Люди Солнца, стр. 4

– За горячую дверцу схватился? – спросил он, кивая вслед убежавшему Нойсу.

– Нет, – ответил я. – За кочергу.

– Осторожнее надо, – назидательно произнёс Робертсон. – Пока кочергой во всех трёх печах поработаешь – она здорово раскалится.

– А как ею в печах работают? – немедленно спросил кто-то.

– А вот смотрите, – кивнул Робертсон, поднимая кочергу и подходя к печи.

Он отпахнул дверцу и широким движением отправил кочергу внутрь. В ту же секунду из дверцы вылетел шевелящийся рой искр, а в топке ухнуло и загудело. Мальчишки восторженно завопили. А Робертсон, разровняв алые угли, отступил от печи, кивком приглашая посмотреть. Все (и я в том числе) стали по очереди подходить к печи и заглядывать внутрь алого гудящего чрева. Там, над багровым ковром раскалённых углей плясал и свивался в прозрачные снопики рыжий огонь. Лицо окатывал нестерпимый жар. Резко пахло кислым запахом сгорающего угля.

Робертсон в это время гремел железом возле остальных печей. Но вот он вернулся (мальчишки поспешно и почтительно расступились перед ним), снял крышку с угольной бочки, достал из неё лопату с сильно укороченной ручкой и, с шумом поддевая уголь, принялся вбрасывать его в топку. Огонь в печи притих, но через мгновение снова стал гудеть, набирая силу.

Закрыв дверцу, Робертсон откатил бочку к следующей печи. Но бросать уголь в топку почему-то не спешил. Выпрямившись, он весело взглянул на мальчишек и спросил:

– Кто, джентльмены, желает попробовать?

– Чарли, конечно, первым схватил бы лопату, – торопливо произнёс подросток с весьма приятным лицом, – но я думаю – пусть первым попробуют Баллин и Гобо. Потому что они самые старшие.

– Да! Правильно! – загалдели мальчишки, расступаясь перед шагнувшим вперёд маленьким горбуном.

Я отошёл к двери. Оглянулся – и, поймав себя на неожиданной мысли, не сдержал улыбки. Вот ведь, я – взрослый человек и довольно видел серьёзного в жизни. Но как же хочется схватить эту короткую лопату и побросать звенящий уголь в алую, гудящую печь!

Я немного постоял на холоде, глядя в тёмное звёздное небо. За дверью печного помещения слышались азартные голоса. Из глубины двора, из темноты, долетали плаксивые проклятия остужающего обожжённую руку Чарли. Над головой мелькнула безшумная тень. Кто это? Сова? Через несколько мгновений где-то вверху, на кромке стены раздалось: «У-ггу!» Нет, филин.

– Это что же, кроме меня в замке ещё есть хозяин? – спросил я в его адрес, приветливо улыбаясь.

О как я был прав в своей догадке, совершенно, впрочем, не осознавая в то миг эту свою правоту!..

Холод охватывал медленно, но неотступно. Зябко вздрогнув, я поспешил в каминный зал.

И, едва войдя, я не сдержал умилённой улыбки: за ширмами звенел ручеёк таких восторженных голосков, писков и восклицаний, что, казалось, никакое сердце не смогло бы остаться равнодушным.

– Ещё ковшичек! – перекрывал льющиеся из-за ширмы восторги голосок Ксанфии. – И ещё ковшичек!

– Довольно тебе! – назидательно ответствовали ей. – Мальчишкам не хватит!

– Грэта! – крикнул от камина раскрасневшийся Дэйл. – Не жалей воды! Для мальчишек мы ещё два котла греем.

Вдруг за ширмой раздался надсадный кашель, заглушённый отчаянно-звонким смехом.

– Глупая Грэта! – колокольчиком заливалась Ксанфия. – Ты разве не знаешь, что это мыло! Его не едят!

– Бюе-е-е-е!! – отчаянно отвечала невидимая Грэта.

Я, растянув рот в широкой улыбке, шагнул к взрослым, устраивающимся на поле, сложенном из тюков пакли и накрытым старым латаным парусом, и меня встретили такими же безмолвными, полными сорадования улыбками.

Зов ремесла

Слишком взволнованный всеми этими событиями для того, чтобы уснуть я, накинув на плечи длинный, до пят, войлочный плащ Носатого, бродил по залитым лунным светом дворикам замка и тёмным, гулким, пустым цейхгаузам. Поднимался на плоские кромки хорошо сохранившихся замковых стен. Осторожно поднимался по угрожающе поскрипывающим деревянным маршам внутри угловых башен. Смотрел сквозь узкие бойницы на безмолвные каменные переплёты Шервудского замка. Останавливаясь, бормотал:

– Ну что, старина! Как тебе новые постояльцы? Давай, просыпайся, старик. Будем жить!

