Богатые тоже скачут, или Где спит совесть, стр. 49

— Кого волнует чужое горе?! — пожала я плечами, одной рукой поправляя растрепанную прическу. Добила: — Как настоящий мужчина, ты должен быть готов на все!

— На ВСЕ? А как же «вместе и в горе, и в радости»? — проникновенно спросил муж, широко ухмыляясь. — И я готов на все! Как то: закрыть тебя свои телом… — Он еще незаметно придвинулся.

— Не продолжай! — остановила его я — и морально и физически. Самое главное, физически. — В целом картина ясна!

— Да-а? — усомнился Никос, подвигаясь поближе. Видимо, в расчете на мой обморок. Шпильку ему в ногу, а не обморок!

— Да! — утвердительно кивнула я. — Раздутое самомнение, прогрессирующий склероз, половая невоздержанность и перегруженное либидо. Будем лечить! Ампутацией!

— Моя пылкая маленькая жена, — проурчал Ник, придвигаясь еще ближе и протягивая руки. — Такой накал страстей!

— Но-но! Руки! — Я опять остановила греческого ползуна. — То ли еще будет! — зловеще пообещала оборзевшему супругу. Как тигрица набросилась на благоверного: — Ты что устроил в ресторане?

— А что я там устроил?

Не знала бы, точно поверила. Сразу и навсегда. Угу: и в горе, и радости!

Похоже, ампутация нужна мне. Головы!

— Зачем ты поиздевался над Грегом Лаваццо? — нахмурилась я. — Что он тебе плохого сделал?

— Издевался?.. Я?! — искренне удивился Никос. — Да ни в одном глазу! Его только вежливо предупредили о последствиях необдуманных поступков — и все…

— Все?!! — Наглости его не было предела, зато был предел моему терпению! — А если бы невежливо, то как бы это выглядело?

— Неэстетично… — криво ухмыляясь, отрезал Казидис, по-кошачьи тихо подбираясь все ближе и ближе.

— Это не смешно! — Я на всякий случай отодвинулась. Гневно выплюнула: — Ты чуть его не покалечил!

— Чуть не считается! — Честному выражению глаз мужа мог бы позавидовать опытный карточный шулер. Вдогонку: — Ему еще повезло!

— Да ты что! — всплеснула я руками. Прошипела разъяренной гадюкой: — А мне — нет! Мне уж точно не повезло!

— Почему? — И снова поползновения в мою сторону.

— Потому, что в моей жизни появился ты, и теперь там ни для кого другого места нет! Я в круговой осаде! — рявкнула я. — Даже таблички «Занято» на лоб не нужно! Вместо нее у нас ты на полную ставку работаешь!

— Что тебя не устраивает?

Он действительно не понимает или просто валяет дурака — простите, дуру?!

— Меня не устраивают сроки! — отдышалась я от возмущения. — Слишком все быстро!

— Зато надолго! — вроде как утешил даму мужчина, внимательно следя за моими перемещениями, словно хищник в засаде.

— Вместо обычного месяца — тридцать два дня?!! — теперь по-настоящему разозлилась я. Все еще удерживая себя в рамках приличия: — А потом вышвырнешь меня из своей жизни, как остальных?

— На «остальных» я не женился, — лаконично парировал Никос. — И наши отношения продолжаются уже больше года…

— Не смеши! Только потому, что меня не было в наличии! — Моей ярости не было предела. А также не было в наличии: благоразумия, терпения, сознательности и… перечень прилагается!

— Вот именно! — Тут уже Ник взорвался, потрясая руками, шеей, головой и чего у него еще там есть по списку. Список был до-олгий, и взгляд на его теле отдыхал.

Я примолкла. Не хотелось попадать под этот греческий каток.

Никос, глотая слова и выплескивая леденящую ярость, перечислял:

— Мы женимся, проводим вместе изумительную ночь. Потом ты внезапно исчезаешь, даже не черкнув пары слов! Я схожу с ума, тралю все побережье, нанимаю водолазов, прочесываю все острова… — Тихо и страшно: — Меня едва не сажают за твое — слышишь, ТВОЕ! — убийство! Отпускают под залог. Я развязываю кровопролитную войну с конкурентами, поднимаю на уши всю Грецию, чтобы отыскать тебя!

— Мне очень жаль… — тихо сказала я, затаив дыхание. А что тут скажешь?! Действительно жаль.

С глухой болью муж простонал, ероша короткие густые волосы:

— Я тебя мысленно уже похоронил, целый год жил с этим… с тяжестью в душе и на сердце… чуть не сдох от тоски…

Я вздохнула. Я-то его отлично понимаю. Ведь я этот год тоже жила рядом с ним и с точно такой тяжестью.

Казидис взревел:

— А потом ты как ни в чем не бывало внезапно возникаешь как мой конкурент и банкир и пытаешься меня разорить! И, заметь, Я ДАЖЕ НЕ СПРАШИВАЮ — ПОЧЕМУ! Я терпеливо сношу твои выходки и пытаюсь за тобой ухаживать…

— Покушение на мою жизнь цветами называется ухаживанием? — заорала я, схватив его за руки. Просто сильно приперло высказаться. И не только высказаться. — Или кошачьи вопли под моими окнами? Или вынужденная диета?

— Тебе ничего не нравится! — возмутился Никос. — Что бы я ни предпринял!

— Может, стоит действовать не с таким размахом? — скромно предположила я, покачивая носком тапки. — Например, просто пригласить меня прогуляться? — Отпустила его руки.

— А ты пойдешь? — засомневался мужчина, почему-то опять застревая взглядом в области груди. — Тебя же ничем не поймешь!

— А ты попробуй! — подначила его жена. Ну хотя бы формально — жена.

Он сделал глубокий вдох, словно ныряльщик перед заходом на большую глубину.

— Ты пойдешь со мной на прогулку? — послушно спросил Никос, уставившись на меня, как будто я ему минимум «испанский сапог» предлагаю примерить. Если бы могла — уже сто лет целовала бы его в краешек напряженной челюсти. Но я не вправе. Не могу.

Или могу?..

— Конечно! — радостно улыбнулась я. С присущей мне уверенностью предложила: — Прямо сейчас!

И получила возможность полюбоваться на его приподнятые брови. Рука растерянно скользит по густым волосам.

— Да?!! — Если бы ему луну с неба сейчас достала и протянула, то удивления было бы на порядок меньше. На его лице появляется самая обольстительная улыбка, которую я видела в своей жизни. Он улыбается так искренне, так чарующе, будто ему вручили сейчас воплощенную мечту, повязанную розовой ленточкой.

Что-то больно колет соринкой мне в глаза и резко ударяет ножом по сердцу. Как жаль…

— Тогда я звоню Йоргосу…

— Почему не мадам Димитре?.. — съехидничала я. Беззлобно подколола: — Если уж отпрашиваться, так лучше у мамы.

— Нам нужна охрана, — словно маленькой, невозмутимо пояснил Никос.

— Угу, — кивнула я. — И если мне захочется тебя поцеловать, то я буду кричать в рацию: «Отвернитесь и закройте глаза руками», — да?! Смысл тогда охранять?.. Представляю себе эту незабываемую картину.

Кулаки незаметно сжимаются и разжимаются, рельефные мускулы, туго обтянутые тонким стретчевым гольфиком, откровенно выделяются. Пиджак в руках — а я и не заметила, когда он его успел снять.

— Хорошо! — неохотно признал мою правоту в последней инстанции Никос. Махнул рукой. — Пойдем так.

Из самого сердца рвется огонь, он скользит по моей коже, обнимает фигуру, болезненно плавит самую сердцевину моих устоев.

Но Ник этого не видит. Слава богу!

Я быстро смоталась в гардеробную и натянула джинсы и свитер, отказавшись от помощи заботливой няньки. Иначе бы я одевалась бесконечно! Я бы натягивала, он стягивал — и всем нашлось бы достойное занятие. А так пришлось кого-то оставить безработным.

Спустя полчаса мы выбрались из здания и в наступающих сумерках направились на прогулку в Центральный парк.

Пока мы гуляли по дорожкам и разговаривали, причем разговор не клеился и сплошь состоял из длинных пауз, мне показалось: некоторые непонятные личности попадаются на нашем маршруте гораздо чаще, нежели то допускает закон случайных чисел. Но только я открыла рот, чтобы поделиться ценным наблюдением с мужем, нижнюю часть лица мне закрыла чья-то немытая лапища, и я почувствовала укол в бедро. В то же самое!

Обманщик! Сволочь!!! Ну все! Когда проснусь — буду страшнее укуренного ежика! Я Нику такие кактусы в небе покажу, будут вместо салютов!!!

ГЛАВА 29

Отцвели уж давно хризантемы в глазах… Но мигрень все живет и гнездится в мозгах…