Вторая Книга всеобщих заблуждений, стр. 70

Не прошло и пары часов, как родилась легенда: по Уолл-стрит носятся репортеры в погоне за историями об очередном разоренном инвесторе, выбросившемся из окна небоскреба. Уже на следующий день «Нью-Йорк тайме» сообщила о «диких и ложных» слухах, распространяемых по Америке, в том числе о якобы одиннадцати биржевых дельцах, покончивших с собой, и о том, как на Уолл-стрит перед небоскребом собралась большая толпа, приняв рабочего на крыше за готового спрыгнуть вниз финансиста.

В игру оперативно включились комики: одна за другой сыпались остроты о мнимых прыгунах, а Уилл Роджерс даже отметил, что «на Уолл-стрит не осталось свободных окон – желающим прыгнуть приходится занимать очередь с вечера».

Однако все это не имело никакого отношения к правде. Несмотря на то что Нью-Йорк действительно охватили неопределенность и паника, спустя две недели после краха главный санитарный врач города доложил, что число самоубийств на самом деле снизилось по сравнению с тем же периодом предыдущего года. Экономист Джон Кеннет Гелбрейт подтвердил его доклад в своем авторитетном труде «Великая депрессия» (1954), где привел следующие слова: «Волна самоубийств, последовавшая за биржевым крахом 1929 г., – еще одна легенда тех лет. В действительности ничего подобного не было».

Проведенное в 1980-х гг. детальное исследование архивных документов, связанных со случаями самоубийств, полностью подтверждает заявление Гэлбрейта. В период с 1921 по 1931 г. прыжок с высоты считался вторым по распространенности методом сведения счетов с жизнью. Между «черным четвергом» и концом 1929 г. «Нью-Йорк тайме» зарегистрировала сто попыток самоубийства – как со смертельным исходом, так и без. Из них лишь четыре были связаны с биржевым крахом и всего две произошли на Уолл-стрит.

Те двое действительно выпрыгнули на мостовую Уоллстрит – в ноябре. Гульда Боровский (51), мелкий биржевой клерк, прослуживший на Нью-Йоркской фондовой бирже 28 лет, спрыгнул с сорокового этажа, будучи «на грани нервного срыва от переутомления». Джордж Катлер, успешный оптовый продавец фруктов и овощей, не выдержал, когда ему сообщили, что его юрист не сможет встретиться с ним, выбрался на карниз восьмого этажа здания, в котором находился офис юриста, и сиганул вниз.

Нельзя, однако, отрицать, что рецессии, в общем и целом, действительно приводят к самоубийствам. Так, в годы последовавшей за биржевым крахом 1929 г. Великой депрессии в США и Британии был зарегистрирован тридцатипроцентный рост числа суицидов. Подобная тенденция прослеживается и в периоды более поздних экономических спадов. По данным еженедельника «Ланцет», опубликовавшего в 2009 г. результаты статистики по двадцати шести странам Европы, на каждый процент роста уровня безработицы приходится увеличение числа самоубийств на 0,8 %.

Вслед финансовому кризису 2008 г. американские психологи даже изобрели специальный термин для описания «проблемы Уолл-стрит». Они назвали это эконоцидом.

Кто был первым американцем, погребенным в Британии?

Покахонтас. Ее похоронили на погосте приходской церкви Св. Георгия, в городке Грейвсенд, в 1617 г., в возрасте двадцати двух лет. Она также была первым коренным жителем Америки, кого крестили по-христиански, кто выучил английский язык и кто сочетался законным браком с англичанином.

Покахонтас родилась в Веравокомоно, рядом с нынешним Ричмондом, штат Вирджиния. Англичане переводили ее имя как «Чистый Ручей меж Двух Холмов», но на родном языке девушки слово (бывшее, вероятно, ее детским прозвищем) означало «маленькая баловница». Настоящее имя, как и у остальных индейских детей, держалось в секрете, который знали только родные. Так вот, ее звали Матоака, что значит «Снежное Перышко».

Она была дочерью Вахунсунакока, Великого вождя Поватанской конфедерации, объединявшей индейские племена, которые говорили на алгонкинских языках и жили вокруг Чезапикского залива. Именно здесь появились первые поселения англичан, когда в 1607 г. была создана колония, названная Виргинией [119]. У отца Покахонтас, известного под именем Поватан, было десять дочерей. В год прибытия англичан ему было под шестьдесят. Когда Покахонтас исполнилось десять, индейцы под началом брата Поватана захватили в плен англичанина по имени Джон Смит (1580–1631). Согласно истории, изложенной в книгах Смита, девочка вмешалась и спасла ему жизнь. Позже он стал президентом колонии Виргиния.

