Богатые тоже скачут, или Где спит совесть, стр. 53

— А ну слезай! — грозно зыркнула Миокомсат на последнего беглеца, все еще висящего у потолка. Вцепился, гад, как в родное — и не отдерешь! — Тебе отдельное приглашение требуется? — Дунула в его сторону.

Мужик подумал и, видимо, решил не оттягивать приятные моменты своей уже короткой жизни.

Блямц!

— Теперь, когда все в сборе… — Девушка принялась прохаживаться вдоль ряда вытянувшихся мужиков, похлопывая стеком по ладони. — Мы начнем знакомство с простейших правил поведения… ЖИВОТ ВТЯНУТЬ! РУКИ ПО ШВАМ! СМОТРЕТЬ НА МЕНЯ! Можно с обожанием!

Я поняла: мужики пристроены! — и пошла осматривать Йоргоса. Отвязала и отстегнула все то, чем его намертво прикрепили к хирурги… пыточному столу.

Приказала бандитам:

— Ну-ка, снимите его оттуда!

Его осторожно стащили вниз, на постеленную клеенку.

Мы с Вемулей внимательно осмотрели пострадавшего. Полный финиш! Ангел-хранитель протяжно присвистнула, я сожалеюще поцокала языком.

Да-а… Грехи наши тяжкие… Дела Йоргоса оказались плачевны. Весьма. Многочисленные внутренние кровоизлияния, сотрясение мозга, огнестрел в правое плечо, проникающие колющие ранения в печень и брюшную полость, переломаны некоторые ребра, отбиты селезенка и почки, на левой руке переломаны почти все пальцы, травма грудины…

Резвились ребятки, ни в чем себе не отказывая! Мужика с киборгом из «Терминатора» спутали.

Каким местом бы его палачи ни думали, парень до экстренной помощи парамедиков уже недотянет. Просто-напросто не успеет. Счет идет уже не на минуты — на секунды. Кошмар! Так и ухнет, не приходя в чувство, бедолага прямо в ад, не успев ничего изменить или понять в своей грешной жизни.

Мало того, испытывая непереносимую боль, эсбэшник наглухо закрылся в себе, расщепляя и надежно изолируя сознание. Никто не видит, но он уже в неадеквате. Серьезном. «Ничего не знаю!» — мантра, сквозь которую он не пропустит абсолютно ничего. Глухо.

Мне хорошо заметны признаки подступающего безумия. Если кузену Ника не помочь прямо сейчас — рехнется ведь окончательно, даже если каким-то непонятным образом и выживет. Йоргос замер и скорчился, где-то на уровне примитивных животных инстинктов стараясь не издавать ни звука, как будто это избавит его от дальнейших пыток и боли. Я чуть не зарыдала. Ур-роды!

И ведь не только забили едва ли не до смерти, пытали от души — так еще и обкололи чем попало! Видимо, у парня начался болевой шок, и «спецы» доморощенные срочно вытягивали с того света.

Дебилы! Такое сочетание взаимоисключающих препаратов… Да я просто поражаюсь, как у него до сих пор не спеклись мозги и не остановилось сердце! Тренированное, наверно.

Интересно, с какой стати похитители взбесились? Рановато, на мой взгляд. Такие проколы, совершенно непростительные ошибки… Верх непрофессионализма! Что, глава СБ неожиданно оказал активное сопротивление при задержании? Серьезно помял кого-то? Ну так надо хорошенько думать, к кому лезешь. Никос абы кого к себе не берет. Пусть даже из родственников.

Наверное, Йоргос отбивался изо всех сил. Не иначе…

Очень жаль.

Еще раз посмотрела на Георгиоса. Тот стремительно серел. На губах появилась розовая пена, глаза закатились… Не жилец. Душа в теле держится уже даже не на ниточке — тончайшей невесомой волосинке, которая быстро истончается. Вот-вот нагрянет ангел смерти, и останется нам с Вемулей только дружно разводить руками — увы-увы, заигрались и недоглядели.

А вот фигу тебе, друг-патриот! Партизана он вздумал из себя корчить. Никто никуда не идет! Выживешь и женишься как миленький!

Я нервно облизала губы — мне пришла в голову на удивление удачная мысль. Тут срочно требуется сверхъестественное вмешательство. И не подумайте, что я такая добрая. Просто семеро детей, с моей точки зрения, — самый страшный пожизненный приговор из всех возможных. И я не постою за ценой, чтобы так оно и произошло.