В каминный зал вернулся, когда уже рассвело.

Мальчишек в нём никого, кроме Дэйла, не было, и, поскольку не было и Робертсона, стало понятным, что все они кормят углём застенные печи. Всклокоченный, заспанный, неподражаемо деловитый Дэйл отдавал распоряжения снующим возле стола девочкам.

– Омелия! – хрипловатым со сна голосом выговаривал он, – Грэта! Сыр нужно выложить на два блюда, чтобы всем к одному не тянуться. Файна! Ветчину режь крупными кусками! Или ты птичек кормить собралась? Ксанфия! Бокалы для вина – только взрослым!

Белолицая, с ярко-алыми пятнами румянца на щеках Омелия, с гримасой преувеличенного старания выпучив и без того круглые глазки, прижимая к груди стопку тарелок, на ходу сделала утрированный, дурашливый книксен. Угловатая, долговязая Грэта, на голове которой белел какой-то старушечий кружевной чепец, встревожено вздёрнула острый носик:

– Дэйл, Дэйл! – торопливо выталкивая из себя слова, заспешила она. – Блюдо! Для сыра! Только одно!

– Значит, вторую часть сыра выложи горкой прямо на стол!

Тут Дэйл, взглянув на звук хлопнувшей двери, быстро направился ко мне, издалека протягивая руку. Но его опередил Носатый, бросившийся с радостным криком к найденному-таки своему войлочному плащу. Я сбросил тяжёлый балахон с плеч, протянул Носатому. Кивнул Дэйлу. Спросил:

– Где гости?

– У конюшни, – чётко доложил он, – закладывают кареты.

– Уже собираются уезжать? Что же Бэн… Что же они мне ничего не сказали?

– Они даже есть не станут! – сообщил мне вслед Дэйл, – сказали, что позавтракают на корабле!

Возле конюшен стояли уже заложенные кареты. Я подошёл к человеку в маске, спросил:

– Отчего такая спешка?

– Мы заберём часть детей, – ответил мне Бэнсон. – Тех, у кого отыскались дом и родители. Нужно успеть отвезти их. А времени очень мало.

– Деньги? – мгновение подумав, спросил я его. – Люди? Адмиралтейство?

– Оружие, деньги, – всё есть. Люди… Случайного человека в это дело не возьмёшь, пусть он даже отличный боец. А вот знакомство в адмиралтействе – это может быть очень полезным. Сэр Коривль ещё на своём месте?

– И он, и Луис. Визу на отход из порта для любого корабля получишь в ту же минуту, как войдёшь в кабинет. Если Луис будет отсутствовать по какому-нибудь поручению, то сэру Коривлю нужно сказать…

– Я помню.

За чёрным закрывающим лицо платком угадывалась лёгкая улыбка.

– Пора, – сказал подошедший к нам спутник Бэнсона. – Через два часа мы должны быть в порту.

Спустя пять минут пространство вокруг карет было наполнено шумом, суетой, прощальными восклицаниями. С некоторым удивлением я отметил, что Дэйл стоит в стороне, и лицо у него недоброе.

Кареты отъехали. Девочки тайком утирали слёзки. Узкоглазый и добродушный увалень Тёха словно заводной махал длинной и широкой, как лопата, ладонью. Украдкой о чём-то шептались Баллин, Чарли и оскалившийся в кривой ухмылке горбун.

– Мистер Том, – вдруг произнёс кто-то тихим голосом.

Я обернулся. Дэйл, ещё более понизив голос, сказал:

– Есть неприятное дело. Мне нужно остаться со своими наедине. А они ведь сейчас бросятся за стол. Не могли бы вы громко сказать, что сейчас будете заливать одну из печей, и что будет грохот и пар? Тогда все побегут не за стол, а к печам.

– Сейчас сделаю, – ответил я, не пускаясь в расспросы, и Дэйл отошёл.

– Джентльмены! – деланно бодрым голосом произнёс я, обращаясь к столпившимся возле конюшни мальчишкам. – Сегодня здорово потеплело, видите, снег за ночь растаял. И в зале отменно тепло. Поэтому сейчас Робертсон зальёт одну печь. Будет грохот и пар. Кто желает посмотреть – это можно.

Азартная стая мгновенно унеслась на внутренний дворик, к печам. Удивлённый Робертсон подошёл ко мне. Я пояснил: