакомой тропкой, по каменным завалам, ориентируясь по кустикам, обходя открытые лесные полянки. Изредка их настигало близкое простуженное кукование. Юрка каждый раз словно бы спотыкался, останавливался, часто дыша, оглядывался по сторонам и снова торопился вперед..
«ПОЖАЛУЙСТА, ВХОДИТЕ!»
Во дворе Еремеича по случаю субботы топилась банька. В баньке парились мужики. Своей очереди дожидались бабы с малыми детьми. Лейтенант, не оглядываясь, прошествовал в избу.
— Заходь, заходь, — сказал распаренный Еремеич, растирая бороду полотенцем. — Огоньку в самый раз запасли… Раздевайся и беги, пока бабы не упредили..
— Со мной еще и Мартын, он до сельмага побежал…
— Зря это он. У нас и у самих найдется. Оставляй свою амуницию и топай.
В одних трусах лейтенант проскочил в баньку. Вскоре туда же, озабоченный, подвалил лесник:
— Лейтенант не тамочки? У меня до него депеша…
— Это какая же?
— Докладывать еще вам буду…
Из баньки послышались крики, уханье, стук, звон, смех.
— Депешу разбирают, — обозлились бабы. — Разнеси их душу в дым!
Огонька, однако, осталось и бабам. А вскоре все, распаренные, пахнущие щелоком, березовым листом, собрались за столом. Разговор сам собой зашел о докторе. Высказывались мнения.
— Понятное дело, обличье себе изменил. А завлекла его сюда не иначе как нужда: награбленное здесь заховал, чтобы легче бежать, а теперь все ищет, да видать, не найдет аль запамятовал…
Лейтенант помалкивал, занимаясь закуской.
— У него тут встреча с кем назначена? Может, кого из наших деревенских подбил?
— Который убег, говорят, молоденький, чернявенький, ровно цыган.
Он у Авдотьи в риге ночевал, утром в кринице умывался, а утек, когда еще скот не выгоняли…
— Душегуба завсегда тянет на старое место…
— Прямо стыд слушать, чего такое болтают! Старый человек отдохнуть приехал, а его заперли, как конокрада. Небось мается, голодный…
Лейтенант молчал, цепляя огурчик. Норовил вставить свое слово лесник, но лейтенант значительно посматривал на него.
— Поди-ка, Мартын, все же отнеси ему поснедать, — сказал Еремеич, — да заодно погляди, как он там…
Бабы натолкали в миску картошки, сала, огурчиков.
— Небось и выпил бы с устатку?
— Не положено, — пресек лейтенант.
Лесник ушел, а в доме продолжали высказывать мнения, пока не вернулся лесник. Вернулся с пустой миской, рушник в грязи, рот скосился, не может схватить дыхания.
— Убег!
Лейтенант поднял аврал. Собрал парней и повел их в лес. Но дело шло к сумеркам, стали быстро терять друг друга, искать было бесполезно, а поэтому решили на околице оставить сторожа, а самим пойти довечерять. На обратном пути остановились у сельсовета, обсуждая вполголоса, как это мог так незаметно доктор удрать.
— Как же он, старый, вылез из окошка?
— Оно и непонятно. Дверь была на щеколде, так и осталась на щеколде..
— А вещички он с собой прихватил?
— Я и не посмотрел. Как увидел — нет его, так и бежать…
Лейтенант заглянул в бурьян.
— А это что?
Чемоданчик лежал на месте. Тогда лейтенант прошел в сени, поднял щеколду и хотел было открыть дверь, как вдруг изнутри послышался вежливый голос:
— Пожалуйста, входите!
Старый солдат, лесник грохнулся на пол, укрываясь от пули. Лейтенант отжался в сторону, медленно вытащил пистолет и поднял его дулом кверху, чтобы дать предупредительный выстрел.
— Ни с места, стрелять буду! — заорал лейтенант и, напрягшись, саданул каблуком в двери…
СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ
Из-за стола встал навстречу доктор:
— Мне пришлось отлучиться на некоторое время, но я, к сожалению, не могу раскрыть вам, куда. Я связан словом. Но зачем — охотно скажу. Понадобилась помощь. Ничего опасного. Обыкновенный вывих…
Доктор закатал брючину, спустил носок и стал двигать ступней, объясняя ее строение. Лесник склонился над ступней, заложив руки за спину. Лейтенант расслабленно опустился на табурет. Он глядел на доктора и невольно дрыгал ступней, подражая. Сапог не мог скрыть силу и гибкость лейтенантской ступни.