Осетинские народные сказки, стр. 113

Уасгерги же ему говорит:

— Они не чужие, они — твои. Единый бог дал их тебе, никто другой их не назовет своими. Не бойся и владей ими! Владей ими счастливо, но пусть характер у тебя останется таким же, как сейчас.

И тогда старик-кударец поверил тому, что это — его овцы. Он снова улегся спать и быстро заснул, а Уасгерги — да будет ему табу! — исчез.

Утром старик быстро соскочил с постели и видит: одни овцы лежат, другие — стоят, а третьи — жуют жвачку. А у чабанов, его соседей, в это утро все было тихо. Не выпуская своих овец, он проведал своих соседей и увидел, что их кутаны полны каменных истуканов; даже собаки окаменели. Чабаны же стоят, охваченные печалью, и не понимают, что с ними случилось.

Они спрашивают старика-кударца:

— А ты кто такой, откуда ты пришел?

— Я имею кутан вон там. Каждое утро слышны бывали ваши крики, ваша возня со скотиной, а сегодня ничего не слышно, поэтому я пришел проведать вас.

— А твою скотину миновало несчастье? — спрашивают его.

— Мою скотину несчастье миновало, — сказал он им.

— В чем же провинились наши овцы? Почему они окаменели, а его — нет? — удивились они.

Старик-кударец выпустил свою отару из кутана и стал пасти своих овец. Он понял в чем дело и повеселел:

— Единый бог дал их мне, и теперь надо их хорошо содержать, как он мне наказал. Нужно нанять чабанов, один я с ними не справлюсь.

И он нанял столько чабанов, сколько ему нужно было. Он вывез туда свою семью, возвел там большие постройки и приглашал к себе в гости всех, кто только проходил мимо него:

— Заверни! — говорил он каждому. — Буду тебе фусуном.

Вот так он жил и сегодня живет еще.

Как из всего этого мы ничего не видели, так да не посетят нас никакие напасти, никакие болезни!

107. Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага, и сын Фалвара

Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага 75! Не было такого, кто не приходил бы сватать ее. И утренние ангелы, и вечерние духи-предстатели приходили сватать ее. Но на всех сватающих ее она возводила какую-либо хулу, находила у них какой-либо недостаток. И те, на кого она возводила хулу, уходили от нее с поднятыми плечами и опущенной головой.

Явился к ней со своим сватовством и Елиа; он умолял ее, но и ему она отказала, заявив:

— А ты-то как посмел явиться ко мне? Ты носишься по равнинам с громом и криком как глашатай!

Он ушел от нее особенно обиженным. По дороге его встретил Уасгерги. Он приветствовал его и спрашивает:

— Где ты был, Елиа?

— Где я был? Я ходил сватать дочь Саулага. Она оскорбила меня, и я разобиженным возвращаюсь домой.

— А ведь и я тоже направляюсь к ней. Что мне в таком случае предпринять?

— Откуда я знаю, что ты должен предпринять? Бог да поможет тебе в осуществлении твоего желания, а со мной она поступила так, как и следовало мне.

— Что же она все-таки сказала тебе? Та, которая отказала тебе, Елиа, что она может представлять из себя? — сказал Уасгерги и расхохотался в лицо ему.

— Меня она попрекнула тем, что я как глашатай ношусь по полям с криком, — говорит ему Елиа. — Увидим, что она тебе скажет! Иди своей дорогой и не издевайся надо мной.

И Елиа расстался с Уасгерги и зашагал по своей дороге. Уасгерги подошел к дому Саулага. На зов его вышел к нему сам Саулаг, и Уасгерги говорит ему:

— Да не будет мне позорно, я прибыл сватать твою дочь. Какой будет ответ мне?

— Решение вопроса не от меня зависит, — сказал ему Саулаг. — Она знает, о чем ты мечтал по дороге, знает и то, что ты делал раньше. Зайди к ней сам.

Уасгерги зашел к ней и говорит:

— Добрый вечер!

А она ему отвечает:

— Мой вечер был бы добрым, если бы ко мне зашел настоящий, достойный человек. Ты-то по какому праву явился ко мне, когда ты — сын знахарки? Разве я могу выйти за двуязычного?! Ты можешь ездить верхом на коне, и я поэтому должна выйти за тебя замуж?

