Пятый постулат, стр. 59

— Не каркайте вы! — обозлилась Маша, вытирая косынкой лицо. Ох, хороша она, должно быть, в размазавшейся краске, а теперь еще и в саже! — Ничего он не умрет!

— А я говорю, умрет! — стояла на своем тетка. — Я на своем веку, знаешь, сколько покойников повидала? Вот зуб даю, к утру точно помрет!

Маша гневно засопела: выругать пожилого человека ей не позволяло истинно общевистское воспитание, уважение к возрасту женщины, но, с другой стороны, хотелось как-то опровергнуть этот пессимистичный прогноз! Ведь Весь дышал, слабо, правда, но отчетливо, и вообще…

— Маша! — раздался гулкий бас, и девушке показалось, будто земля содрогнулась под тяжелым топотом кузнеца Яныка. — Вот ты где есть! Живая!

— Живая, — кивнула та.

— Ты убежала, я за тобой — мало ли что, дело-то к вечеру! А мне люди говорят: рыжая девка на пожар побегла, — тяжело дыша, объяснил кузнец и присел рядом, — да в огонь и кинулась! Такого наплели, я, поди, поседел! Оно бы ладно, под сажей не видать, а ты-то как же? Где так учумазилась?..

И он осторожно провел пальцем по Машиной щеке.

— Вот… — не удержавшись, девушка всхлипнула. С ней давно никто не обращался так… по-человечески душевно и с добротой!

— Это попутчик твой? — враз догадался Янык, и Маша в очередной раз подумала, что он далеко не такой увалень и рохля, каким может показаться. — Обгорел?

— Ему на голову что-то свалилось, — сказала Маша. — Так и лежит без памяти, водой пыталась отлить, не вышло. Ожоги вроде пустяковые, а голова… И тетка та сказала, что он умрет.

— Это которая? Толстая такая, в цветастой юбке? — нахмурился Янык. — Да это Магрыся, гадалка местная. Ты ее не слушай, она в жизни ничего правильно не предсказала, так у нас и говорят, если кто глупость сделает, других не слушая: «Ну точно, к гадалке сходил!» Так что не волнуйся…

— Как быть-то? — Маша вспомнила о всех своих проблемах разом и, как ни старалась быть сильной и храброй, расстроилась. — Денег нет совсем, за постой заплатить нечем, а кто меня пустит с раненым? Лекаря еще надо найти, а я даже не знаю, где тут на ночь глядя кого искать!

— Ты погоди, не шебурши, — остановил ее кузнец. — До утра ничего с ним не сделается. Я, бывало, в кузне и не так пришпаривался, а и следа не осталось! А что до ночлега… — Он почесал в затылке, что-то прикидывая. — Коли не побрезгуешь, заночуйте-ка у меня! Места на всех хватит. Живу, правда, по-холостяцки, уж не обессудь, но перекусить что найду.

— Правда? — спросила Маша, не смея поверить в такую удачу. — Ой, спасибо вам, Янык! Тебе то есть… Только, говорю, заплатить у меня…

— Что я, торгован какой, с погорелых деньги брать? — нахмурился тот. — Ну-ко, пошли!

Он поднял замотанного в одеяло Веся так легко, будто тот был парнишкой десяти лет и вовсе ничего не весил.

— Прямо ко мне пойдем, а кобыла пока пускай у кузни остается, — сказал он. — У меня-то и конюшни нет, а там Дичко за ней присмотрит, он там ночует.

— Ой! — спохватилась Маша. — У нас же еще один конь!

— Коней вроде вывести успели, — прищурился кузнец. — А вот не прибрал бы его кто… Какой он из себя был?

— Не очень большой, гнедой, с белой звездочкой, — перечислила Маша приметы. — И на передних ногах белые чулочки. И норовом очень злой.

— Пойду поищу. Держи пока. — Он сунул так и сидящей на земле Маше бесчувственного Веся, словно куклу, и ушел.

Маша осторожно покосилась на испачканное лицо Веся. Еще было достаточно светло, чтобы разглядеть — бледен он до зелени (правда, непонятно, от удара по голове или от пьянства), исцарапан, в общем, выглядит так, что краше в гроб кладут. Девушке даже жаль его стало на мгновение, но она быстро отогнала это неуместное чувство: сам во всем виноват! Ночевали бы, как нормальные люди, на постоялом дворе, ничего бы не случилось! И ей бы рисковать не пришлось. Но, с другой стороны, тогда она не познакомилась бы с Яныком!

