Очарованная, стр. 64
Ариана быстро заморгала от удивления.
— Тебя учили ублажать мужчин? Зачем? Я думала, что плотская любовь уже сама по себе для них наслаждение.
— Удовольствие можно получить от корки черствого хлеба и глотка воды, утолив на первое время голод и жажду. Но потом тебе захочется и павлиньих язычков в меду, и крепкого вина.
Мари встряхнула лиф платья, над которым она работала, слегка разгладила шов и снова принялась за шитье.
— Для мужчин, которым больше нравится вкус павлиньих язычков, — продолжала она, — опытная женщина — райское блаженство. До меня Саймону доводилось пробовать только черствый хлеб. Некоторое время я имела над ним большую власть. Однако в конце концов любовь к брату победила в нем похоть.
— И ты жалеешь только о том, что потеряла над ним власть? — не удержалась Ариана.
— Ну конечно. Зачем же иначе женщине знать, что нравится мужчине?
— Для того, чтобы доставлять ему удовольствие, — ответила Ариана.
Внезапно она вспомнила, как сидела у Саймона на коленях и, держа в своих руках его возбужденную горячую плоть, ласкала его. И тогда она вспомнила еще кое-что — свои собственные ощущения.
— И потому, что ей приятно доставлять ему удовольствие, — добавила Ариана, с трудом подавив чувственную дрожь.
Мари улыбнулась и покачала головой, удивляясь неискушенности юной норманнки.
— Вам никогда не удастся приобрести власть над мужем, если вы не будете держать себя в узде, — отчетливо произнесла Мари. — Но если вы хотите подчинить его себе, то вам придется научиться многим вещам: как целовать его и где укусить, где лизнуть и как ласкать, где поцарапать, а где и погладить, как прикоснуться к нему губами и когда принять его в свое лоно.
Ошеломленная этим деловитым перечислением, Ариана даже не нашлась, что ответить.
— В наслаждении таится огромная власть, миледи, — продолжала Мари. — И это единственная власть, которая дана женщинам над мужчинами. Но за это мужчинам принадлежат все сокровища мира, а мы, женщины, не владеем ничем — даже своим телом.
Ариану ужаснуло то, как Мари представила ей людские отношения. Но она почувствовала еще больший страх, когда вдруг поняла: Мари что-то разрушила в душе Саймона, точно так же, как Джеффри — в душе самой Арианы.
«Саймон никогда больше не сможет доверить свои чувства женщине, а я не смогу больше доверить свое тело мужчине.
Но я должна это сделать. У меня больше нет сил нести в себе печальный и жестокий груз прошлого. Этому должен прийти конец.
Во что бы то ни стало».
Мари подняла глаза на Ариану и вздохнула.
— И не думайте даже об этом, леди. Никогда у вас не получится подчинить себе Саймона с помощью гаремных трюков. У вас слишком страстное сердце.
— Страстное? — испуганно переспросила Ариана.
— Об этом мне рассказала ваша арфа, — ответила Мари. — Слушая ее, я бы, кажется, и сама вас соблазнила. Но вам нужен только Саймон. И к тому же Саймон — один из немногих известных мне воинов, кого следует опасаться этому упрямому ослу Джеффри.
— Джеффри, — зло повторила Ариана. — Почему ты не соблазнишь его?
— Не думаю, что вам, леди, он настолько небезразличен, что вы заботитесь о его удовольствии.
— Я его презираю!
— А, я вижу. — На губах Мари мелькнула жестокая улыбка.
Она завязала еще один узелок, расправила почти дошитый лиф платья и удовлетворенно кивнула.
— Сегодня ночью, как только Джеффри наскучит ваша служанка…
— Джеффри сейчас с Бланш? — потрясение произнесла Ариана.
— Да, но только потому, что я ему отказала, зная, что Саймон его терпеть не может.
— А ребенок Бланш… он от Джеффри?
— Похоже на то. У нее хватит ума смекнуть, что внебрачный ребенок знатного господина — совсем не то, что крестьянский отпрыск. — Мари пожала плечами. — Но ей со мной не тягаться. Да и Джеффри тоже.
Ариана ничего на это не возразила.
— Он у меня поползет в чем мать родила через весь свиной загон и будет лизать то место, на котором я сидела, — злобно усмехнулась Мари. — Я это сделаю ради вас, миледи.
