Миры Роджера Желязны. Том 3, стр. 35
Я достал из кармана карточку и протянул ее Денису Вексроту. Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал:
— Вы оказываете деморализующее влияние на многих в нашем университете… Мне ужасно любопытно, что сказал бы ваш дядя, если бы узнал, каким образом вы исполняете его волю. Он…
— Я спрошу его, когда он тут появится, — успокоил я Вексрота. — Впрочем, я навещал его в прошлом месяце, и у меня не сложилось впечатления, что он намерен сделать это в ближайшее время.
— Простите? Что-то я не…
— Дядя Альберт — один из тех счастливчиков, что оказались замешанными в скандале Поживем-Еще-Капельку. Около года тому назад. Помните?
Вексрот задумчиво покачал головой:
— Боюсь, что нет. Я думал, ваш дядя умер. По правде говоря, он должен быть мертвым. Если завещание…
— Это деликатный философский вопрос, — начал я. — С точки зрения закона он, конечно же, умер. Только дядя Альберт велел заморозить себя и положить в Поживем-Еще-Капельку — один из центров криоконсервации. Однако владельцы центра оказались, мягко говоря, не совсем честными людьми, и дядю перевели в другое учреждение подобного рода вместе с еще несколькими счастливчиками.
— Счастливчиками?
— Мне кажется, это самое подходящее слово. В книгах Поживем-Еще-Капельку числилось более пятисот клиентов, а на самом деле заморозили только около пятидесяти. Они получили огромные барыши таким способом.
— Послушайте, мне кажется, я чего-то не понимаю. А что стало с остальными?
— Самые лучшие части их тел и органы оказались на рынке. Еще одно поле деятельности, которое принесло центру Поживем-Еще-Капельку приличные деньги.
— Теперь, по-моему, я что-то припоминаю. А как же… останки?
— Один из партнеров владел еще и похоронным бюро. Он помогал избавляться от тел.
— О! Да… Подождите минутку. А что они делали, если приходили посетители с требованием показать им своего замороженного друга или родственника?
— Меняли таблички с именами. Одно замороженное тело очень похоже на другое, если смотреть на него через покрытое инеем стекло — что-то вроде леденца в целлофановой обертке. Короче говоря, дядя Альберт оказался одним из тех, кого они держали для демонстрации. Ему всегда везло.
— А каким образом удалось вывести их на чистую воду?
— Уклонение от налогов. Их погубила жадность.
— Понятно. Значит, ваш дядя может спросить у вас отчета — когда-нибудь?
— Такая возможность существует. Если честно, успешных возрождений было совсем немного.
— Ваш дядя объявится в один прекрасный день и попросит у вас отчета о вашей деятельности, а вас это совершенно не беспокоит?
— Я всегда решаю проблемы по мере их возникновения. Насколько мне известно, дядя Альберт пока еще не возник.
— Учитывая волю университета и вашего дяди, я считаю своим долгом указать вам, что вы наносите вред еще в одной области.
Я внимательно изучил кабинет. Даже под стул заглянул.
— Сдаюсь, — признал я свое поражение.
— Вы наносите вред себе.
— Себе?
— Вот именно, себе. Согласившись на легкую в экономическом смысле жизнь, вы поддаетесь инерции. Собственными руками лишаете себя возможности занять достойное положение в обществе. И замыкаетесь в своем безделье.
— Безделье?
— Безделье. Вы же болтаетесь здесь без дела целые годы.
— Получается, что вы действуете в моих интересах, стараясь выкинуть меня из Университета, так что ли?
— Точно.
— Мне очень неприятно вам это говорить, но история знает множество людей, подобных вам. Их принято судить достаточно строго.
— История?
— Не факультет истории. История как наука. Вексрот вздохнул и покачал головой. Потом взял мою карточку, откинулся на спинку стула, подымил немного трубкой и начал внимательно изучать то, что я написал.
«Интересно, он действительно считает, что делает мне добро, стараясь разрушить мою жизнь? — подумал я. — Вполне возможно».
— Минутку, — проговорил вдруг Вексрот. — Здесь ошибка.
