Украинские сказки и легенды, стр. 48

Не так скоро дело делается, как сказывается, может, и с месяц собирал он мясо, пока не насобирал двенадцать кадок. Пришел он к грифу, тот спустился наземь и раскинул крылья. Вкатил он ему на одно крыло двенадцать кадок, на другое крыло двенадцать кадок, а сам сверху сел.

И поднялся гриф на воздух.

Только он глянет наверх, а тот ему кусок мяса и бросит; глянет еще раз, а тот ему воду дает из бочонка, а потом сбрасывает вниз, чтобы легче ему было лететь. Давал он ему, давал — уже и мяса не стало. Глянул гриф еще раз вверх, а тот уже ничего не дает; глянул второй раз, а и давать-то нечего. Достал дурень нож из кармана, вырезал у себя кусок ляжки и кинул ему. С тем куском и вынес его гриф на Русь.

— Ну, брат, признавайся, что это ты мне дал напоследок такое вкусное? А не признаешься, я тебя съем!

Он признался:

— Да я, — говорит, — кусок ляжки вырезал.

Вот надулся гриф, рыгнул — вылетел тот кусок назад. Приложил он его, — так и врос, будто никто и не резал.

Распрощались они. Гриф двинулся своим путем-дорогой, а дурень домой пошел. Обмотал голову тряпкой, забрался в печь и сидит.

А та царевна построила мост через море, и уж трое сыновей у нее родилось, — ведь он трижды ее поцеловал. Царица из пушки палит, царю говорит:

— Подавай мне вора!

Снарядил царь старшего сына, как полагается, и посылает его. Едет он к тому дому не по мосту, а сбоку, а сыновья возле дома гуляют и говорят:

— К нам, мама, кто-то едет!

— А поглядите-ка, — говорит, — сыны, по мосту ли он едет, или сбоку.

— Нет, сбоку, — отвечают.

— Так это ваш старший дядя.

— Какие же ему почести воздать?

— Отбейте ему палкой ребра, еле живого на коня усадите, и отпустите.

Снарядил царь второго сына, куда получше, чем первого. Поехал и тот сбоку моста.

А дети кричат:

— Мама! Мама! К нам кто-то едет!

— А поглядите-ка, детки, по мосту или сбоку?

— Сбоку моста, — отвечают.

— Это, детки, ваш средний дядя.

— Какие же ему почести воздать?

— Какие воздать почести? Еще посильней побейте, чем того, и чтоб только живой да теплый остался, и отпустите, пускай себе домой едет.

Стреляет она опять и попала в стену, что напротив печи. Как вывалится кирпич да дурня по голове, как выскочит он с печи:

— Дайте-ка, братья, и мне коня, поеду я да ее разобью, зачем она против отца моего воюет!

И как взялись дети и его бить, как начали палками колотить, — еле живой да теплый домой воротился.

МОРСКОЙ ЦАРЬ

Жил себе поживал купец с женою. Был он очень богат и имел сына. Вырастили они сына, оженили его, а там вскоре и умерли; сначала умер сам купец, а вскоре за ним и его жена. Остался сын один со своей молодою женой. И стал он раздумывать: «За какую же мне теперь работу приняться? За какое ремесло взяться? "

Думал-думал и надумал: «Мой батюшка дома не сидел, а все по чужедальним краям ездил. Тем и нажил себе богатство. Буду и я так делать».

Вот нагрузил он три корабля разным товаром, простился со своею женой и поплыл по морю в чужедальние земли.

Ну, поехал он в чужедальние земли, товар свой хорошо распродал, а на седьмом году накупил другого товару, нагрузил уже не три корабля, а целых двенадцать и домой поехал. Несколько кораблей плыло впереди, другие — позади, а он сам в середине. Только выехал он на самую середину моря, а корабль его и остановился; уж что с ним ни делали, на одном месте стоит, не двинется.

Послал тогда купец водолаза, чтоб нырнул в море и поглядел, за что там корабль зацепился. Нырнул водолаз в море, видит — стоит на дне морском дед, держит одною рукой корабль. Спрашивает его водолаз:

— Зачем ты наш корабль держишь?

— Ступай да скажи своему хозяину, если хочет домой вернуться, то чтобы отдал мне то, чего дома не знает, а не даст, то всех потоплю.

Вынырнул водолаз, рассказывает своему хозяину:

— Стоит там на дне морском старый дед, держит одною рукой корабль и передает вам, что коль отдадите ему то, чего дома у себя не знаете, — то отпустит, а нет — то всех утопит.

