Заколдованная, стр. 25
И все же люди здесь когда-то жили. Одни называли их друидами. Другие — колдунами. Третьи вообще считали, что это были не люди, а демоны или боги.
Некоторые же — те немногие, кто был в это посвящен, — называли этот исчезнувший народ Наделенными Знанием.
— Эгберт не будет преследовать нас, — сказала Эмбер, когда почувствовала, что Дункан опять обернулся, чтобы посмотреть назад.
— Как ты можешь это знать? Он ленивый, но не слепой. Мы оставили след.
Она промолчала, не зная, как объяснить Дункану то сочетание знания и инстинкта, которое вселяло в нее абсолютную уверенность, что здесь никто не нарушит их уединения.
— Эгберт не сможет следовать за нами. Даже если бы он не боялся, то все равно не понял бы, куда мы поехали.
— Почему?
— Он не из Наделенных, — просто ответила она.
— Ну и что из того?
— Эгберт увидит перед собой препятствие и свернет в сторону, решив, что никто не смог бы здесь проехать.
Будто холодное, дуновение прошлось по спине Дункана, когда он припомнил, какими непроходимыми показались ему некоторые места на тропе… сначала.
— Вот почему я заставила тебя оставить лошадь, — добавила Эмбер.
— Ну да, она ведь не из Наделенных, — сухо бросил Дункан.
Эмбер засмеялась и покачала головой, отчего солнечный свет заиграл и заструился по ее волосам, словно жидкий янтарь.
— Белоногая привыкла ко мне, — сказала Эмбер. — Она идет туда, куда я ее направляю.
— А ты видишь тропу.
Это был не совсем вопрос, но Эмбер все же ответила, пожав плечами.
— Я ведь Наделенная Знанием. — Потом со вздохом добавила: — Но, как говорит Кассандра, я Наделенная не вполне и никогда такой не стану, если не займусь собой как следует вместо того, чтобы бродить по диким местам.
— Таким, как это?
— Да.
Дункан смотрел на чистую линию щеки Эмбер и размышлял о том, как же ему самому удавалось в таком случае видеть сразу и препятствие, и тропу — ведь его никто никогда этому не учил. Спросить у Эмбер он не успел, потому что она снова заговорила.
— Несмотря на то что я не была прилежной ученицей, мне все же удалось усвоить достаточно Знания, чтобы ходить по нескольким древним тропам. Долина Духов — это мое любимое место. Я им еще ни с кем не делилась. До нынешнего дня.
Ее тихо сказанные слова пронизали все существо Дункана подобно отдаленному раскату грома, скорее ощущаемые, чем слышимые, — как содрогание самой земли.
— Эмбер?
Низкий голос Дункана звучал болезненно, почти резко. Она уловила в нем прилив чувственного желания. Она уловила в нем также и какое-то безымянное томление, которое пропитывало его так же, как свет солнца пропитывает день.
— Что? — спросила она шепотом, поворачиваясь к Дункану.
— Зачем ты привезла меня сюда?
— Посчитать гусей Кассандры.
Карие глаза внимательно всматривались в лицо Эмбер.
— Гусей? — переспросил Дункан.
— Да. Осенью они прилетают сюда с севера, а вслед за ними тянется зима, словно какое-то мрачное полотнище.
— Но ведь для гусей еще рано, правда?
— Правда.
— Тогда почему ты их ищешь?
— Меня попросила Кассандра. Рунные камни предсказали раннюю, суровую зиму. Если гуси уже здесь, мы будем знать, что предсказание сбылось.
— А что говорят крестьяне? — спросил Дункан.
— Они говорят, что приметы перемешались.
— Как это?
— У овец отрастает очень длинная шерсть, но птицы еще поют в ветвях деревьев. Солнце еще пригревает, но суставы и старые раны ноют. Добрые священники молятся и видят сны, но каждый по-своему толкует ответ Бога.
— Приметы. Пророчества. Священники. Сны. — Дункан состроил гримасу. — Воину от всего этого только головная боль. Мне бы меч да щит — и я сам проложу себе путь, а там будь что будет… Или что было.
Открытая рана на месте потерянной памяти прочертила резкие морщины по обеим сторонам рта у Дункана. Эмбер провела по ним кончиком пальца, но не смогла проникнуть глубже его боли и гнева.
