Озорники, стр. 38
— Кого ждать?
— Ну, это самое… человека…
— Какого?
— А такого, чтобы похож был на покойного…
— А для чего?
— А для того, чтобы переселиться в него.
— Ну и сказанул, елки-палки! И сколько же она ждать будет?
— Лет пятьсот.
— Это почему же так долго?
— Это совсем не долго. Ты думаешь, просто, чтобы точь-в-точь такой же? Каждый человек ни на кого не похож. Хоть что-нибудь, а у него да не так, как у других. А чтобы совсем похожие, так это очень редко…
— Да кто ж там разберется, похожие или непохожие?
— Душа разберется. И будет ждать пятьсот лет, а может, и больше, только чтобы в точности…
— А для чего ей переселяться?
— А чтобы снова на землю вернуться, чудак…
— Чепуха какая-то!..
— Ну, понятно, чепуха… Это мысли сами в голову лезут — я их не выдумываю. А вот ты не знаешь, почему люди ссорятся, воюют?
— Это понятно: завидуют. У одного мало, у другого много, вот и обидно…
— Ну, а если сделать так, чтобы у всех всего было полно, будут тогда люди ссориться?
— Кто как… Другой и от скуки станет ссориться…
— Это верно, пожалуй. Я вот читал фантастику, как жители одной планеты перессорились. Все у них было поровну, а только одни из них были рыжие, а другие черные. Вот черные и стали придираться к рыжим:
«Почему вы рыжие, а не черные?» Ну, рыжие тоже стали нападать на черных. Ссорились они, дрались, стали воевать, а когда совсем их стало мало, один мудрец и сказал им: «Взяли бы да и разделили планету на две половинки — и спорам конец…» Так они и сделали…
— Это как же технически?
— Прокопали по экватору канаву, заложили атомные бомбы и как шарахнут — она и раскокнулась…
— Чепуха это…
— Ну понятно, чепуха, я же говорю — фантастика… А только слушай, что дальше было! Разлетелись они в разные стороны, рыжие на одной половинке, черные на другой, стали жить-поживать и радоваться, обнимаются, целуются и песню поют: «Я люблю тебя, жизнь…»
— Это которую сейчас поют?
— Ну, не эту, так другую, а только слушай и не перебивай. Не прошло и нескольких дней, как рыжие на своей половинке стали замечать, что одни из них маленького роста, а другие — большие. Тогда большие стали придираться к маленьким: «А вы чего, говорят, недоростки такие?» — «А вы чего верзилы такие?» Ну, опять стали драться и воевать, а когда их мало стало, мудрец им сказал: «Чего вы воюете? Взяли бы да и разделили половинку на четвертинки…»
— Опять, что ли, атомными бомбами?
— Опять…
— Так это ж сказка про белого бычка…
— Я же говорю — фантастика… Ну вот, разделились они, радуются, обнимаются, а потом стали замечать: у одних носы длинные, а у других курносые… Длинноносые стали придираться к курносым: «Это чего ж вы курносые?» А курносые на них: «А вы чего носатые такие?» Ну, слово за слово — опять война…
— Постой ты со своей сказкой… Чего это она лежит так тихо?
Мальчики попыхтели, делая искусственное дыхание.
— Заморгала… А теперь слушай, что дальше…
— Всё так и делились?
— Верно, всё так и делились, пока планетки такие маленькие стали, что негде ступить. Тогда вспомнили про мудреца, пришли к нему и говорят: «Как нам жить дальше? Совсем погибаем!» — «А вы, говорит, объедините свои планетки да и живите в мире». Так они и сделали. Вот тогда и поняли, какие дураки были…
— Ну, а дальше что?
— А дальше — ничего…
— Ну, а потом что было?
— А что потом, не знаю…
— А я знаю. Нашелся обормот и заметил, у одних уши круглые, а у других острые. И снова стали драться…
— Гм, это оригинально, пожалуй… Получается, как в песенке про попа и собаку…
— Люди как ссорились, так и будут ссориться, а для разных слабаков придумали рай: вот-де устанете от жизни, зато на том свете отдохнете…
— М-да, озадачил ты меня…
— Я тебя еще не так озадачу. А девчонки там есть?
— Это где же?
— Ну, в раю твоем…
— Вообще-то, теоретически рассуждая, дети тоже иногда умирают, но, понятно, детей в раю меньше, а больше старики и старухи…
— И что же они, все время про любовь говорят, старики и старухи?
— Это я точно не знаю, а гадать не хочу, потому что, видишь ли, все это не научно, сказки…
— Хоть бы интересное что-нибудь придумали, а то и придумать не умеют. Рай какой-то выдумали! А по мне бы, сделать так: выдавали бы всем по буханке хлеба, колбасы граммов по триста, а еще кто хочет — сахару, яичек там, молока, а детишкам фрукты и конфеты, так чтобы уж вовсе не думать о еде…
— Ты очень оригинально рассуждаешь, Базиль. А только разреши задать вопрос: а что людям делать тогда, если об этом не думать?
— Я и веду к тому, что вот тогда-то люди и начнут делать кто что захочет: кто машины изобретает, кто жуков там изучает, разные деревья, кто в космос летает — мало ли чего! Вот это и будет настоящий рай, а не это — сидеть, крылышки друг другу чесать и про любовь говорить. Тьфу!..
— Это что же получается — всем по потребностям, а от всех по способностям? Сам, значит, придумал?
— Ясное дело, сам.
— У, котелок у тебя варит, раз ты сам до этого додумался! Ну-ка, давай сделаем ей пару дыханий… Только осторожненько… за больную ногу не хватай… Раз-два… Раз-два… Руки-ноги… Раз-два… Ну вот, все в порядке, моргнула… Теперь поддержи-ка ей ногу, а я попробую оттянуть…
— Это зачем же?
— А может, вправится…
— Лучше не надо…
— А чего там! Давай! Ну…
— Ой!
— Это ты, что ли, ойкнул?
— Нет, не я…
— А может, она? Отнесем ее к себе, а там что-нибудь придумаем… Врача из лагеря вызовем…
— Это чтобы нас накрыли?
— Ну, тогда дедушке надо сообщить…
— Это как же?
— Позвонить откуда-нибудь, он приедет…
— Ему делать, что ли, больше нечего?
— Да ты не знаешь дедушку! Он сразу прикатит. Он сколько детей спас! Ему изо всех городов пишут… С ним когда по улице ходишь, так устаешь здороваться… «Здравствуйте, Дим Димыч…» — «Здравствуйте… э… уважаемый…» — «Не узнаете, что ли?» — «Это когда же было?» — «Двадцать пять лет назад… Мы теперь каждый год два раза день рождения справляем: первый раз в день рождения, а второй — в честь позвонка».. Он столько операций сделал, что разве все упомнишь? Был бы он здесь сейчас, он посмотрел бы и вставил все куда надо…
— Ну, заладил — дедушка, дедушка… Хватит рассусоливать, а давай подумаем, как тащить ее будем… Как она там, дышит еще?
— Моргает…
— Мы тогда волокуши сделаем и потащим…
— А ей больно не будет?
— Ей что! Она же все равно как покойница…
— Мальчики, а можно покойнице слово сказать?
«Я ЛЮБЛЮ ВАС, МАЛЬЧИКИ!»
— Нет, все-таки попробуем пойти, мальчики… Может быть, я не так уж плоха, как вы думаете… Ну-ка, поддержите, а я сделаю шаг… Ну вот, шаг сделала, а дальше? Дальше, кажется ничего не получится… Ой-ой-ой, мальчики, не могу!
Ого, дело, кажется, принимает серьезный оборот. Можно вас поздравить, Бронислава! Ужас какой — ступня вывернулась! Если бы только узнали мои старушки… А-а-а-а! Ничего, спокойнее, мальчики, не стоит пугаться, а ты, дурочка, возьми себя в руки и постарайся не кричать. Если удастся, конечно… Вот сейчас полегче. Или, может, лучше все-таки на носилки положить? Но это ведь надорваться — такую колоду тащить! Нет уж, она сама пойдет, а они пусть с боков поддержат. Мальчики ей столько дыханий сделали, что она должна пойти. Должна! А ну-ка… О нет, пожалуй, так далеко не уйдешь. Лучше прилечь и немного отдохнуть. И спокойно во всем разобраться. И первым делом выяснить, с кем она имеет дело. Интересно, кто же из них кто: кто Боб, а кто Базиль? А то ведь ей пришлось только моргать, а рассмотреть толком не удалось… Значит, ты Базиль? Базиль — это значит Василь? А не Василиса? Тебя легко за девушку принять — какие длинные волосы! Если в косы заплести, то будет как у индейца Чингачгука. А этот плотненький — Боб? Ему очень идет имя Боб — круглый, как боб. Или как фасоль. Фасоль — тоже неплохое имя. Ну что ж, можно протащить ее и по земле. Совсем даже неплохие получились волокуши. Две елочки, а как все просто — взяли вместе, потащили___Ничего, не колются, вот только смола клейкая, джинсы испортятся. Мальчики не знают, как смолу вывести? Или лучше оставить как есть? Чем грязнее, тем, кажется, моднее? Уф-ф! Вся мокрая даже. И косточки гудят. И чего же это вы со мной вытворяли, изверги?! Руки-ноги… Руки-ноги… Чуть было в рай не отправили… Интересно, сколько же это душе моей пришлось бы ждать там, чтобы вернуться на Землю? О, мальчики, с вами не соскучишься! А Боб-то, Боб, прямо-таки смех душит от твоих фантазий.