За далью волн, стр. 79
Гвинифру, которая во время допроса «упала в обморок», вынесли из шатра помощники лекаря-брадобрея.
Питера в конце концов отпустили, учитывая то обстоятельство, что предстоял великий бой, а легион Питера — «Ланселота» — стоял в лиге от лагеря Артуса.
Питер вернулся к стойлам, где был привязан Эпонимус, и обнаружил там Мирддина. Селли Корвин сидела на наковальне и ждала его.
— Поздравляю, — ухмыльнулась она. — Я слышала, что ты отправил на тот свет злобного убийцу Медраута и не дал ему прикончить Артуса.
В сознании Питера бушевал Ланселот. Он то вырывался на волю, то отступал. «Ночь длинных ножей» продолжалась. Вряд ли Питеру удалось бы продержаться в теле Ланселота еще день.
— Зачем, Селли? — спросил Питер, не особо надеясь на то, что получит честный, прямой ответ. Она удивила его.
— Артур умер, и мы, саксы, завладели этим прекрасным островом. Теперь не завладеем. — Селли улыбнулась, пожала плечами. Она весьма экзотично выглядела в теле дряхлого старика.
«Мы — саксы?» — Но пока Артус жив, — возразил Питер, — Римский католической Церкви никогда не установить здесь свое владычество… Артур — кельт, но он отступник, еретик! Как же ты можешь вот так запросто лишить спасения весь свой народ?
Селли, похоже, удивилась такому вопросу. Она погладила седую бороду Мирддина.
— Церковь? Но с какой стати ты решил, что я — католичка?
Питер обмер.
— Если уж считать меня верующей, — продолжала Селли, — то я англиканка, дружок.
— Но как же.., как же Ирландская Революционная армия…
— Я к ней не имею ровным счетом никакого отношения, милый. О да, я правда давала им денег на покупку бомб, и вообще в том, что касается торговли с ними дело иметь исключительно приятно. Платят вовремя и никогда не задают глупых вопросов.
Питер покачнулся. Ланселот отчаянно рвал сковывавшие его путы. Правая половина тела начала собственную жизнь. Рука потянулась к несуществующему топору. Но все же Питеру удалось одержать верх, и хотя бы на миг он вновь загнал Зверюгу в темницу.
— Чувствуешь его? — искренне полюбопытствовала Селли. — Ланселот выталкивает твое сознание, как и Мирддин — мое? Тебе, наверное, потруднее приходится — тяжко небось сражаться с таким великим воином. А Мирддин — всего-навсего трусливый старый отставной колдунишка.
— Селли Корвин — это твое настоящее имя? Она кивнула.
— Ты.., англичанка?
— Такая же, как Фрэнк Китц и Г.Б. Сэмьюэлс. «Анархисты».
— Ты анархистка?
— Наверное. Нет, не совсем.
— Но тогда.., почему? Господи Иисусе, почему, Селли? Я правда, правда очень хочу понять!
Она оскалилась, словно готовящаяся сожрать добычу акула, обнажив при этом гнилые зубы Мирддина.
— Потому что я до смерти ненавижу всех вас, мерзкие ублюдки саксы!
Питер не сводил с нее глаз. Отвращение подкатило к глотке, словно жгучая желчь.
— Селли, но ведь ты и сама — одна из этих самых мерзких ублюдков саксов!
— Да? Знаешь, на этот счет я могла бы процитировать Джона Куэйла. «Знай я, что за мерзость эта жизнь, я бы и не подумала рождаться на свет». Сам понимаешь, я в этом не виновата.
— Мне кажется, ты сама не понимаешь, зачем сделала это. Она улыбнулась, откинулась назад, прислонилась к стенке стойла.
— С меня вполне хватит того, что я уничтожила тебя, твой народ, твою страну, твою культуру. Всех вас. Мало не покажется, а, гаденыш Питер Смит? Я сделала это потому, что смогла, мерзкий подонок.
— А ты… Питер Смит Кровавые Руки, ты хоть раз в жизни смотрел на себя в зеркало? Может, там и отражаться нечему? Ты, небось, и тени в полдень не отбрасываешь! Ты убил его, убил этого мальчика, Медраута, только потому, что думал: он — это я!
— Но разве ты теперь не понимаешь, почему я должен был сделать это?
Она злорадно ухмыльнулась. Устремила на Питера пристальный, долгий взгляд — ни дать ни взять, вылитый Чарли Мэнсон.
