Русская лилия, стр. 39

— Кажется, — сказал он, убирая флягу в мешок, — я должен все же поговорить с Колокотронисом.

— Ты что? Тебя же ищут… Если Мавромихалис тебя увидит… Ты сам говорил, что тогда, в саду, когда ты лишился глаза, на тебя напал сын старого Петроса Мавромихалиса, Аргирос.

— Это было три года назад! — отмахнулся Васили.

— А на пепелищах, которые остались от твоего дома и твоего кафенеса, еще тлеют угли. Это было когда? Два дня назад? Откуда тебе знать, что Колокотронис не в одной компании с Мавромихалисами? Они теперь все вместе топчутся вокруг трона.

— Надеюсь, что Геннайос остался сыном своего отца, — мрачно ответил Васили. — И даже если он топчется вокруг трона, это не значит, что стал другом Мавромихалиса.

— Как ты не поймешь, что времена изменились? — воскликнул Аникитос в отчаянии. — Теперь в Афинах другие порядки, ты там слишком давно не был! Теперь ни один из нас не может запросто прийти к старым друзьям! Нас развела жизнь! Думаешь, ты придешь в дом Колокотрониса, постучишь в дверь — и он запросто впустит тебя, сядет пить с тобой малагузью [24] и рассказывать афинские новости? Ты бездомный бродяга, а Геннайос — глава королевской охраны. Он и дома-то почти не бывает, все время при короле. Да что говорить, вспомни хотя бы Элени, которая когда-то была твоей подругой, бегала за тобой, как течная сука, а потом стала любовницей короля!

— Это было давно. До того, как король женился. Теперь Элени исчезла.

— Элени вернулась! Именно потому, что она вернулась, и ходят слухи, будто королева умерла и ее тайно похоронили где-то в горах! Ведь ее никто не видел с тех пор, как она прибыла в Афины! Да что с тобой, Васили?! — Аникитосу показалось, что его могучий друг сейчас лишится сознания, так он снова побледнел.

В молчании прошло несколько минут.

— Вот что, брат, — сказал Васили уже спокойно. — Дай мне коня. Если я пойду пешком, потеряю время. Так что… — Он развязал заплечный мешок и выложил на стол кожаный кисет, набитый монетами. — Вот деньги.

— Ты с ума сошел! Бери коня! Какие могут быть деньги?!

— Не знаю, верну ли я его. Поэтому деньги пока оставь. У тебя они целее будут.

Аникитос посмотрел в лицо друга, угрюмо кивнул и ушел в конюшню.

Васили сел на землю. У него гудели ноги после долгой дороги, но он не обращал на это внимания. Все мысли его были о другом.

Внезапно до него донесся топот копыт. Со стороны Афин летел всадник.

Васили скрылся за часовней. В эту минуту появился Аникитос с оседланным конем. Васили надеялся, что всадник проскачет мимо, однако тот направлялся прямиком к кафенесу.

Теперь его можно было разглядеть. На нем была форма эвзона, а фустанеллу и царухи заменяли галифе и сапоги для верховой езды.

— Привет тебе, кирие Канарис, — закричал человек, и Васили вздрогнул, потому что узнал этот голос, узнал всадника. — Прости, я ранний гость, но, вижу, прибыл вовремя, пока ты не уехал.

Аникитос сделал такое движение, словно пытался спрятать оседланного коня за свою спину, но это ему, конечно, не удалось.

— А… да, — неуверенно проговорил он. — Здравствуй, кирие Колокотронис. Давно мы не виделись.

— Жизнь людей разводит, но она же и сводит их вместе, — сказал приезжий, который и в самом деле был Геннайосом Колокотронисом. — Мне нужна твоя помощь, Аникитос. Я ищу одного человека, и мне кажется, только ты знаешь, где он может быть.

— Кого ты ищешь? — насторожился Аникитос.

— Нашего старинного друга Васили Константиноса.

— Разве ты не знаешь, что его дом подожгли ночью, что сам Васили, очень может быть, погиб? А брат его живет у своего крестного, это всем известно.

— А также всем известно, что кто-то уложил из револьвера всех троих поджигателей, — сказал Геннайос. — В их телах пули от кольта, а насколько мне известно, у Васили был старый драгунский кольт.