— Там нет ошибок.
— Количество часов проставлено неверно.
— Нет, верно. Мне нужно двенадцать. Там стоит двенадцать.
— Я ничего не имею против этого, но…
— Шесть часов на мой собственный проект, соединяющий в себе несколько дисциплин, изучение предмета на месте, в моем случае речь идет об Австралии.
— Знаете что, на самом деле это должен быть курс антропологии. Один из основных курсов. Но я имел в виду не это…
— Далее, три часа сравнительной литературы, вместе с курсом, посвященным изучению творчества трубадуров. Тут для меня все совершенно безопасно, к тому же я смогу воспользоваться видео — и еще один час на общественные науки, так же по видео я буду следить за текущими событиями. Здесь тоже все в порядке. Получается уже десять часов. Еще два часа на продвинутый курс плетения корзин — итого, двенадцать. Я свободен?
— Нет, сэр! Ни в коем случае! Последний курс предполагает три часа занятий — и, следовательно, считается основным!
— Похоже, вы еще не видели циркуляр номер пятьдесят семь, не так ли?
— Что?
— В него были внесены изменения.
— Я вам не верю.
Я посмотрел на его корзинку с корреспонденцией.
— Почитайте свою почту.
Вексрот схватил корзинку, перебрал то, что там лежало. Где-то в самой середине стопки бумаг нашел листок. На лице у него сначала появилось недоверие, потом ярость и озадаченность — и все это в течение всего пяти секунд. Я очень рассчитывал на отчаяние, но полного счастья не бывает.
Когда мой куратор снова повернулся ко мне, у него был очень расстроенный и удивленный вид.
— Как вам это удалось? — спросил он.
— А почему вам в голову лезут самые отвратительные подозрения?
— Потому что я читал ваше личное дело. Вы каким-то образом добрались до преподавателя, не так ли?
— И не стыдно делать такие предположения? Кроме того, я был бы полнейшим кретином, если бы ответил на ваш вопрос, разве не так?
— Да, наверное. — Вексрот вздохнул.
Он достал ручку, с силой щелкнул кнопкой — непонятно зачем — и написал свое имя в самом низу карточки на строке «Утверждено».
Возвращая мне карточку, он заявил:
— Надеюсь, вы понимаете, что мне почти удалось вас поймать. Однако вы опять ускользнули. Что же дальше?
— Насколько я понимаю, в будущем году планируется ввести два новых основных курса. Я думаю, мне следует поговорить с каким-нибудь другим факультетским куратором, если я собираюсь поменять поле деятельности.
— Вам придется иметь дело со мной, — сказал Вексрот. — А уж я сам свяжусь с теми, кто будет отвечать за новые курсы.
— У каждого есть факультетский куратор.
— Вы являетесь особым случаем, требующим особого внимания. Вы должны сообщать мне о своих дальнейших намерениях.
— Хорошо, — согласился я, потом встал и положил карточку в карман брюк. — В таком случае до встречи.
Кода я шел к двери, Вексрот бросил мне в спину:
— Я найду способ справиться с вами.
— Вы, — остановившись на пороге, нежным голосом заявил я, — вы и Летучий Голландец.
А потом я осторожно прикрыл за собой дверь.
Глава 2
Происшествия и фрагменты, время, разбитое на отдельные эпизоды. Вот например…
— Ты не шутишь?
— Боюсь, что нет.
— Меня бы больше устроило, если бы этот беспорядок был естественного происхождения, — сказала она. Глаза у нее были широко раскрыты, и она упорно отступала к двери, через которую мы только что вошли.
— Ну, то, что здесь произошло, уже произошло. Мы уберем все и…
Она открыла дверь. Ее длинные, великолепные волосы взметнулись, когда она отчаянно покачала головой.
— Знаешь, я хочу обдумать все это еще разок, — сказала она мне и вышла в коридор.
— Да брось ты, заходи, Джинни. Ничего страшного не случилось.
— Я сказала, что хочу подумать. Она начала закрывать за собой дверь.
— Позвоню тебе попозже?
— Не стоит.
— Завтра?