Купец и говорит:

— Нырни ты к нему да попроси, чтобы дал мне хотя бы три часа сроку подумать, что у меня в доме имеется?

Спустился опять водолаз на дно моря и просит у того деда три часа сроку.

А дед говорит:

— Да не то что три часа, а хоть целых три дня даю сроку.

Вынырнул водолаз, рассказал обо всем хозяину. Стал хозяин вспоминать и записывать все, что в доме у него имеется. Все, все припомнил, только не знает, что родился у него дома сын и что сыну его уже семь лет, что ходит он уже в школу и читать научился. Как припомнил все, посылает водолаза в море:

— Объяви морскому деду, что я готов отдать ему то, чего дома не знаю.

Спустился опять водолаз на дно моря и сказал о том деду. А дед и говорит:

— На слово я не поверю: пускай даст мне расписку, своей кровью написанную.

Надрезал купец тот же час палец, написал кровью расписку, что отдаст, мол, деду то, чего дома не знает, и послал с ней водолаза к деду в море.

Как только взял морской дед расписку, отпустил корабль, и поплыл тот так быстро, что обогнал и передние. А дед взял расписку и понес ее сразу же в город, откуда был родом купец и где проживала его жена с сыном. Отнес и подбросил ее на дороге, а сам приписал:

«Отдал тебя, добрый молодец, отец твой мне в услужение. И выдал он в том расписку, своею кровью написанную. Но ты о том не горюй, я возьму тебя не сразу, а спустя пять лет, когда тебе двенадцать лет исполнится. А как исполнится тебе двенадцать лет, ты покинь отца и мать и ко мне приходи».

А купецкий сын как раз шел из школы, поднял записку, прочитал и говорит:

— Ну, что ж делать, ведь отцовскому слову не перечить, не ставить же батюшку в лжецы.

Жалко было ему покидать свою мать любимую, да и отца было жалко, хоть и не видел он его сроду, а очень любил его, и не хотелось ему его покидать, и горевал он один-одинешенек, матери и слова не молвил, чтоб ее не печалить.

А тут вдруг возвращается отец с двенадцатью кораблями в свой город и всех родичей о том оповещает. Идут родичи и жена с сыном его встречать. Как увидел он свою милую, обнялся с ней, поцеловался, а сына и не заметил, что тот руки к нему протягивает — целоваться хочет. А как увидел — спрашивает у жены:

— А это что за мальчик?

— Да это же наш сыночек, он родился без тебя.

Только тогда и догадался отец, кого он отдал деду, когда тот корабль задерживал.

Вспомнил, только тяжко вздохнул и говорит:

— Вот оно как!..

А сын тотчас же догадался, о чем его отец запечалился, и говорит:

— Не горюй, таточко, ведь не сразу же меня от вас заберут — до двенадцати лет проживу я с вами, стало-быть жить нам вместе еще целых пять лет.

А мать еще ничего о том не знает и спрашивает его:

— О чем вы говорите, мне никак невдомек?

Они ей и рассказали. Сильно горевали отец с матерью и сын. И уж как жалели они своего сыночка! Как любили его!

Вот исполнилось ему двенадцать лет, и говорит он отцу-матери:

— Насушите мне сухариков. Уж пора мне идти к дедушке в услужение.

Насушили они ему сухариков, положили их в торбочку, простились с ним и отпустили его. И пошел он своим путем-дорогою.

Шел, шел и добрел до моря. Пришел и лег отдохнуть. Глядь— стоит на берегу деревцо с красненькими ягодками, и такое рясное. Начал он его разглядывать: «Что оно за дерево? Я такого ни разу не видывал. Уж какой у отца большой сад, всякие там растут деревья, а похожего нету! Что оно за дерево?» А была то калина. Смотрит он на нее, смотрит, видит — летят одиннадцать уточек, а позади двенадцатая. И летят они прямо на него, он тогда поскорей за куст — и спрятался там.

Спустились одиннадцать уточек прямо возле него на берегу и обернулись все красивыми девушками. Разделись и стали в море купаться. Искупались и полетели.

Прилетает потом задняя, двенадцатая. Прилетела и обернулась дивчиной краше всех. Разделась и стала тоже купаться. А купецкий сын вышел из-за куста, схватил ее одежду и спрятался под деревом. Сидит там, молчит, словно неживой. Искупалась она, вышла на берег. Хвать — нет одежды. Вот она и говорит: