Сокровища ангуонов, стр. 21

Именно в тот момент, когда мы с отцом съехали с косогора и остановились на берегу реки, у Гамлера шевельнулось подозрение. Он пришпорил жеребца, и тот, перемахнув через вымоину, захрапел над моей головой.

— Господин Арканов, — холодно сказал Гамлер, — вам не кажется, что мы в третий раз подъезжаем к берегу одной и той же реки?

Отец придержал мерина, который и без того попятился от воды, спокойно ответил:

— Нет, не кажется, я это знаю. Кстати, подполковник, здесь нам не переправиться, придется продираться еще версты две вверх по течению: там должен быть перекат. Впрочем, на вашем месте я выслал бы разведку и таким образом убедился бы в том, что экспедиция двигается в желательном вам направлении.

В это время тальник на противоположном берегу раздвинулся, из него к реке быстро выехал всадник. Это был поручик Шрам. Увидев нас, он что-то крикнул, но шум реки заглушил его голос. Тогда поручик принялся ожесточенно хлестать коня по голове, пока не загнал его в воду. Течение мгновенно подхватило всадника и лошадь, понесло их на камни; бедное животное вытягивало морду, фыркало, а поручик, как бешеный, хлестал его плеткой по ушам, глазам.

— Прикажите ему вернуться! — крикнул отец и замахал руками. — Назад! Назад!

Гамлер усмехнулся:

— Напрасно стараетесь, господин Арканов. Он переправится и этим самым…

Он не договорил — случилось то, что и должно было случиться: внезапно почувствовав дно, обезумевшее животное так стремительно рванулось вперед, что Шрам вылетел из седла и, нелепо взмахнув руками, ударился головой о выступающий из воды камень. Водоворот подхватил уже безжизненное тело поручика, закрутил его и, протащив метров пятнадцать, воткнул в корягу. На мгновение показались руки, потом ноги, и поручик исчез.

Все это произошло очень быстро: глупая Кэду выбежала из зарослей в тот момент, когда все было уже кончено. Увидев лошадь Шрама, которая, освободившись от беспокойного седока, плыла к нам, Кэду кинулась было ей навстречу, но тотчас выскочила из воды, обдав поручика Гарта каскадом холодных брызг. Тот неторопливо вынул наган и в упор выстрелил в собаку.

Пуля угодила между ушей. Кэду ткнулась мордой в песок и осталась лежать, вытянув передние лапы, будто притаилась.

ВЫСТРЕЛЫ В НОЧИ

На третий день после смерти поручика Шрама экспедиция вышла к Безымянному ключу и остановилась на большой привал. Солнце еще золотило стволы кедров, на разные голоса щебетали пичуги, над верхушками деревьев в высоком небе медленно плыли белесые облака. Было тихо и спокойно кругом, лишь дремотно журчал родник у корней старого ильма, вывороченного половодьем.

С помощью отца я спешился и, прихрамывая, поплелся к ильму, думая лишь о том, что вот сейчас, сию минуту, уткнусь в ворох листьев и усну как убитый. Я сильно уставал от верховой езды и всякий раз, оказываясь на земле, учился ходить заново: болели все суставы, будто меня долго держали в мешке, мяли, колотили и только потом вытряхивали полуживого.

— Держись, Климент Андрианович, — приговаривал отец, взбивая листовую перину, — держись, и никаких гвоздей.

Помню, в тот день отец был особенно ласков со мной. Он гладил меня по голове и все говорил о том, что вот если бы жива была мама, то мне не пришлось бы совершать экспедиции, научная ценность которой более чем сомнительна. И все утешал меня тем, что, мол, если мы и расстанемся с ним когда-нибудь, то очень ненадолго. Я слышал его сквозь дрему и блаженно улыбался, вытянувшись во весь рост.

Подошел Гамлер, и мне расхотелось спать.

— А, вот вы где устроились! Если позволите, я посижу с вами, — оказал он и уселся на корень. Некоторое время он сосредоточенно раскуривал сигарету, потом заговорил, блуждая ласковым взглядом: — Андриан Ефимович, а ведь вы так и не ответили тогда на мой вопрос. Какую истину вы имели в виду? Только откровенно, Андриан Ефимович. Мы с вами так далеко зашли, что у нас нет оснований не доверять друг другу: сами события на какое-то время сделали нас союзниками.

