Только моя, стр. 70

— Мы разобьем здесь лагерь, — объявил Калеб.

— Еще два часа до темноты.

Калеб взглянул искоса на Джессику проницательными карими глазами.

— Чтобы перебраться через водораздел, потребуется много времени. Если мы не разобьем здесь лагерь, нам придется идти через полузамерзшее болото в темноте, а спать в седле.

Джессика поймала взгляд Калеба, вздохнула и озабоченно посмотрела через плечо. Ей показалось, что она уловила движение позади, но Калеб не проявил беспокойства. Повернувшись к нему, она увидела загадочную улыбку на его лице.

— Не беспокойся, Рыжик, — сказал Калеб дружелюбно. — Я так далеко увел тебя от твоего мужчины, что он с ума сойдет, пока догонит нас.

— Вулф не приедет.

— Чушь собачья.

Джессика удивленно посмотрела на Калеба. Он улыбнулся ей ласково, словно перед ним была Виллоу.

— Даже если ты прав, — сказала Джессика дрогнувшим голосом, — Вулф не сможет добраться до нас так быстро, не загнав лошадь до смерти. Он этого не сделает.

— Одна лошадь не сможет, — согласился Калеб. — Три смогут — Дьюс, Трей и Измаил.

— Что?

Калеб посмотрел мимо Джессики на открытую долину, которую они только что миновали.

— На твоем месте, — посоветовал он, — я бы в ближайшие несколько минут обдумал, как усмирить гнев Вулфа.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Калеба, Джессике не понравилась. Она встала в стременах и посмотрела вдаль.

Две большие черные лошади и одна гнедая поменьше вынырнули из леса и мчались по направлению к длинной дуге поросшего травой водораздела. Лишь на одной из них был всадник. Он на ходу перемахнул с черной лошади на спину гнедой.

— Господи боже! — воскликнула она.

— На мой взгляд, это больше похоже на Вулфа Лоунтри, — спокойно сказал Калеб.

Внимательные карие глаза Калеба следили за приближением лошадей. Когда он увидел, что ружье Вулфа продолжало оставаться в чехле, Калеб издал вздох облегчения и ободряюще улыбнулся Джессике. Впрочем, та этого не заметила. Она сидела на Туспоте и покорно ждала, понимая, что у ее лошади нет никаких шансов перегнать арабского скакуна.

Вулф даже не посмотрел на Калеба, когда галопом подъехал к беглецам и на полном скаку остановил Измаила, заставил заплясать на месте и повернуться назад. Взор Вулфа был направлен на огненноволосую молодую женщину, которая грациозно восседала верхом на Туспоте. Вулф спокойно спешился, повернул разгоряченных лошадей к Калебу и молча подошел к Джессике.

— Я разобью лагерь среди этих деревьев, — объявил Калеб, показывая на редкую хвойную рощицу в миле от дороги.

Вулф кивнул.

— Только помни, что она делала то, что, по ее мнению, было тебе на благо, — сказал Калеб, беря Измаила за поводья. — Вроде того, что делал ты, считая, что это лучше для нее.

— Adios, [6] Кэл, — сказал Вулф решительно.

Не говоря больше ни слова, Калеб направил свою лошадь в сторону заходящего солнца, забрав всех лошадей, кроме той, на которой сидела Джессика. Туспот потянулся за ними и обиженно заржал.

Вулф без предупреждения запрыгнул на лошадь позади Джессики, взял из ее рук поводья и направил Туспота к осиновому подлеску. Нежные, только что распустившиеся листья казались такими неестественно зелеными в косых лучах заходящего солнца. При легких порывах ветерка они дрожали и волновались, словно живые.

Джессика трепетала не меньше их. Она видела перед собой смуглую, крепкую ладонь, сжимающую поводья, и руку у своего плеча. Искушение прикоснуться пальцами к венам на запястье Вулфа было так велико, что она закрыла глаза. Ценой большого усилия воли она преодолела в себе желание потрогать жизнь, которая бешено билась в Вулфе при его внешнем спокойствии.

Вулф спрыгнул с Туспота и привязал его к стройной осинке. Затем он встал перед Джессикой и посмотрел на нее вопрошающим взглядом. Это была, наверное, самая длинная минута в ее жизни. Она выдержала взгляд прищуренных темно-синих глаз, глубоко запрятав в себе боль и желание.

— Ты, кажется, удивилась, когда я прискакал, — сказал Вулф.

