Дерзкий любовник, стр. 11

Риба закрыла глаза, дрожа от властно заполонивших ее ощущений; горло сдавило, в груди с каждой минутой все сильнее разгоралось пламя. Когда язык пробрался в раковину уха, Риба издала невнятный звук и ухватилась за его плечи, пытаясь сохранить равновесие в этом бешено вращающемся мире. Она ощутила дрожь, пронизавшую Чанса, жар и напряженность тела, прижимавшегося к ней.

Чанс, тихо выругавшись, отстранился.

– Ланч, – хрипло пробормотал он.

– Если, конечно, в меню нет тебя… Почему я испытываю такое странное чувство, будто меня преследует тигр? – спросила Риба со смехом, хотя вовсе не намеревалась шутить.

Чанс хмыкнул и, чуть наклонившись, коснулся губами ее виска.

– Здесь нет поблизости ресторанов, в которых подают свежих мэнских омаров?

– Ну и ловок же ты менять темы, верно?

Чанс весело улыбнулся.

– Если ты не любишь омаров…

– Обожаю мэнских омаров, – прервала его она.

– Я тоже, только вот уже семь лет их не пробовал. – И увидев каким любопытством загорелись глаза Рибы, расхохотался. – Из тебя вышла бы превосходная кошка, – отсмеявшись, пробормотал он, – такая рыжевато-коричневая, гибкая, грациозная и на редкость любопытная.

– Когда-нибудь лесть тебе дорого обойдется.

– И что же я получу?

Риба улыбнулась совсем по-кошачьи и, не отвечая, вышла из кабинета.

Глава 3

Ресторанчик был маленьким, не претендовавшим на роскошь. Его владелец строго следовал принципу, гласившему, что посетители предпочитают тратить денежки на хорошую еду, а не на шикарную обстановку. В результате «Хаймиз» не пользовался вниманием туристов, искавших известные и куда более бросавшиеся в глаза пастбища.

Атмосфера в ресторане была располагающей, список вин – ограниченным, но хорошо подобранным, а клиентам не нравилось, когда на них глазеют посторонние люди. «Хаймиз» был одним из самых любимых ресторанов Джереми.

– Что случилось? – тихо спросил Чанс, почувствовав мгновенную перемену в Рибе, как только та оглядела зал.

– Джереми любил это место, – не повышая голоса, ответила она.

– Может, пойдем куда-нибудь еще? – предложил Чанс, сжимая ее ладонь обеими руками.

– Нет, – она покачала головой, чувствуя его тепло и скрытую силу. – С того дня в Долине Смерти… мне понемногу становится легче. Я уже могу смотреть на его снимок. Могу вспоминать все, что мы делали вместе, и при этом не плакать. Думаю, я смирилась с тем, что Джереми мертв.

Она взглянула на Чанса:

– Спасибо тебе. Я бежала от жизни, словно ослепнув, пока ты не отыскал меня в дюнах. Еще немного, и я споткнулась бы и сломала шею.

Чанс поднес ее руку к губам. Усы шелковистой щеткой пощекотали ее ладонь.

– Ты обязательно выжила бы. Поверь, ты сильнее, чем думаешь.

Риба слегка улыбнулась. Глаза, сияющие непролитыми слезами, казались еще больше.

– Конечно, – почти всхлипнула она. – Я настоящая кошка и всегда ухитряюсь приземлиться на все четыре лапы. Ты просто застал меня в тот момент, когда я потеряла равновесие.

Появившийся официант проводил Чанса и Рибу к столику. Чанс сел рядом с Рибой, отмахнулся от меню и заказал омары. Потом просмотрел список вин и вопросительно взглянул на Рибу.

– Никаких австралийских вин, – сухо объявил он. – И если у тебя не возникло лучшей идеи, я закрою глаза, ткну наугад в любое белое вино и стану молиться.

– У меня слабость к шардонне, – призналась Риба, быстро пробежав глазами листок, и, в свою очередь, посмотрела на Чанса из-под густых темно-каштановых ресниц. – Но, может, ты предпочитаешь что-нибудь послаще?

От медленно расплывшейся по его лицу улыбки внутри у Рибы мгновенно стало жарко.

– То, чего я на самом деле хочу, нет в списке вин, – тихо протянул он, пожирая ее губы голодными серебристо-зелеными глазами.

– Балверн шардонне, – поспешно велела она официанту, наблюдая как тот изо всех сил старается не улыбаться.

