Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк, стр. 47

— Нечто вроде слабого места. — Паско усмехнулся. — Иногда, если в линии жизни человека происходит отклонение, развивается определенная… чувствительность.

Руби покорно кивнула:

— Это еще один способ сказать, что я уже получила достаточное количество ответов?

Паско помедлил, прежде чем ответить:

— Все эти «могло быть», «могла бы сделать» и «если бы знать заранее», о которых вы думали.

— И все они уже произошли. — Слова сорвались с ее губ даже быстрее, чем она осознала, что хочет сказать.

— Я знаю, что вы ничего не сделаете, — сказал он, чуть понизив голос и приблизившись. — И помешает этому совесть, которая вас мучила и продолжает мучить, даже издалека. Даже гипотетически.

Руби поморщилась:

— Моя нечистая совесть? Причина действительно в ней?

— Не знаю, как это сказать иначе.

— Ясно. — Она вдохнула, понемногу приходя в себя. — Полагаю, это отучит меня зря тратить время на мысли о том, как все должно быть.

Паско нетерпеливо нахмурился:

— Не как должно или не должно. А просто как есть.

— Без вторых шансов?

— Без вторых, третьих, сотых, миллионных шансов, — поправил ее Паско. — Их может быть сколько угодно. Но без второго шанса надо воспользоваться первым.

Руби промолчала.

— Именно это отравляет систему и заставляет события развиваться неправильно. Вы живете внутри системы, внутри механизма. Он не предназначен для использования или манипулирования отдельным человеком. Для персонального восприятия. Это система, процесс. Ничего личного.

— Эй, а я думал, что время отправляться уже наступило, — нетерпеливо окликнул Паско мужчина из джипа.

Паско махнул ему и вновь повернулся к Руби:

— Увидимся завтра.

— Завтра? — удивилась она.

Но Паско уже садился в машину, и она не поняла, услышал ли он ее. И он уже дал ей достаточно ответов, подумала она, наблюдая за тем, как уезжают все три машины. Он уже дал ей достаточно ответов, и они увидятся завтра.

И как они будут общаться теперь, когда она знает то, что знает. Каково будет работать с ним? Действительно ли Страх развеется, если она будет видеть Паско каждый день, зная и помня? Или Страх останется с ней навсегда?

Паско дал ей достаточно ответов, и спросить некого.

Руби направилась к своей машине через лужайку возле дома, и ей показалось, что Страх уже начал понемногу стихать. Ну, это уже хоть что–то. Ее нечистая совесть… Она хмыкнула. Да уж, она никогда не подозревала, что нечто подобное станет в ней копиться. Время идет, однажды ты проснешься и обнаружишь, что ты полноватая, седеющая женщина средних лет, детектив из убойного отдела с двадцатипятилетним стажем и тяжким грузом нечистой совести и сожалений. А если захочешь узнать почему, если захочешь понять… что ж, тем хуже для тебя, потому что тебе уже дали слишком много ответов. Ничего личного.

Она завела машину и поехала прочь от пустого дома, по извилистым улицам, и дорогу из этого района оказалось найти не легче, чем дорогу сюда.

Элизабет Бир

Береговая линия [48]

Элизабет Бир родилась в Хартфорде, штат Коннектикут, в настоящее время живет в пустыне Мохаве, недалеко от Лас–Вегаса. В 2005 году Бир получила премию Джона Кэмпбелла как лучший молодой писатель. Ее рассказы появлялись в таких изданиях, как «Sci Fiction», «Interzone», «The 3rd Alternative», «Оп Spec» и других. Перу Бир принадлежат три популярных научно–фантастических романа: «Выкованная» («Hammered»), «Шрам» («Scardown») и «На связи с миром» («Worldwired»). А также ряд других произведений: романы «Карнавал» («Carnival»), «Глубинное течение» («Undertow»), «Пыль» («Dust»), «Виски и вода» («Whiskey and Water») и «Спутник волков» («А Companion to Wolves») (совместная работа с Сарой Монетт), и сборники рассказов «Цепи, которые ты отвергаешь» («The Chains That You Refuse») и «Новый Амстердам» («New Amsterdam»). Недавно вышли два новых романа писательницы «Чернила и сталь» («Ink & Steeh) и «Ад и Земля» («Hell & Earth»)

Это трогательная история о последних днях боевого робота, который обязан исполнить скорбный долг в память о погибшем экипаже…

Халцедония не могла плакать. Ее создавали не для слез. Но, возможно, они оказались бы похожими на вытянутые, холодные бусины из стекла, закаленного адским жаром, испепелявшим ее нутро.