— Калеб не удивился… Он сделал все, разве что костры на деревьях не разжигал, чтобы ты нашел нас.

— Я нашел бы тебя даже на краю света.

— Зачем?

Вопрос, кажется, вывел Вулфа из равновесия.

— Ты моя жена!

— Брак недействителен.

— Черта с два! Я был в тебе так глубоко и так основательно, что нам не уйти друг от друга.

Пунцовые розы появились на скулах Джессики, однако она не отступила.

— Ты сказал, что исключаешь возможность рождения ребенка, а это противоречит моему желанию, — аккуратно сформулировала Джессика. — Это основание для развода.

— Я хотел оградить тебя от риска во время родов!

— Значит, ты признаешь. — Джессика холодно пожала плечами, хотя испытывала сильнейшее внутреннее напряжение. — Магистрат может рассматривать твои действия как не весьма благородные.

— Вот в том-то и дело, — парировал Вулф. — Я не благородный. Ты благородная!

Как ни сопротивлялась этому Джессика, она не смогла удержать слезы. От боли и гнева ее голос задрожал.

— Да, это та единственная вещь, которую я не могу изменить, а ты не можешь мне простить! — отчеканила она.

— Ты говоришь глупости!

Ее глаза, казалось, были способны просверлить его насквозь.

— Я могу научиться готовить, убираться и стирать, — сказала Джессика. — Я могу сгорать от страсти в твоих объятиях, как и ты в моих, но тебе этого недостаточно. Тебе никогда не будет этого достаточно! Ты презираешь аристократов, а мой отец был граф.

— Дело не в…

— Ты хочешь держать меня рядом, — продолжала она безжалостно, — но не как жену. Я не гожусь быть матерью твоих детей! Я избалованный, гадкий ребенок! Я…

— Джесси, совсем не это я…

— …девчонка, а не женщина, такая же бесполезная, как соски у борова, неподходящая для…

— Да черт побери же!..

— Да, это так! — хрипло вскричала она, глядя на него сверху. — Ты никогда мне не лгал, какой бы жестокой ни была правда. Не начинай лгать сейчас, когда больше нет необходимости. Я тебя заманила в ловушку, я тебя отпускаю на свободу. Возвращайся в страну, где ты родился, страну, которой я недостойна и никогда не буду достойна. Я такая, какая есть…

— Проклятье! Ты выслушаешь меня, или я вынужден буду…

— … а ты Дерево Стоящее Одиноко, и то, что ты спал со мной, — самая большая ошибка в твоей жизни.

— Чушь! — выпалил Вулф. — Самая большая моя ошибка, что я пообещал Виллоу постараться сперва поговорить с тобой.

Вулф без предупреждения сдернул Джессику с седла и прижался ртом к ее губам. Она пыталась вырваться, колотила его, но он был намного сильнее. Он удерживал ее до тех пор, пока дикий хмель его поцелуя не проник глубже, чем гнев.

Не в силах более сопротивляться ему и себе, она покорилась мягкости, которую он к тому моменту обрел, и отдалась поцелую. Не скоро Вулф оторвался от Джессики.

— Вот единственная правда, которая имеет значение, — проговорил Вулф, смахивая с лица Джессики слезы. — Ты моя, только моя. И я — твой.

— Ты — Дерево Стоящее Одиноко.

— А ты — солнце в моем небе. Не прячь от меня солнца, Джесси.

Она хотела что-то сказать, но потрясенная тем, что увидела в его глазах, смогла лишь выговорить:

— Вулф…

— Останься со мной, Джесси Лоунтри, — прошептал он. — Раздели со мной эту дикую страну. Люби меня так, как люблю тебя я.

Эпилог

В течение последующих нескольких месяцев Вулф показал Джессике свои любимейшие места на западных землях. Они вместе ощутили в пустыне запах влажных ветров, которые приносят в иссохшую страну великое чудо — воду. Вместе они стояли среди каменных холмов, возвышающихся, словно корабли среди бесконечного песчаного моря.

Вместе они любовались каньоном — таким обширным, что его может пересечь только солнце. По дну каньона серебряной змеей извивалась девственная, недостижимая река. Вместе они стояли в прокаленной солнцем тишине городов, построенных людьми, которые давным-давно умерли. Древние, загадочные, высеченные в скалах и втиснутые в расселины, города были пустынны, их единственным обитателем был ветер. Они стояли, храня тайны и дух далеких, неведомых времен.