Так сказала она и дальше не захотела даже разговаривать с ним.

Уасгерги повернул обратно, еще более обиженный, чем Елиа. Саулаг его спрашивает:

— Что она тебе сказала?

— Пусть бог ее возблагодарит! Она мне наговорила таких обидных речей, которых я не забуду, пока буду жив.

Отец зашел к своей дочери и говорит ей:

— Бог да не возблагодарит тебя, дочь моя! Нет уже никого из утренних ангелов и вечерних духов-предстателей, кто не приходил бы сватать тебя, но ты ни за кого не выходишь; ты восстановила против меня весь народ. Неужели никто из них не был достоин тебя?! Мне и показаться уже нельзя на дороге. Оставить, может быть, дом тебе, а мне уйти? Мне уже и житья не стало!

— Я тебе надоела, я огорчаю тебя, мой отец! Устрой же мне в углублении горы Уарпп башню из круглого камня, без двери, с одним окном на крыше; отведи меня туда и оставь там. Я выйду замуж за того, кому покажу из окна запястье своей руки.

Вот такое она объявила условие выхода замуж.

Саулаг построил ей в углублении горы Уарпп башню из камня-кругляка и отвел ее туда. Она поблагодарила своего отца, а затем, надев на обе ноги башмаки, поднялась по стене на верх башни подобно тому, как подкованная лошадь идет по ровному месту. Оглянулась на своего отца — отец ее плакал. Она поблагодарила его еще раз и сказала ему:

— Не плачь, отец мой, и не сокрушайся! Я когда-нибудь помогу тебе.

Среди народа распространилась молва: «Смуглой красавице дочери Саулага, построили башню на вершине Уарппа, и она дала слово, что выйдет замуж только за того, кому покажет оттуда свое запястье!»

И стали туда опять стекаться к ней женихи. А она объявила:

— Пусть каждый покажет свое удальство, в чем только может. Я покажу свое запястье тому, кто мне понравится, и пусть тогда он явится ко мне. А тот, кто не удостоится этого, пусть держит свой путь подальше отсюда.

Являлись к ней женихи, и каждый показывал перед ней свое удальство. Она наблюдала за ними со своей башни и неугодившим ей чем-либо выставляла: кому — метлу, кому — изображение быка или что-либо подобное. Тот, кому она выставляла метлу и прочее, удалялся от нее разобиженным. Таким образом, из тех, кто являлся сватать ее, не осталось ни одного, кого бы она не оскорбила.

Елиа решил снова испытать свое счастье, еще раз посвататься.

— Пойду опять, покажусь ей еще раз, — сказал он сам себе. — В другом облике она меня не узнает.

Он нагнал темные тучи, стал стрелять, греметь, но она выставила в окно изображение медведя и сказала при этом:

— А тебе что нужно? Ты же подобен раненому медведю с северного склона горы, бродишь везде!

Елиа ушел к себе ни с чем.

Сын Фалвара 76 подослал сказать отцу:

— Смуглая красавица, изнеженная дочь Саулага, построила себе на вершине Уарпп башню из камня-кругляка. Ее сватают многие, и я тоже должен испытать свое счастье.

Фалвара на это ему ответил:

— Эй, сын мой! К этой девушке приходили свататься даже утренние ангелы, вечерние духи-предстатели, но ни за кого из них она не согласилась выйти замуж, всем решительно отказала. А мы ведь всего-навсего охранники годовалых барашков! Даст ли она нам свое согласие?

Но сын настаивал:

— Никак нельзя отказаться от нее! Нельзя мне не испытать своего счастья!

Он настаивал на своем все больше и больше, все решительнее и решительнее, и Фалвара сказал:

— Что делать? Смотрю на тебя и говорю тебе: ты ничего не добьешься своими силами, надо послать сватов; к тебе никто не протянет свое запястье!

Сын сказал:

— Каков бы ни был исход, ты все-таки доведи каким-либо способом мое желание до ее сведения!

— В таком случае пошлю к ней сватом Уасгерги, — сказал Фалвара и послал за Уасгерги.

Он явился к Фалвара, и Фалвара ему сказал:

— Вот так и так обстоит наше дело; прошу тебя сообщить ей, что сын хочет на ней жениться.