Слезы катились бы, звеня, по ее коже, по плавящимся сенсорам, и падали бы в песок. И Халцедония собирала бы их для своей драгоценной коллекции безделушек и обломков, болтавшихся у нее под брюхом и отягощавших ее разбитый панцирь.

Люди решили бы, что она рыщет среди обломков кораблей в поисках трофеев. Если бы, конечно, явились за нею, чтобы забрать в ремонтный док. Халцедония была последним боевым роботом, с виду — трехногой сплющенной каплей, но размерами не уступавшей тяжелому танку. Два огромных манипулятора–ковша и третий, поменьше, растопыренные под орудийной башней, напоминали паучьи лапы, а похожие на сетку в противоударном стекле нити поликерамической брони оплетали корпус. Оставшаяся без экипажа, Халцедония ковыляла по пустынному пляжу, волоча за собой поврежденную взрывом конечность. Участь ее была предрешена.

Там–то, на берегу, она и повстречала Бельведера.

Накатывающие волны тянули за собой гальку и легкий ракушник. По гладкому песку Халцедонии передвигаться было куда легче. Покалеченный манипулятор, единственный уцелевший из двух задних, служил хорошей опорой, но когда речь шла не о подъеме или преодолении препятствий.

Хромая вдоль кромки воды, Халцедония обнаружила, что за ней наблюдают. Она не подняла головы: в ее шасси были вмонтированы сверхчувствительные сенсоры, немедленно засекшие худое тельце, скрючившееся за глыбой песчаника с наветренной стороны. Оптическая система была занята анализом прибывших с приливом спутанных в клубки водорослей, деревянных обломков, кусков пенопласта и обкатанного волнами разноцветного стекла.

Неизвестный внимательно следил за нею, но был безоружен, так что ее алгоритмы не усмотрели в нем угрозы.

Тем лучше. В конце концов, ей нравился валун с плоской верхушкой, за которым непрошеный гость прятался.

На следующий день он явился снова. То был хороший день; Халцедония разжилась лунным камнем и горным хрусталем, оранжевым керамическим осколком и отполированными до опалового блеска стекляшками.

— Ты чего тут собираешь?

— Бусины после кораблекрушения, — ответила Халцедония. В течение нескольких дней он подбирался все ближе, пока наконец открыто не увязался за роботом, словно чайка, выбирая ракушки из взбороненного манипулятором песка, которые тут же отправлял в лоскутный мешок. Источник питания, решила Халцедония. И действительно, он раскрыл одну из раковин складным ножом, который внезапно появился в его руке. Ее сенсоры проанализировали обломанное лезвие. Оружие, но для нее не опасное.

Разделался он с моллюском довольно ловко: вскрыл, высосал содержимое и выкинул раковину. Три секунды. Но пищи явно оказалось недостаточно. Энергозатраты были непропорционально велики по отношению к такому маленькому кусочку питательной субстанции.

Худое, щуплое тельце укрывали лохмотья. Он был слишком маленький. Вероятно, ребенок.

Халцедония ожидала, что он спросит: «После какого кораблекрушения?» — и тогда она широким жестом указала бы на побережье, где когда–то стоял город, и сказала бы: «Их тут много было». Но он ее удивил.

— И чего будешь с ними делать?!

Испачканной в песке ладонью он утер рот. Кулачок беззаботно сжимал нож.

— Когда соберу достаточное количество, сделаю ожерелья. — Халцедонию привлек блик света под гибким кораллом, зовущимся «пальцами мертвеца», и она приступила к трудоемкому процессу снижения корпуса, чтобы достать предмет, высчитывая верный угол, ведь гироскопы давно вышли из строя.

Предполагаемый ребенок глядел во все глаза.

— Не–а, — сказал он наконец. — Из такого ожерельев не выйдет.