Миры Роджера Желязны. Том 15, стр. 55

Его приверженцам непозволительно лицезреть подобное унижение вождя. Для того-то и была сооружена пирамида подушек.

Но все оказалось напрасно.

Король Ги не вошел в шатер сам, его внесли за руки и за ноги четверо могучих сарацинских воинов. Остальные аристократы следовали за своим распростертым королем. Они шли прямо, но с низко опущенными головами.

— Он мертв? — спросил Саладин.

— Нет, господин. На него напала лихорадка от жары. Он бредит.

Ги, Латинский король Иерусалима, лежал на ковре перед горой подушек, словно груда старого тряпья. Ноги у него дергались, руки блуждали по ковру; глаза совсем закатились. Остальные знатные рыцари — среди них Саладин приметил тонкие кошачьи черты Рейнальда де Шатильона — отпрянули от своего короля, опасаясь, что он умирает. Так оно, впрочем, и было.

— Принесите королю освежиться, — приказал Саладин.

Визирь сам поднес чашу розовой воды, охлажденной снегом, который доставляли с гор в бочках, закутанных в меха. Мустафа встал на колени подле головы короля и, смочив конец своего кушака, положил его на пылающий лоб. Прохлада придала некую осмысленность взгляду короля, и он прекратил дергаться. Когда рот его раскрылся, Мустафа поднес край чаши к губам и налил несколько капель на язык, обложенный и потрескавшийся, как шкура дохлой лошади, пролежавшей в пустыне пару месяцев.

Король Ги поднял руки и вцепился в чашу, определенно намереваясь вылить всю воду себе в глотку. Но Мустафа держал чашу крепко. Когда же наконец король осознал, как приятно пить маленькими глотками, Мустафа отдал ему сосуд. Визирь поклонился Саладину и отступил назад.

Приподнявшись на локте, Ги жадно пил. Утолив жажду, он впервые осмысленно огляделся. Он увидел остальных французских дворян, стоявших, как побитые собаки, с распухшими языками, свисающими поверх бород. Какие-то остатки королевского долга побудили его поднять чашу, предлагая ее товарищам по несчастью.

Первым схватил сосуд Рейнальд де Шатильон. Этот человек, самопровозглашенный принц Антиохии, утопил мусульманских паломников в Медине, сжег христианские церкви на Кипре, предложил обесчестить сестру Саладина и намеревался разбросать кости Пророка. Трясущимися руками он поднес чашу к губам — он принимал освежающий напиток как гость в шатре Саладина!

— Остановись! — Саладин почувствовал, как лицо его морщится и искажается бешенством, с которым разум не в силах совладать. Он скатился вниз с горы подушек и встал перед пленниками. — Так не должно быть!

Король Ги смотрел вверх с изумленным, почти страдальческим выражением на глуповатом лице.

Рейнальд, с бороды которого капала розовая вода, ответил Саладину улыбкой, больше походившей на глумливую усмешку.

Красноватая дымка заволокла все перед глазами сарацинского полководца. Полуослепший от гнева, он повернулся к Мустафе.

— Объясни королю Ги, что это он — а не я — оказал такое гостеприимство нашему врагу.

Мустафа бросился вперед, упал на колени перед королем и открыл было рот.

Но простого объяснения было мало. Гнев Саладина требовал большего. С точностью, выработанной годами упражнений в воинском мастерстве, он выбил чашу из рук Рейнальда, сломав при этом ему палец. Вода забрызгала остальных христианских дворян, а край летящей чаши разрезал одному из них бровь.

Рейнальд, теперь с открытой издевкой, протянул к Саладину поврежденную руку.

— Это тебе твой драгоценный Мухаммед приказал сделать? — и голос был такой насмешливый, дразнящий…

Не раздумывая, Саладин выхватил свой меч из гибкой дамасской стали и одним легким движением описал в воздухе сверкнувшую петлю.

Рука Рейнальда, отрубленная у самого плеча, упала королю Ги на колени, судорожно дергаясь. Король взвыл и отпрянул в сторону, стараясь освободиться от этого подарка.