Питер не мог найти слов, которые разрушили бы упоение Селли победой. Он вытащил из ножен кинжал — тот самый, что уже прервал сегодня две жизни. Что теперь значила еще одна?
«Выходи, ну, выходи же, где бы ты ни был!» — призвал Питер Ланселота.
Селли, завидев обнаженный клинок, ухмыльнулась так широко, что странно, как только кожа не треснула на морщинистой физиономии Мирддина.
— Бери меня! — радостно воскликнула она. — Я твоя! Отправь меня обратно! Я вернусь, ты прекрасно знаешь, что я вернусь и окажу Dux Bellorum помощь в самый трудный час.
— Откуда ты вернешься? Из девственного леса, в котором и в помине нет никакой машины времени?
— Что?
— Я видел этот мир, прежде чем отправился сюда, Селли. Там никакой техники — даже автомобилей нет. — «Убей ее. Убей немедленно!» Но запертый в клетке сикамбриец почему-то не показывал зубы.
— Что ж, замечательно. Как хорошо, что я искушена в истории развития науки, — произнесла Селли, полуприкрыв веки под нахмуренными кустистыми бровями. — На восстановление тороида уйдет несколько лет, но я рассчитаю время и вернусь в Камланн через несколько недель.
— О… — проговорила она чуть погодя. — Похоже, я забыла тебе кое-что сообщить. Когда мы на днях беседовали с Марком — очаровашкой Медраутом, — он проболтался. Там, в реальном времени, твое тельце умерло, Питер, птичка моя.
Ты мертв. Когда ты умрешь здесь, когда Ланселот в конце концов изгонит тебя из своего тела, тебе крышка. Ты станешь достоянием истории. Adios, ты — призрак! — и она зловеще расхохоталась.
Неожиданно Питер заметил, что они уже не одни. Кучка легионеров обступила их с Мирддином. Воины стояли с отвисшими челюстями и наблюдали за их перепалкой. Питер услышал взволнованный шепот. «Вернусь.., в самый трудный час…» — «Mors ultima ratio», — проговорил Питер, шагнул к Мирддину и воткнул кинжал в грудь старика. Друид умер мгновенно, не издав ни звука.
«Проклятие! — вспомнил Смит. — Я ведь ей так и не сказал, что Артус убит. Теперь весь мир — к услугам саксов, он открыт для тебя и меня, старая перечница».
Vaya con dios «Ступай с богом (исп.).», кровавая Селли Корвин. Надеюсь, ты неплохо отдохнешь в «Краме».
Толпа воинов разразилась испуганными возгласами. Легионеры попятились от разбушевавшегося Ланселота, который теперь окончательно занял свое место. Еще несколько мгновений Питер смотрел на мир из своей новой тюрьмы — смотрел глазами Зверюги.
А потом он уплыл, улетел на крыльях смерти, мысленно навсегда простившись с Гвинифрой — единственной своей настоящей любовью.
«Cave canem» — была его последняя мысль. «Берегись собаки».
Глава 50
Анлодда теснее прижалась к Корсу Канту. Он нежно целовал ее. Шли часы, но юноша никак не мог уснуть. «У меня есть ответ», — сказал старый король, но больше не проронил ни слова. Ушел, оставив их с Анлоддой в своем павильоне, строго-настрого наказав не высовывать носа отсюда и сидеть тише воды, ниже травы.
— Гм-м-м… Анлодда, — неуверенно проговорил бард.
— Да, милый?
— Ведь в конце концов.., мы любим друг друга, верно?
— Да.
— И несмотря на то, что нам никогда не суждено пожениться, мы будем всегда любить друг друга?
— Да?.. — Она нахмурилась и подозрительно посмотрела на Корса Канта. — Корс Кант Эвин, надеюсь, ты не предлагаешь, чтобы мы накинулись друг на дружку, словно парочка диких свиней?
— Нет! Нет! — поспешно возразил юноша.
— Ты должен понимать: если я и выйду в конце концов за кого-нибудь замуж и если этот кто-то окажется человеком цивилизованным, вряд ли ему придется по душе мой отпрыск, зачатый раньше срока, и к тому же внешне как две капли воды похожий на одного барда. Так что.., если у тебя нет при себе мешочка из телячьей кожи, которые римляне надевают.., ну ты знаешь, на что.., то лучше бы нам воздержаться.
— Но ведь с Ланселотом.., ты…
— Питер? Он научился владеть собой. К тому же тогда со мной это было впервые. В первый раз не забеременеешь. Корс Кант посмотрел на возлюбленную.