Водяная магия, стр. 38

— Ваше Величество, — первой заговорила Мэвис, — извините нас за появление в такое время. Мы хотели бы справиться у вас насчет уроков глубокологии.

Король ответил, но принцесса уже его не слышала. Она в этот момент шепотом беседовала с их провожатым.

— Ульфин, этот король — мой отец.

— Да, принцесса, мне это известно.

— Но он меня не узнал.

— Он узнает вас, принцесса, — сказал Ульфин. — Узнает обязательно.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно уверен.

— Но если люди твоей страны проведают о том, что он мой отец и что ты намеренно привел меня к нему, тебя жестоко накажут — быть может, даже убьют. Почему ты так поступил, Ульфин?

— Потому что ты этого захотела, принцесса, — сказал он просто. — С той минуты, как я тебя увидел, я понял, что ни в чем не смогу тебе отказать.

Глава XI. Миротворец

Глядя на Профессора Глубокологии, дети пришли к выводу, что им нигде еще не доводилось встречать человека с таким добрым лицом, такой внушающей почтение внешностью и такими изысканно-благородными манерами. Однако принцесса стояла, не в силах поднять на него глаза. Она сейчас испытывала то же чувство, что и Мэвис в мучительную для нее минуту, когда Кэти впервые взглянула на свою сестру как на чужого и нисколько не интересующего ее человека. Отвернувшись, принцесса сделала вид, будто разглядывает куст декоративных водорослей, в то время как Мэвис и Фрэнсис договаривались с профессором насчет уроков глубокологии трижды в неделю — по вторникам, четвергам и субботам — с двух до четырех часов дня.

— Будет лучше, если вы присоединитесь к классу и будете заниматься вместе с другими учениками, — сказал профессор. — Я считаю коллективный метод обучения более успешным.

— Мы считаем немного иначе, — ответила Мэвис, — но в любом случае мы очень хотим посещать ваши занятия.

— В самом деле? — промолвил профессор и направил на девочку проницательный взгляд.

— Конечно, мы очень хотим… — снова начала та, но профессор не дал ей договорить.

— Да-да, я понимаю, — сказал он. — Я всего-навсего ссыльный профессор, преподающий науку наук глубокологию молодым людям чуждой мне расы, но у меня еще сохранились кое-какие остатки былых знаний, и я еще не утратил способность к здравому размышлению. Я догадываюсь, что в действительности я не тот, кем сейчас представляюсь, и вы тоже не те, кем кажетесь на первый взгляд, и что ваше желание брать у меня уроки — не более чем предлог для посещения этого места; хотя ваша настоящая цель мне пока не ясна. Разве я не прав, дитя мое?

Никто из детей не ответил, поскольку вопрос его был прямо адресован к принцессе. Она тоже это почувствовала и, оторвав взгляд от кустов, произнесла еле слышно:

— Да, ты прав, мой мудрый король.

— Я не король, — сказал профессор, — я всего лишь взрослый ребенок, собирающий песчинки знаний на берегу бескрайнего моря мудрости.

— Ты — король, — уже гораздо громче и тверже повторила принцесса, и тут ее поспешно прервал Ульфин.

— Перестаньте, прошу вас, — прошептал он, — ни слова больше, иначе все погибнет. Неужели вы не можете чуточку лучше сыграть свою роль? Если вы и впредь будете так же неосторожны, моей голове недолго останется сидеть на этих плечах. Ради возможности оказать вам полезную услугу мне не жалко и жизни, но что тогда станется с вами, дорогая принцесса? Ведь с моей смертью вы лишитесь единственного верного друга в этой чужой и враждебной вам стране…

Пока он произносил эту тираду, склонившись к самому уху принцессы, Профессор Глубокологии смотрел на них обоих с нескрываемым удивлением.

— Ваш спутник, похоже, очень красноречив, — заметил он наконец, — однако голос его слишком тих и слаб, так что из него вряд ли выйдет великий оратор.

— Я говорю так специально ради того, чтобы вы меня не услышали, — громко и с неожиданной для него резкостью ответил Ульфин. — Насколько я понимаю, вам совершенно безразлична ваша собственная судьба…

— Да, меня это мало заботит, — согласился профессор.