— Этот? — пробасил кузнец у нее над головой.

Маша вскинула взгляд и увидела Разбоя, злющего больше обычного: разволновавшийся конь аж пританцовывал на месте и норовил укусить незнакомого человека. Правда, почуяв хозяина, приутих и даже потянулся мордой к Весю, обнюхать.

— Сбруя, поди, в конюшне осталась, там и сгорела, — с сожалением сказал Янык. — Ну да все равно он бы нас троих не свез, мелковат. Так что, Маша, ты коня веди, а я твоего попутчика возьму. Конька потом в кузню сведу, как вас устрою.

— Спасибо, — снова повторила Маша с искренней благодарностью.

Шли молча, но вскоре Маша почувствовала себя неловко в тишине и спросила, так, разговор поддержать:

— Янык, скажи, а ты не знаешь, кто это такие: один чернобородый, со шрамом, кнут у него еще, звать Вазеком, и при нем пятеро здоровенных парней?..

— Как не знать, — спокойно ответил тот. — Это, считай, такой человек, который всем нашим городом правит.

— Городской голова? — догадалась Маша.

— Да нет же! — отмахнулся Янык. — Тот тоже правит, только по закону. А эти дань с ремесленников берут, с артистов вот на ярмарке, устанавливают, выше какой цены брать нипочем нельзя, и ниже тоже, кому чем торговать можно. Кто ослушается, враз шкуру спустят!

— А-а… — протянула Маша. Значит, она не ошиблась: Раххан-Хо рассказывал, что бывают такие люди, она не очень-то поверила, но историю запомнила.

— А ты чего спрашиваешь-то? — поинтересовался кузнец.

— А такой вот, огромный, но не толстый, и тот чернобородый разом от него удрал? — вопросом на вопрос ответила Маша.

— Про этого лучше не спрашивай, — помрачнел Янык и понизил голос. — Это из людей властелина, которые за порядком приглядывают. Говорят, многие сами из таких, как Вазек, все их повадки и обычаи знают, так что… не дают особенно расходиться-то. Но болтать об этом не следует!

— Ладно, не буду, — пообещала Маша, пытаясь уложить в голове эти разнородные сведения. Городом правит вроде бы городской глава, но еще и бандиты какие-то, а над бандитами другой бандит, поставленный властелином. С ума можно сойти!

— Вот, пришли, — сообщил Янык и пинком — руки были заняты — открыл калитку. — Заходи, сделай милость!

И Маша переступила порог очередного приюта, невесть уже какого по счету в череде таких вот временных обиталищ.

Глава 21

Дилемма

Дом у кузнеца оказался небольшим, всего-то две крошечные комнатки, располагался он на отшибе. Первая комната служила одновременно кухней, столовой и гостиной (если Янык, конечно, знал такие мудреные слова), а вторая каморка, видимо, считалась спальней. Впрочем, и в кухне можно было спать, и вполне вероятно, что зимой кузнец так и поступал — на печи все же теплее, чем в горнице, которая к утру наверняка совершенно выстывает — дом давно не подновляли, тут и там сквозило из щелей.

В жилище было не убрано. Не сказать, чтоб очень уж грязно или пыльно, но на столе громоздилась немытая посуда, печь явно давно не белена, по углам можно приметить паутину, пол не метен, да и вообще складывается ощущение какого-то беспорядка из-за повсюду разбросанных вещей.

Вот в спальне было чисто — да и немудрено навести порядок в комнатке, где, кроме кровати, ничего, почитай, и нет. Постель аккуратно застелил, подушки уложил горкой друг на дружку — вот и вся уборка. Должно быть, тут когда-то жили родители Яныка, а потом, возможно, его сестра.

Маша устроила Веся в спальне со всеми возможными удобствами. Она мало чем могла ему помочь — лекаря не позовешь, поскольку денег нет (она, отчаянно стыдясь такого поступка, обыскала карманы его сильно пострадавших штанов, но ничего не нашла). А сами они слабо разбиралась в медицине. Вернее, Янык руководствовался принципом «само заживет, а не заживет, так отвалится». Маша же ходила на курсы первой помощи, но о черепно-мозговых травмах там рассказывали мало, объяснили только, как правильно перевязать пострадавшего и как до травмпункта доставить (а лучше врачей вызвать!). Веся потаскали и вниз головой, и на руках, так что если и было у него, скажем, внутричерепное кровоизлияние, ничего уж не поделаешь!