— Ради меня? Почему? — в ужасе воскликнула Ариана.
— Я слушала, как вы играете. Ваша арфа поет о том, что я тщетно пыталась высказать, с тех пор как меня продали в гарем султана.
Мари отложила в сторону корзинку с шитьем и встала.
— Прошу прощения, миледи, — произнесла она, — но мне нужно кое-что… подготовить для встречи с Джеффри.
Ариана раскрыла рот от удивления, не в силах произнести ни слова.
Мари улыбнулась.
— Не бойтесь, миледи, я никогда не применяла этих гаремных штучек, когда была с Саймоном. Больно уж он мне нравился.
— Я хотела спросить тебя совсем не об этом.
— Рано или поздно вы бы все равно меня об этом спросили. А я ценю доброту моих хозяев — такого отношения к себе я еще не встречала с тех пор, как меня похитили сарацины. Спокойной ночи, леди Ариана, и да пребудет с вами Бог в ваших снах.
— Благодарю, — слабо прошептала Ариана.
Мари снова усмехнулась.
— Но если вам, миледи, вдруг захочется еще кое-чего, кроме холодных молитв, то ваш муж сейчас на крепостной стене — проверяет дозорных.
Ариана невольно обернулась и прислушалась, затаив дыхание. Сначала она не услышала ничего, кроме непрестанных завываний ветра. Потом в ставни забарабанил холодный дождь со снегом.
— Опять разыгралась буря, — сказала Ариана.
— Да, в Блэкторне куда холоднее, чем в Святой Земле.
— Боже мой, да Саймон там замерзнет и подхватит простуду, — прошептала Ариана.
— Так пойдите туда и скажите ему об этом.
— Конечно, сию же минуту, — сказала Ариана, повернувшись, чтобы уйти.
— Но когда вы будете ему это говорить, встаньте к нему поближе, чтобы укрыться одним плащом, — и так близко, чтобы почувствовать его дыхание и чтобы ваша грудь коснулась его груди.
Ариана остановилась в дверях.
— А потом, — продолжала мягко наставлять ее Мари, — осторожно положите руки на центр его тела ниже талии.
Ариана чуть не задохнулась от смущения.
— Ласкайте его, пока он не возбудится от ваших прикосновений. Затем распустите его пояс и дотроньтесь до его мужского естества губами. Могу поклясться, Саймон тогда уж точно согреется. — Мари рассмеялась. — А с ним и его печальная ночная пташка.
Глава 26
Яростный порыв ветра затушил свечу, лишь только Ариана ступила на крепостную стену. Ветер разметал ее волосы, и они закружились в диком вихре, словно живые. Ледяные струи дождя ударили по ее щекам. Девушка вздрогнула, но не отступила: искусно вытканное платье защищало ее от холода. Что до остального…
Ариана поискала глазами Саймона, прохаживающегося вдоль зубчатой стены. Сначала она ничего не увидела — ее глаза слезились от ветра. Потом услышала обрывки разговора и повернулась навстречу голосам.
У стены стояла жаровня, над которой двое мужчин грели руки. Искры взлетали к небу при каждом новом порыве ветра, высвечивая два силуэта, склонившихся к огню.
Лихорадочно придумывая предлог, объясняющий ее появление на крепостной стене в столь поздний час, да еще в такую непогоду, Ариана направилась к мужчинам. Но не успела она дойти до жаровни, как Саймон уже обернулся, словно почувствовав ее присутствие.
— Леди Ариана! — удивленно произнес он. — Что вы здесь делаете? Мэг нездорова? Вас послал Доминик или…
— Я должна поговорить с тобой, — резко произнесла Ариана, обрывая его на полуслове.
Саймон шагнул к ней, взял за руку и отвел под навес, к каменной винтовой лестнице внутри башни, где ветер свирепствовал не так сильно. Там, у входа в башню, был прикреплен факел, и его неровное, колеблющееся пламя освещало дорогу очередному дозорному.
В таинственном, мерцающем свете факела глаза Арианы казались странными. На ней не было плаща — только то самое роковое платье, которое преследовало Саймона даже во сне. Девушка дрожала, но, казалось, беспокоил ее не холод. Она напряженно всматривалась в лицо Саймона — прямо впилась в него глазами. Будь на ее месте другая женщина, Саймон сказал бы, что она смотрит на него почти со страстью.