— Вемуля, поплачь, пожалуйста! — канючила я и лазила за ней виляющим хвостиком. — У меня уже квота на слезы закончилась, а у тебя есть, я знаю!

— Отстань! Не могу! — отпиралась шатенка, мотая головой. — У меня настроения подходящего нет! Мне нужен соответствующий лирический настрой, творческий толчок…

— Счас организуем! — Я метнулась к холодной и строгой Миокомсат, уже почти закончившей начальный инструктаж на долгом пути исправления отъявленных злодеев.

— Кто-то из вас может рассказать что-то душещипательное? — попросила я, обводя бестрепетным взором честную компанию. — Так, чтобы на слезу прошибало?

— Ну я могу попробовать, — пожал плечами покрытый с ног до головы татуировками блондин. И поведал нам, как его обижали в школе — в подготовительном классе отобрали завтрак и он ходил до вечера голодный.

Миокомсат достала из кармана конфету и вручила блондину.

Вемулю не проняло:

— Мне бы так! Принудительная диета — это полезно! Водичка — и никакой кефир с гречкой не нужен.

— Бесчувственная ты! — обиделись мы за блондина, нервно жующего сладкое.

Потом выступил второй, лысый, поведав нам, как ему в детстве запрещали иметь собаку и пришлось ему, несчастному, жить всего лишь с кошкой, попугаем, хомячком, морской свинкой и рыбками. А! И птенцом ворона до кучи!

Снова мимо кассы…

Третий, крашенный в три непонятных природе и неизвестных науке цвета, рассказывать что-либо наотрез отказался. Сказал — дескать, у него было счастливое детство, безоблачная юность и вообще… но везение закончилось сегодняшним днем.

— Ничего-то вы не понимаете! — взорвалась я. — Что вам до чужой боли и страданий!

Все, не сговариваясь, дружно посмотрели на Георгиоса, но деликатно промолчали.

— Завтраки, кошки, собачки! Какая чушь! — разорялась я. — Вот я — ангел, а он, — ткнула пальцем себе за спину, в сторону второй камеры, — человек! И нам никогда — вы слышите! — никогда не быть вместе! Обоим придется пронести это знание до конца своей жизни. Он умрет и уйдет в преисподнюю, а я буду следить за ним с небес, страдать и любить…

Блондин всхлипнул и потупился.

— Каждый раз я буду искать на Земле его отражение и пытаться увидеть в его глазах отсвет своего чувства! Потому что я — вечна!

Лысый начал слишком внимательно рассматривать потолок.

— Это все, что мне остается! И даже те дни, которые мне с ним остались, я должна провести в неумолимой вражде!

Крашеный поджал тонкие губы.

— Я люблю его! Но это чувство преступно! И я почти готова преступить закон, потому что отчаянно, мучительно хочу знать, каково это — быть любимой и любить!..

— Сволочь ты! — прошептала Вемуля, протягивая мне на ладошке две искрящиеся слезинки.

Я аккуратно подцепила влагу пальцами. Одну капельку втерла Йоргосу в разбитые губы, вторую сунула ему в рот. Теперь точно не помрет и дождется своей неугомонной женушки, которая — нюхом чую! — уже на подходе!

— Я — карающий ангел! — повернулась я к шатенке. — А хотела бы стать просто любимой женщиной!

И все присутствующие склонили головы, пряча глаза.

ГЛАВА 31

— Всем лежать! — Пара ударов тараном — и, вздымая клубы пыли, железная дверь с грохотом рухнула на пол нашей камеры. К нам ворвались полицейские со щитами, в черном облачении и яркими надписями police на груди. Некоторые спецназовцы стискивали в руках «моссберги», другие — что-то еще, не менее смертоносное.

Мы (то есть обитатели пыточной) послушались и залегли. Видимые я и три громилы с руками за головой послушно растянулись лицом вниз на грязном полу. Йоргоса я перед тем оттащила в сторону, чтобы ему еще больше под горячую руку в неразберихе не досталось. И теперь прикрывала сбоку телохранителя своим хрупким организмом.

Невидимая Миокомсат тоже разлеглась, но с комфортом. Девушка устроилась поперек троицы воспитуемых и, счастливо озирая доставшееся ей богатство, обсуждала вслух различные аспекты предстоящего воспитания.