— Итак?

— Почему вы ведете меня на северо-восток?

— На этот вопрос я могу ответить вопросом: почему вы идете? Почему вы идете на северо-восток, хотя имеете точные сведения о том, что оружие следовало бы искать на юго-западе?

— А вы полагаете — почему? — с улыбкой опросил Гамлер и пристально посмотрел на меня, словно предлагая быть судьей в этом споре.

— Что ж, давайте говорить откровенно. Прежде всего, вы вполне резонно решили, что оружие переправлено в более надежное место: я, по всей вероятности, вперед выходом в так называемую экспедицию нашел способ предупредить кого следует. И вы, разумеется, могли это предположить…

Отец сделал паузу, и мне отчего-то припомнилась царапина — след перочинного ножа на крышке стола, припомнились подчищенные знаки на пергаменте… (Теперь я знаю: зашифрованное донесение отца дошло по назначению — безобидная царапина помогла нашим друзьям быстро найти нужный свиток). Отец продолжал:

— Но если бы я не успел предупредить своих и оружие оставалось бы на своем месте, вы все равно не стали бы рисковать, так как отлично знали обстановку, которая сложилась в Тройчинске к моменту нашего с вами исчезновения на поэтической «Дафне». Вы, господин подполковник, попросту сбежали из Тройчинска… Я говорю достаточно откровенно?

— Вполне, хотя и должен заметить, что вы не особенно подбираете выражения, — сказал Гамлер, на этот раз без улыбки. Он снял пенсне, подышал на него, вытянув губы в трубочку, потом достал носовой платок и тщательно вытер овальные стеклышки. — Позвольте еще вопрос? Вы, конечно, не станете утверждать, что я решил завладеть полумифическими сокровищами?

— Как знать? — пожал плечами отец. — На вашем месте я сделал бы такую попытку.

— Благодарю вас. В таком случае пятая доля сокровищ принадлежит вам, — серьезно сказал Гамлер и, поднявшись, даже поклонился слегка, — слово офицера.

Нельзя было разобрать — паясничал он или на самом деле благодарил за откровенную беседу, только я почувствовал, что и на этот раз он в чем-то уступил моему отцу. И это, как я теперь хорошо понимаю, было действительно так. Дело в том, что если еще в Старожиловке подполковник пытался выдавать себя за «спасителя последней пяди Российской империи», то теперь, когда экспедиция достаточно углубилась в тайгу и двигалась в желательном ему направлении, он постепенно раскрывал свое нутро. Нет, Шрам не просто брюзжал тогда у ромбовидного озера — он инстинктом почувствовал своего предводителя: сокровища, полумифические сокровища явились основной причиной, побудившей Гамлера предпринять рискованную экспедицию в тайгу. Страсть к золоту, перешедшая ему в наследство вместе с титулом барона, получила благоприятную почву, охватила сердце, мозг… Подполковник Гамлер появился в Тройчинске в то время, когда золотые запасы были уже разграблены и растеклись по банкам стран-интервентов. Он делал последнюю ставку: впереди его ждало возможное обогащение, позади осталось, в лучшем случае, удачное бегство за границу без титула, звания и валюты…

Разумеется, первым толчком, заставившим Гамлера улизнуть из Тройчинска, было опасение попасть в руки тех, кого он в свое время истязал в застенках контрразведки. Он поступил благоразумно: ровно через три дня после отплытия «Дафны» регулярные войска красных при поддержке восставших рабочих и партизан заняли Тройчинск. К моменту же словесной дуэли у старого ильма из города моего детства ушел последний интервентский корабль. Об этом мы с отцом тогда, конечно, не знали.

В то время, когда мы находились во власти белогвардейца Гамлера, улицы Тройчинска, расцвеченные красными знаменами, праздновали полное и окончательное освобождение; флаг Республики развевался над крышей самого высокого здания города.

Ничего этого я, конечно, не знал тогда, когда лежал под старым ильмом, вслушивался в шелест его листьев и смотрел, как сумерки съедают голубое небо.