Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013, стр. 106
— И все же неожиданно от вас столь безрассудное действие. Вы прекрасно, лучше меня, знали кто этот человек. И вот так, запросто убили его? И кого, вы думаете, обвинят во всем этом? Вас, конечно же, никто не видел. Вы приходите и уходите незаметным. А я? И перестаньте уже улыбаться во весь рот. Это только раздражает. Фракиец мертв, а его единственный посетитель в эту ночь, я. Мне … придется скрываться. Так какая же от этого польза? Все кончено…
— И они будут правы, мой друг, обвинив вас. Абсолютно правы. Но не стоит от этого хоронить себя раньше времени. Не бойся бросить вызов этим свиноедам, как вы их называете, и их римским легионам. Ведь сила не в их жалком числе, мой друг. Некоторые люди в Риме только и ждут, чтобы иерусалимское правительство предприняло уже какие-нибудь действия, которые могли бы рассматриваться как нападение. Так будь этим началом. Стань тем, кто освободит свою страну.
Эти слова не подействовали отрезвляюще на Нахума, еще недавно находящегося в полной уверенности и решительности. Сейчас он мельтешил, не знаю куда податься, пропуская половину слов от своего теневого друга. Страх полностью захватил его, накрыв своими сомнениями.
— Бежать. Мне надо бежать, и сегодня же. Мы не готовы, нет-нет. Надо скрываться. Теперь никакого выбора у меня и не осталось, благодаря тебе. Что теперь делать?
— Бежать? Куда? Очнись, мой друг. Мы стоим перед решающим шагом в истории. Так сделай его. Не беги от него. Просто возьми себя в руки.
— Нет-нет. Все не так… А тебя и вовсе не должно было здесь быть сегодня. Зачем?
— Мы там, где должны быть, и решать это, увы, не тебе. Мы видим дальше тебя. А ты слишком возбужден. Ничего-ничего. Утром все пройдет. Это не первая смерть на твоих руках. Ты понесешь знамя освобождения, оставляя после себя кровавый смерть. Да очнись, ты уже…
— Я … не знаю. Я не готов к… этому. Слишком это… Не по мне все это. Не так я представлял себе всё.
— Посмотри мне в глаза, и вспомни, кто ты. Вспомни, чего ты добивался, чего лишился. Вспомни кто твой враг. И пойми, что битвы не выигрываются чистыми руками и пустыми словами. На твоих руках будет кровь. Ты должен сделать это, ради всего того, что тебе дорого.
— Я… помню кто я. Возможно, ты и прав. Нужно время. Время, чтобы решиться. У них огромная власть…
— Важнее иметь власть, чем показывать, что она у тебя есть. И сегодня мы ее показали. Рим не так уж и могущественен и непобедим, как ты думаешь, как все думают. Если восстанут все приграничные провинции: в Германии, Египте и Иудее, то Рим развалится на следующий день. Он держится на вас, покорных массах.
— Но пока все же держится, и одна смерть этого не изменит. И я еще не уверен, что маленькая Иудея должна вступать в борьбу с теми, кто обладает мировым могуществом.
— Мы поддержим вас. Начните только, и мы встанем рядом с вами.
— Вы поддерживаете нас, а мы даже не знаем кто вы такие. Посмотри на себя…
— Ты прекрасно знаешь, на что мы способны. Фракиец тому доказательство. Мы показали тебе свою силу, а ты по-прежнему сомневаешься?
— Я уже не знаю, во что верить…
— Мы Отверженные. Мы такие же, как и вы, угнетенные несправедливостью сильных мира сего. Но мы выступили против них. И что получили? Силу, власть, и возможности. Тебе достаточно сейчас знать, что некие могущественные силы поддерживают вас в наших бедах. Но они выше твоего понимания. Просто знай, что пока вы с нами, вы будете под защитой. И не стоит сомневаться в даре Бога, и в тех кому он был дарован.
— Я просто должен поверить вам, но… Не знаю, не уверен. Я прекрасно понимаю, что вы не избранные нашего Бога. Вы даже не иудеи. В вас нет никакой веры. Вы беспощадны в своих действиях и решениях. Но… сила, которой вы распоряжаетесь, поражает меня. Я не знаю, как вы получили ее. И почему вы, а не кто-то другой. Если вы действительно выступите с нами… Вы сеете ветер и пожнете бурю.