Чанс засмеялся, и звук этого голоса показался ей таким же мягким и бархатистым, как его замшевая рубашка.

– Вопрос номер один, – решительно начала Риба. – Где ты родился и жил в детстве?

– Это два вопроса, – возразил Чанс.

– Где ты жил с самого рождения? – поправилась Риба, торжествующе улыбаясь, поскольку ухитрилась втиснуть оба вопроса в один.

Чанс молча отсалютовал ей, восхищаясь столь молниеносной сообразительностью.

– Я родился на границе штатов Нью-Мексико и Техас. Никто не знает точно, в каком месте, потому что мать не могла идти дальше и легла у обочины, когда начались схватки. Отец обычно таскал ее с одного места на другое в поисках мифических сокровищ, вооруженный, как всегда, попавшей к нему невесть откуда современной копией карты семнадцатого века, запечатлевшей очередной идиотский план очередного лгуна.

Чанс пожал плечами, но глаза приняли бледный зеленоватый оттенок ледникового льда.

– В моем паспорте местом рождения указан Нью-Мексико.

Риба напряженно слушала, всматриваясь в почти незаметную смену выражений на лице Чанса.

– В конце концов мы оказались в Лайтнинг Ридж. Я почти ничего не помню из того времени – был слишком мал. Но считал Австралию чем-то вроде дома. Когда отец терпел неудачу в одной части света, мы возвращались в Лайтнинг Ридж, пока не находили достаточно опалов, чтобы купить новую проклятую карту острова сокровищ!

Чанс мрачно улыбнулся себе под нос.

– Нет на свете большего психа, чем уроженец Техаса с такой картой, да еще помешанный на богатстве… разве только сын этого техасца, свихнувшийся на том, чтобы доказать, какой он настоящий мужчина.

– Ты? – мягко спросила она.

Чанс пожал плечами.

– Я думал о Лаке, но, полагаю, описание вполне подходит и ко мне, четырнадцатилетнему.

– Сколько лет Лаку?

Чанс долго молчал и наконец нехотя выдавил:

– Лак мертв.

Риба положила ладонь на руку Чанса. Его пальцы сжали эту маленькую ладошку, безмолвно принимая сочувствие Рибы.

– Мне было почти пятнадцать, когда он умер, – продолжал Чанс, но уже без прежнего протяжного и тягучего выговора. – Лаку исполнилось двадцать четыре, но старше не означает умнее. Он нарушил первый и единственный закон южноамериканских джунглей: никогда не пей с охотником за алмазами. Когда как-то ночью он не вернулся домой, я отправился на розыски. Лака не нашел, зато обнаружил того горняка, который перерезал ему горло.

Риба молча ждала, но Чанс больше ничего не сказал.

– Потом Глори – моя старшая сестра – продала алмазы, полученные от горняков, и увезла меня в Австралию. Отец не захотел покидать Венесуэлу. Он услышал откуда-то, что в Гуантанамо, в нескольких милях от города, на одном из притоков реки Ориноко нашли месторождение алмазов еще богаче. Глори не стала спорить с отцом, просто вытащила меня из джунглей и даже не оглянулась назад. Мы отправились в Лайтнинг Ридж, потому что это место оказалось единственным, куда мы постоянно возвращались. Глори начала небольшой бизнес и стала продавать питьевую воду искателям опалов.

– А что делал ты?

– Тоже искал опалы – с теми, что поприличнее, – сардонически усмехнулся Чанс. – Эта страсть бушует в крови хуже малярии.

Он взял Рибу за подбородок и чуть откинул ее голову, так, что свет засиял в серьгах, которые она сегодня надела.

– Может, именно я вырвал эти опалы из земли, – мягко сказал он. – Потея и истекая кровью от многочисленных царапин в тесной черной дыре, и все для того, чтобы ты смогла носить камни, оттеняющие твою красоту. Только ничто не сможет по-настоящему с ней сравниться, – пробормотал он, щекоча ее ухо мягкими усами и улыбаясь, когда она вздрагивала от его прикосновений.

Появился официант с двумя блюдами. На каждом возлежал огромный красный омар, окруженный хрустящим салатом и горшочками янтарно-прозрачного масла. Соблазнительный запах ударил в ноздри Рибы.

Официант налил немного вина в бокал Чанса. Тот отпил глоток, кивнул и передал бокал Рибе.