— Мало ли у кого еще есть кольт, — Аникитос враждебно глядел на гостя. — Например, у тебя.

— Например, у меня. Но меня не было той ночью в Пирее. А Васили мог быть. Хватит спорить, Аникитос. Время дорого. Скажи, где я могу найти Васили?

— Почему бы тебе не съездить в Пирей и не попытаться спросить у Адони?

— Я так и собирался сделать… Я держал путь именно в Пирей, когда увидел, что ты, едва с постели, почти раздетый, выводишь из конюшни оседланного коня. Для кого ты его оседлал, Аникитос?

— Для меня… — Васили спокойно вышел из своего укрытия.

Геннайос спешился, бросился к Васили и обнял его так крепко, что оба покачнулись.

— Я видел, как ты достал из моря агиос ставрос в день приезда королевы, — сказал Геннайос, чуть отстраняясь от друга. — Но не мог подойти, я был при их величествах. Я говорил о тебе королеве… Клянусь! Говорил, словно предчувствовал, что ей понадобится твоя помощь. Васили, ты нам нужен. Никто лучше тебя не знает Имитос. Королева в опасности, король в опасности, Греция в опасности сейчас. Ты можешь поехать со мной? Даю слово сына Теодороса Колокотрониса, что тебя никто из твоих врагов и пальцем не тронет. А если ты нам поможешь, ты станешь великим человеком в Греции.

— Я не стремлюсь к величию. Но знаешь ли ты, Геннайос, для чего я просил у Аникитоса этого коня? Я собирался ехать к тебе. Итак, что произошло?

— Объясню в дороге, — коротко бросил Геннайос, усаживаясь на коня. — Едем!

Васили пожал руку Аникитосу и тоже вскочил в седло. Всадники с места взяли рысью, а Аникитос долго еще стоял на дороге, держа в одной руке мешок с едой, а в другой — кошель Васили, и смотрел им вслед.

* * *

Кроуны молились в углу, чудом избежавший гибели Брикстер бился в истерике, его жена плакала, а Ольга лежала на куче одеял, свернувшись клубочком, подтянув колени в подбородку и обхватив их руками. И вдруг она представила, что где-то между коленями и грудью лежит, точно так же сжавшись в комок, ее ребенок. Она легла свободнее, и на душе у нее стало легче.

Ольга не знала, как выглядит ребенок во чреве матери, она никогда не видела младенцев, только появившихся на свет, поэтому сейчас воображала себе хорошенького розового крепыша в кружевных пеленках и чепчике, с соской во рту.

Она принялась молиться. Ольга просила Бога и Пресвятую Деву спасти не столько ее, сколько ее ребенка, и поклялась, что назовет его в честь того человека, который спасет его. Все имена казались ей сейчас прекрасными… Вот только Георгом она не хотела бы его называть, потому что это означало, что Георг придет отдать свою жизнь за нее.

* * *

В кабинете короля Георга собралась очень странная компания. Кроме самого короля, министра Мавромихалиса, начальника королевской охраны Колокотрониса и начальника окружной полиции Сомакиса, здесь находился одноглазый бродяга, поражавший могучим сложением. Высокие господа внимательно прислушивались к каждому его слову.

Это был, как легко догадаться, Васили Константинос.

Колокотронис мало что смог ему рассказать по пути сюда, но сейчас Васили уже знал, что королева исчезла вместе со своей английской компаньонкой, бывшей еще недавно ее гувернанткой. Можно было предположить, что они вышли через потайную дверь в стене дворца, а потом через боковую калитку в ограде.

— Возможно, что женщин похитили из дворца? — сразу спросил Васили. — Вывели их силой?

Никто не мог ответить.

Васили попросил разрешения осмотреть дверь и калитку. Мавромихалис, который с трудом переносил присутствие Васили, возмутился было:

— Мы напрасно потеряем время!

Король успокоил его, сказав, что это займет всего лишь четверть часа. Более того, он сам собрался идти с Васили.

— Вы так верите какому-то бродяге и разбойнику, ваше величество?! — вскричал Мавромихалис.

— Я готов вступить в союз хоть с самим дьяволом, если это поможет мне вернуть жену, — спокойно проговорил король. — К тому же я своими глазами видел, как кирие Константинос достал со дна моря святой крест во время Водосвятия. Думаю, в руки дурного человека крест бы не дался.