Первое время – отчасти благодаря популярности Покахонтас среди колонистов – сосуществование англичан с индейцами было довольно мирным. Однако постепенно отношения ухудшались, и в 1610 г. между ними разразилась война. Покахонтас похитили и держали заложницей.

Спустя четыре года, в надежде заключить мир, девушку выдали за вдовца-англичанина Джона Рольфа (1585–1622) – первого человека, наладившего экспорт виргинского табака в Англию. Это был брак по политическим соображениям. Рольф писал, что мотивом его было «не необузданное желание плотской близости, но поступок во благо плантации, ради чести страны, во славу Господа нашего, и для моего же собственного спасения». Мотивы юной невесты не зафиксированы.

В 1616 г. Покахонтас, принявшая христианство и окрещенная Ребеккой, вместе с мужем, их маленьким сыном Томасом и целой свитой поватанов отправляется в Брентфорд [120]. При этом сама Покахонтас служила своего рода ходячей рекламой, призванной показать потенциальным колонистам и инвесторам, сколь мирными и очаровательными могут быть индейцы Америки. Покахонтас в последний год своей жизни стала знаменитостью. Поватаны произвели фурор при дворе, где Покахонтас была представлена как «индейская принцесса», чужестранная особа королевской крови. Невзрачный король Яков I не произвел на девушку впечатления, так что пришлось отдельно объяснять его статус.

Через год Рольфы вновь взошли на борт корабля, чтобы плыть обратно в Виргинию, но Покахонтас тяжело заболела (вероятнее всего, оспой), и ее отнесли на берег. Умирая, она успокаивала мужа: «Всё должно когда-нибудь умереть. Достаточно того, что наше дитя живет».

И хотя поватанов лишили большей части земель в течение нескольких лет после смерти Покахонтас, «дитя» ее продолжает существовать. К числу многочисленных потомков Томаса относят Нэнси Рейган и Уэйна Ньютона – конферансье из Лас-Вегаса, который пытается вернуть останки прародительницы в Америку и перезахоронить в штате Вирджиния.

Есть ли в Англии хоть один участок земли, юридически считающийся территорией США?

Да, и это мемориал Джона Ф. Кеннеди с видом на Раннимид – знаменитый луг на берегу Темзы, в графстве Суррей, на котором в 1215 г. король Иоанн Безземельный, под давлением восставших баронов, подписал Великую хартию вольностей, или Magna Carta.

Акр земли, где установлен мемориал, был подарен Соединенным Штатам Америки благодарным британским народом в 1965 г. Прежде собственность английской короны, сегодня это единственная часть Великобритании, законно считающаяся территорией США.

Вопреки распространенному заблуждению, земли посольств иностранных государств их суверенной территорией не являются – как не являются они неприкосновенными для закона земель, на которых располагаются. Подобная путаница в умах объясняется тем, что граждане страны местонахождения посольства не могут входить на его территорию без разрешения, и именно это обстоятельство часто используют беженцы. Если власти страны подозревают, что внутри здания дипломатического представительства происходит нечто незаконное, им придется ждать, пока подозревамые покинут территорию посольства, прежде чем арестовать их. Это, однако, неприменимо к послу и другим дипломатам, поскольку те вправе воспротивиться аресту, сославшись на дипломатический иммунитет.

Все дипломаты имеют неприкосновенность в странах своего служебного местопребывания. Венская конвенция о дипломатических сношениях гарантирует сотрудникам дипломатических представительств иностранных государств неприкосновенность личности и неподсудность судам государства пребывания, т. е. их нельзя ни арестовать, ни преследовать в уголовном порядке за нарушение местных законов. Максимум, что может сделать принимающее государство, – это выдворить нарушителя из страны, объявив персоной нон грата (буквально «нежеланным лицом»). На дипломата тем не менее распространяются законы его собственной страны, и по возвращении домой он может быть преследован судебным порядком по этим самым законам. Направившая дипломата страна также может отозвать его иммунитет, открыв возможность для страны принимающей начать против такого дипломата судебное преследование.