— Не стоит бояться тех, кто помогает. Бурю, о которой ты говоришь, мы укротим. Наша власть реальна. Цель у нас одна. И это главное, а кто и откуда, решил вас поддержать в этой нелегкой борьбе, будет неважно, когда придет день нового начала.
— И все же, я хотел знать, кто те, о ком вы говорили? Возможно я и не смогу понять. Возможно они и выше моего понимания, как вы утверждаете. Но все же? Я хочу встретиться с ними.
— Не думай, что ты тот с кем они захотят говорить. Мы называем их четырьмя всадниками Апокалипсиса. Они освободят ваш мир, как освободили нас, Отверженных. Мы были заключены в вечности, пока не пришли они, и дали нам силу. Мы служим им. Но не понимаем. Тебе пока не суждено встретиться с ними. Всадник Войны, Проэльё, сейчас в Германии. Другие же трое в Риме. Но это неважно. Тебе стоит беспокоиться только о своем народе. И помни, что одного человека, кем бы он ни был, заменить на другого, не так уж сложно. И ты вполне можешь оказаться этим человеком.
— Которого заменят, или который заменит?
— Это тебе решать, Нахум. Сделай правильный выбор.
— Иудея объявляет Риму войну.
Глава пятая. Жемчужина
Белый, сверкающий и пышный, лежал на своих холмах город Беэр-Шева, самое восточное из крупных поселений на границе Иудейской пустыни. Население его являло собой пеструю смесь сирийцев, вавилонян, армян, евреев, персов, арабов, а греко-римского в ней только и было, что архитектура. К югу от города тянулась степь. Но сам город, богатый водой и цветущий, лежал близ реки, и ветры с гор, придавали городскому воздуху свежести и чистоту.
Беэр-Шева лежал на перекрестке многих дорог. Это был богатый, для этой местности, город. Через него проходила индийская и аравийская торговля пряностями и благовониями, равно и большая часть торговли жемчугом и ценными шелковыми тканями. Беэр-Шева славился своими прекрасными постройками, возведенными еще столетиями назад, но перекроенные недавно римлянами. Ранее здесь господствовали хетты, ассирийцы, вавилоняне, армяне, македононяне. Напоследок, триста лет тому назад, вторглись арабы. Теперь же Беэр-Шева входил в провинцию Иудеи, и как одно из маленьких буферных государств между Римской империей и Парфянским царством был под постоянной угрозой.
Много тысяч человек жили в прекрасном городе белых и коричневых: арабские князья и их советники, греческие и сирийские купцы и землевладельцы, иранские астрологи, еврейские ремесленники и ученые, офицеры и солдаты римского гарнизона. Почти всегда через город тянулись караваны бедуинов. Среди всех этих народностей еще кишела пестрая смесь многочисленных рабов. Все эти люди, белые, черные, коричневые, с их скотом, верблюдами, овцами, козами и собаками, жили, дышали, двигались в тесной близости друг с другом, говорили на многих языках, на разные лады почитали множество богов, вместе ели, пили, спали, совершали сделки, заключали браки, ссорились и мирились, и все гордились своим городом.
Но Эфраима этот город всегда претил и угнетал. Своим ли постоянным движением и суетой, или чем-то еще — он не знал. С арестом отца, все это лишь усугубилось. Он хотел покинуть его, и чем быстрее, тем лучше. Раньше, еще в детстве, он грезил о Риме, и его величии. Он много о нем читал, но сейчас от этого было мало толку. Время прошло, он взрослел, и настроение его кардинально менялось. Из великой империи, для него Рим, превратилось в ужасную тиранию. И ныне он непросто не любил римлян, он ненавидел их.
Но вынужден отдать им должное: организационный талант у них есть, есть своя техника, свой уникальный последовательный ум. Они многое могли дать. И давали одним, отнимаю у других. Такая вот система распределения.
Эфраим мог пойти куда угодно, изучать любые науки — положение позволяло. Конечно, пока отец был с ними. Он мог посвятить себя просвещению, или религии. Но у него был свой путь — литература. Сила слова вдохновляла его. Он изучал, желая творить. Его влекла к себе одна величественная тема из истории. В древних книгах, повествовавших о его народе, Эфраим издавна был взолнован больше всего одним повествованием: освободительная борьба Маккавеев против греков.