Дети железной дороги, стр. 34

Питер склонился над парнем в красном свитере и стал растирать ему руки. А Бобби стала по одному выдергивать перья из волана и жечь возле самого лица больного. Филлис лила струйкой тепловатое молоко ему на лоб, и все повторяли тревожно и настойчиво:

– Посмотри на нас, скажи нам что-нибудь. Ну, ради Бога, скажи!

Глава XII

– Скажи нам что-нибудь. Ну, ради Бога, скажи!

Дети то и дело повторяли эти слова, обращаясь к впавшему в беспамятство «псу» в красном свитере. Но тот неподвижно сидел, припав к стене туннеля, и не открывал глаз.

– Фил, намочи ему уши молоком! – распорядилась Бобби. – Я знаю, что тем, кто без сознания, трут уши одеколоном. Но, думаю, можно и молоком.

Девочки смочили «псу» уши, и молочная струйка полилась за воротник красного свитера. В туннеле было очень темно. Свечка, зажженная Питером и поставленная на плоский камень, еще горела, но света от нее почти не было.

– Ну открой глаза, ради Бога! – повторяла Филлис. – Нет, он, наверное, умер.

– Ради Бога! – взмолилась Бобби. – Он жив, я уверена.

– Да приходи же ты в себя! – крикнул Питер и сильно потряс юношу за руку.

И тогда «пес» в красном свитере вздохнул, открыл глаза, снова их закрыл и слабым голосом проговорил:

– Перестаньте…

– Да, он живой, но может умереть, – констатировала Филлис и принялась плакать.

– Не бойся, со мной все в порядке, – уже бодрее и громче проговорил «пес».

– Попей! – приказал Питер и приложил к его рту горлышко молочной бутылки. Юноша не желал пить, и изрядная доля молока оказалась пролита, прежде чем он открыл рот и спросил:

– Это что?

– Это молоко, – объяснил Питер. – Тебе нечего бояться. Мы твои друзья… И хватит, Филлис, блеять, как овца!

– Выпей еще, – ласково уговаривала Бобби, – тебе это полезно.

«Пес» послушно пил, а трое детей с надеждой смотрели на него.

– Подождите немного. Молоко пройдет по всему телу, и ему станет лучше.

В самом деле, юноша почувствовал себя лучше.

– Да, мне лучше… Только я не могу припомнить, – он попытался привстать, но вдруг застонал. – Да, вам придется со мной повозиться. Кажется, я сломал ногу.

– Ты что, перекувырнулся? – сопя, поинтересовалась Филлис.

– Что я, младенец что ли? – рассердился «пес». – Просто запутался в этих чертовых проводах… Я хотел встать и не смог, пришлось сесть и сидеть. Словом, покалечился… Послушайте, а как вы-то тут оказались?

– Мы увидели, как ты с товарищами входил, и решили пройти по верху холма и встретить вас на выходе. И вот все вышли, кроме тебя. Мы ждали, ждали – а ты не вышел. Словом, мы – отряд спасения, – с гордостью закончил Питер.

– И проявили отвагу, должен вам сказать, – заметил юноша.

– Пустяки, – скромно отвечал Питер. – Как думаешь, сможешь ты дойти с нашей помощью?

– Постараюсь, – неуверенно ответил «пес».

Он и правда старался изо всех сил, но опереться удавалось лишь на одну ногу – другая безжизненно волочилась по камням.

– Дайте мне сесть. Что-то очень мне паршиво, кажется, я умираю… Отстаньте вы от меня, вот что! – с этими словами он повалился на землю и закрыл глаза. Дети переглянулись при тусклом свете огарка.

– Что будем делать? – спросил Питер.

– Послушай, – сказала скороговоркой Бобби, – тебе надо бежать за помощью. Иди в ближайший дом.

– Да, ничего другого не остается, – сказал Питер.

– А если ты возьмешь его за ноги, а мы с Филлис за плечи, может быть, дотащим его до ниши?

Им удалось оттащить «пса» в безопасное место, но он снова потерял сознание.

– Я останусь с ним, – объявила Бобби. – А вы оставьте мне маленький кусочек свечки и возьмите тот, что подлиннее. И бегите быстро, потому что долго он гореть не будет.

– Маме не понравится, что я тебя оставил одну, – засомневался Питер. – Лучше останусь я, а вы с Филлис бегите за помощью.

– Нет, – спорила Бобби. – Пойдете вы с Фил, а я останусь. Только ты дай мне ножик. Я, может быть, смогу снять с него башмак, пока он не очнулся.

– Я надеюсь, что это правильное решение, – сказал Питер.

– Да, конечно же, правильное! А что ты еще можешь предложить? Бросить его одного в потемках? Это совсем не годится. Так что поторопитесь.

Питер и Филлис спешно направились к выходу.

Бобби следила за их темными фигурами и огонечком свечи с таким чувством, словно приближался конец света. Теперь она могла себе представить, что чувствуют монахини в монастырях. Однако она решила подбодрить себя.

– Не будь глупой девчонкой! – вслух сказала она. Она всегда сердилась, когда ее называли девчонкой, даже если слову предшествовал другой эпитет, нежели «глупая», – скажем, «хорошенькая», «славная» или «умная». И только когда она была недовольна собой, она называла себя «девчонкой».

Девочка поставила свечной огарок на кирпич возле ног «пса» и взяла перочинный ножик. Открыть его было ох как непросто. Бобби сломала ноготь большого пальца, прежде чем ей это удалось. Было очень больно, но раздумывать было некогда. Она разрезала шнурки на башмаке и сняла его. Потом попыталась стянуть носок, но нога так страшно распухла, что совсем потеряла форму. Тогда девочка принялась неторопливо и осторожно разрезать носок.

Это был коричневый носок ручной вязки. Бобби подумалось, что, наверное, носки вязала мама этого юноши. Конечно, она любит его, заботится о нем. Каково ей будет, когда сына принесут в дом со сломанной ногой?

Когда Бобби увидела то, что было под носком, пространство туннеля показалось ей беспросветно черным. Земля стала уходить у нее из-под ног, и ей было неведомо, на каком она свете.

– Глупая девчонка, – еще раз сказала себе Роберта, и ей стало немного легче.

«Бедная нога, – думала она про себя, – это не нога, а подушка… Да, если бы была подушка, можно было приподнять ему ногу».

И вдруг ей припомнился тот день, когда они с Филлис сняли с себя нижние юбки, чтобы подать сигналы тревоги и предотвратить аварию. Теперь на ней тоже была фланелевая нижняя юбка, только белая. Но она такая же мягкая, как была та, красная. Бобби быстро сняла ее с себя.

– Какая же это полезная вещь, фланелевая нижняя юбка! Просто надо поставить памятник тому, кто ее изобрел.

Девочка нарочно говорила громко, справедливо полагая, что живой голос среди этого зловещего мрака подействует успокаивающе.

– Ты с кем говоришь? Тут кто-то еще есть? – вдруг спросил «пес», но голос у него был очень слабый.

– Ну вот, тебе лучше! – обрадовалась Бобби. – Но только не надо разговаривать, ты еще слабый.

Она свернула нижнюю юбку в несколько слоев, чтобы получилось что-то наподобие подушки, приподняла сломанную ногу «пса» и положила под нее подушку.

– Пожалуйста, больше не теряй сознание! – умоляла Бобби, слыша, что юноша опять начинает стонать. Потом она намочила носовой платок молоком и осторожно стала водить по распухшей ноге.

– Не надо, больно! – вскрикнул юноша. – А хотя, знаешь… Стало лучше!

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Меня – Джим.

– А меня – Бобби.

– Почему так? Ты же девочка.

– На самом деле я Роберта, но это длинно.

– Так, значит, тебя можно звать Бобби?

– Да.

– А тут были еще двое, они где?

– Это мои брат и сестра – Питер и Фил. Они пошли кого-нибудь позвать, чтобы тебя отнесли на станцию.

– У вас с сестрой мальчишеские имена.

– Сестра, вообще-то, Филлис. А что до меня, то я иногда жалею, что не родилась мальчиком. С тобой так не бывает?

– Нет, тебе идет быть девочкой.

– Я глупо спросила. Конечно, ты самый настоящий мальчик. Ты храбрый.

– А ты тоже храбрая, как мальчишка. А почему ты не пошла с ними?

– Кто-то должен был остаться с тобой.

– Вот что я скажу тебе, Бобби. Ты такой человек… Я хочу пожать твою руку! – он протянул ей руку, и Бобби, нащупав в полумраке шерстяной рукав, осторожно ее пожала.