Она огорченно отвернулась и опять стала смотреть прямо перед собой, где ее глазам открывалась дикая красота зеленой долины. По обеим сторонам тропы рябины, подобно падшим ангелам, жались к серым каменным утесам. На концах их ветвей рубиново пылали немногие не замеченные птицами ягоды. Призрачные березы теснились в расселинах и густо росли вдоль гребня. Они протягивали свои голые ветви к осеннему небу, молчаливо вопрошая его об ушедшем лете и грядущей зиме.
Впереди и немного правее невысокое кольцо из лежащих камней говорило о том, что это древнее место. Еще одно кольцо — большего размера и менее правильной формы, из отвесно стоящих камней — виднелось на странно ровном гребне.
Внезапно тишину прорезал высокий, резкий крик орла. Крик повторился один раз, другой, третий.
Дункан запрокинул голову и послал в небо ответный крик, с необычайной точностью повторивший зов птицы.
Крылатый хищник плавно повернул в сторону, словно удостоверившись в праве Дункана и Эмбер быть здесь, в этой сказочной долине. Пока они смотрели, орел поплыл в невидимом воздушном потоке к дальнему концу гряды и скрылся из глаз.
— Кто научил тебя отвечать на вопрос орла? — тихо спросила Эмбер.
— Мать моей матери.
— Значит, она была из Наделенных Знанием.
— Не знаю, — ответил Дункан. — У нас никого не называли Наделенными.
— Порою, в иных местах, бывает лучше не называться никак.
Дальше Дункан и Эмбер ехали в полном молчании, пока серебристый ручей с быстрым течением не вывел их в небольшую долинку и дальше, к неугомонному морю. Волшебный ветерок расчесывал казавшиеся живыми волокна болотных трав.
Для мужчины и женщины, остановившихся на небольшой возвышенности над болотом, шум ветра и шуршание трав складывались в звук голосов множества людей, шепчущих, бормочущих, вздыхающих, поверяющих им свои тайны… в шелест тысячи сдерживаемых дыханий, колеблющих воздух.
— Теперь я знаю, почему это место называется Шепчущим Болотом, — тихо произнес Дункан.
— Оно остается таким лишь до прилета зимних гусей. А тогда в воздухе стоит гомон от их криков и свиста крыльев, и шепот болота бывает слышен только в самые ранние предрассветные часы.
— Я рад, что увидел его сейчас, когда солнце превращает верхушки болотных трав в огоньки свечей. Это как в церкви, в самые последние мгновения перед началом мессы.
— Да, — прошептала Эмбер. — Именно так. Все наполнено ожиданием.
Несколько минут Дункан и Эмбер сидели в молчании, наслаждаясь особым чувством покоя, царившим на болоте. Потом Белоногая опустила шею и натянула уздечку, прося, чтобы ей дали попастись.
— Она не уйдет, если мы спешимся? — спросил Дункан.
— Нет. Белоногая почти так же ленива, как Эгберт.
— Тогда пускай отдохнет немного до того, как мы пустимся в обратный путь.
Дункан спешился и снял Эмбер со спины лошади. Когда он поставил ее на ноги, пальцы ее ласково скользнули по его щеке, по гладкому темному шелку его усов. Он повернул голову и поцеловал ее руку. От нежного тепла его губ ее дыхание участилось.
Заглянув снизу вверх в глаза Дункана, Эмбер поняла, что должна отстраниться. Ей не надо было прикасаться к нему, чтобы ощутить его желание, которое было такой же частью мироздания, как и зов вольного орла.
— Очень скоро нам надо трогаться в обратный путь, — сказала она.
— Да. Но прежде…
— Что прежде?
— Прежде я научу тебя не бояться моего желания.
Глава 8
— Это… будет неразумно, — сказала Эмбер прерывающимся голосом.
— Напротив, бесценная Эмбер, это будет самое разумное из всего, что я когда-либо делал.
— Но мы не должны… мы не можем…
Дункан медленно провел пальцами по губам Эмбер, и ее слова, как и мысли, рассыпались в разные стороны. Она так ясно ощутила его желание, что ее бросило в дрожь.
Но еще яснее она ощутила его сдержанность.
— Дункан? — в смятении чувств спросила Эмбер.
— Я не стану овладевать тобой, — просто сказал Дункан. — Не знаю, что я сделал тебе в прошлом и почему ты боишься моего желания сейчас, но знаю, что ты боишься его.