— Но вы, возможно, будете сожалеть, если какая-нибудь неприятность произойдет с вашими новыми учениками?

— Да, — сказал профессор, глядя на принцессу.

— В таком случае направьте все усилия своего гениального мозга на то, чтобы оставаться Профессором Глубокологии и никем больше. Думайте только о своей науке. От этого будет зависеть очень многое.

— Что ж, пусть будет так, — сказал профессор. — Стало быть, завтра в два? Хорошо. Постарайтесь не опаздывать на занятия, — и, кивнув на прощание, повернулся и пошел прочь по садовой дорожке.

Обратный путь — все так же верхом на морских конях — они проделали в задумчивом молчании. Принцесса и дети ни о чем не спрашивали своего провожатого, но всем им не давали покоя его последние слова. Даже наименее впечатлительный и склонный к фантазерству член этой компании (а им, как вы догадываетесь, был Бернард) никак не мог отделаться от мысли, что в большой стаховидной голове Ульфина созрел какой-то план спасения пленников, к одному — или, точнее, к одной — из которых он был явно неравнодушен. Сам Ульфин тоже хранил молчание, и никто из его спутников так и не решился задать ему прямой вопрос.

К исходу дня добравшись до корабля-тюрьмы, они сдали дежурному стражнику выходные листы и вернулись в свою кают-камеру, как ее назвал Бернард. Он же и начал разговор на давно волновавшую всех тему, когда пленники наконец остались одни.

— Я думаю, Ульфин собирается устроить нам побег, — предположил он.

— Насчет побега не знаю, но что он хочет нам помочь — это несомненно, — сказала Мэвис, — и у него уже есть какой-то план.

— Побег исключается, — уверенно заявил Фрэнсис. — Ульфин на это не пойдет, иначе для своих он станет предателем. Он, похоже, задумал что-то другое.

— Да, но побег это все, что нам нужно, разве не так? — Бернард обвел их вопросительным взглядом.

— Что до меня, то я кроме того хочу вернуть на родину несчастного короля Мореландии, — сказала Мэвис. В ответ на эти ее слова стоявшая рядом принцесса благодарно пожала локоть девочки (руки Мэвис в этот момент были заняты: она общипывала великолепную гроздь морского винограда).

— А я бы хотел вообще прекратить эту войну, — заявил в свою очередь Фрэнсис. — Это был бы самый лучший выход из положения. Прекратить ее раз и навсегда.

— Но это невозможно, — возразила принцесса. — Война была во все времена, и она будет продолжаться вечно.

— Почему? — спросил Фрэнк. — Нет, ты объясни мне: почему она должна продолжаться вечно?

— Не знаю; наверное, это уже в крови у подводных жителей.

— Я в это не верю, — твердо сказал Фрэнсис, — и не поверю никогда, сколько бы мне не приводили всяких там исторических примеров. Разве ты не видишь, что люди, с которыми вы ведете войну, это ХОРОШИЕ люди. Разве королева плохо обращается с Кэти? А Ульфин — разве он не добр по отношению к нам? То же самое и Хранитель Архивов, и солдаты, уступившие нам своих коней. Так вот: когда и с той, и с другой стороны воюют хорошие, благородные люди и убивают друг друга без сколько-нибудь серьезного повода, я не могу назвать это иначе как полнейшим вздором и бессмыслицей!

— Но совсем без войн тоже нельзя, — стояла на своем принцесса. — Ведь без них люди привыкнут к праздной жизни, разленятся, станут робкими и трусливыми.

— Эх, будь я королем, — воскликнул распалившийся Фрэнк, — при мне бы не было никаких войн. Для тех, кто хочет проявить свою храбрость, существует полным-полно способов сделать это, не убивая других, тоже очень храбрых людей, — можно отправляться в дальние экспедиции, можно спасать попавших в беду во время пожаров и наводнений…

— Пожаров и наводнений? — с усмешкой переспросила принцесса. — Это на дне моря?

— Ну, я говорю в общем смысле, — произнес Фрэнк, уже начиная испытывать смущение из-за своей горячности. — Вы понимаете, что я имею в виду?

— Я тебя прекрасно понимаю и полностью с тобой согласна, — сказала Мэвис, — но это все слова, а что ты предлагаешь делать?