Рейнальд уставился на свою руку, затем поднял круглые от ужаса глаза на Саладина. Губы изогнулись в изумленное «О», изо рта вырвался восходящий агонизирующий вой, подобный волчьему.

Прежде чем этот ужасный звук успел проникнуть сквозь стенки шатра, один из телохранителей султана ринулся вперед, выхватывая саблю, и разом срубил голову Рейнальда с плеч.

Удивленная голова покатилась по ковру, уткнувшись лицом в подножие пирамиды подушек. Тело, фонтанируя кровью, сначала упало на колени, затем рухнуло вперед.

Король Ги, забрызганный кровью, с отрубленной рукой Рейнальда на коленях, с ужасом смотрел вверх на Саладина.

— Пощади нас, великий король! Пощади нас! Султан, дав выход своему бешенству, мгновенно остыл. Он взглянул на Ги с состраданием:

— Не бойся. Не подобает королю убивать короля. Ты и те придворные, которые смогут доказать благородство крови, будут оставлены для выкупа. Остальные твои воины, оставшиеся в живых, будут проданы в рабство. Таково решение Саладина.

Король Ги, ввергнутый всеми испытанными ужасами в униженную покорность, низко склонил голову:

— Благодарю тебя, государь.

Крестоносцы — так стали называть европейских рыцарей, отправлявшихся в Палестину, — так и не смогли больше отвоевать свое королевство в Святой Земле. Все, что от них осталось, — это цепь разрушающихся укреплений на холмах: архитектура Франции поверх архитектуры Рима, и все это поверх архитектуры Соломона.

Вскоре на этой сцене появится Ричард Английский. Он также будет сражаться с Саладином и также проиграет ему. При этом ему придется уступить бразды правления в своей далекой зеленой стране брату Джону, чьи сомнения и колебания приведут к созданию Великой Хартии, праматери всех конституций.

Айюбиты Саладина, а после них мамелюки будут править в Палестине свыше трех столетий, но им так и не удастся подчинить себе ассасинов в их горных убежищах. Укрывшись в своем Тайном Саду, опекаемые своим Тайным Основателем, они будут терзать всех тех, кто пытался поработить арабских феллахов.

Между тем Египет уступит свою власть растущей Оттоманской империи турков. Она будет господствовать на этой земле следующие четыре столетия. В конце концов и империя начнет клониться к закату, уступая власть конгломерату шейхов под негласным руководством англичанина Томаса Эдуарда Шоу, более известного под боевым прозвищем Лоуренс. Так началось британское правление в Палестине, которое продлится всего тридцать лет в двадцатом веке.

Конец британскому правлению положит послевоенный хаос, который даст возможность осуществиться пророчествам и мечтам сионизма. Ассасины же будут по-прежнему созерцать это из своих убежищ. И снова здесь прокатятся войны, когда сначала египтяне, затем сирийцы попытаются отвоевать многострадальную землю.

Война перекинется на север, в Ливан, и едва не разрушит до основания государство, которое пыталось жить в гармонии с переменчивыми ветрами, порожденными этим дурно воспитанным веком.

Девять столетий нескончаемые войны будут терзать Святую Землю.

Девять столетий будут взирать на это ассасины со своих духовных высот.

Файл 07

Маски долой!

Ворота главного входа были снесены взрывным устройством, значительно более сильным, чем ракета «Си Спэрроу». Створки ворот состояли из стальных прутьев толщиной три сантиметра, переплетенных внизу, вверху и посередине широкими лентами из слоистого сплава. Прежде створки двигались на стальных колесах по никелированным рельсам. Взрыв изогнул брусья и перекладины ворот в полусферы, превратив их в некие подобия параллелей и меридианов глобуса. Рельсы выворотило из асфальта. Болты величиной с большой палец Тома Гардена торчали, как грибы.

Когда банда террористов подошла к воротам, Гарден разглядел последствия взрыва в слабом свете отдаленных огней и прожекторов. Ближние прожекторы и фонари дневного света вдоль дороги были разбиты.