Украинские сказки и легенды, стр. 10

Вышел срок быть ему войтом, а не сделал он скворцам ничего хорошего, уничтожил их за это время столько, что осталось их в стае всего девяносто.

Что тут делать скворцам? И порешили скворцы его сбросить и говорят:

— Если он еще год пробудет, то нас ни одного не останется!

Позвали они его, видят, что сбросить его уж не так-то легко.

Тогда подумали они и решили:

— Если его не убить, то никак не сбросить.

Сошлись они раз все вместе, обступили его кругом, и хотя птицы они и малые, да клювы у них острые, и как начали его долбить, стал он тут клясться-божиться, что войтом больше никогда не будет.

И конец.

II

ДЕДОВА ДОЧКА И ЗОЛОТАЯ ЯБЛОНЬКА

Жили себе дед да баба. У деда была дочка, и у бабы была дочка. А был дед женат второй раз, — от первой жены была у него дочка, а бабу он взял вдовушку, и была у нее дочка, выходит, что стали дети сводными сестрами. Росли себе девочки вместе, стали уже девушками. Да только невзлюбила мачеха дедову дочку, все, бывало, на нее нападает, все ее бьет и ругает.

Вот собирается раз баба на ярмарку и дочку с собою берет. Нарядила ее, как панночку, усадила на возу, а дедовой дочке велит:

— Смотри ж, такая-сякая, пока я с ярмарки вернусь, чтоб ты прядево спряла, полотна наткала, выбелила да на стол положила.

Вот села девушка у оконца и плачет. А тут подходит к оконцу корова, что от ее покойной матери осталась.

— Чего ты, девонька, плачешь? — спрашивает ее.

— Как же мне, коровушка-матушка, не плакать? Велела мать, чтобы я, пока она с ярмарки вернется, и напряла, и наткала, и полотно бы выбелила.

— Не горюй, голубка моя! Влезь мне в правое ухо, а в левое вылезь, и наберешь там полотна, сколько тебе надобно.

Влезла она вмиг коровке в правое ухо, а там — добра!.. Взяла она три штуки полотна белого да тонкого, вылезла в левое ухо, положила полотно на стол, сама у оконца села, мачеху дожидается. Приехала мачеха.

— Ну что, такая-сякая, готово полотно?

— Готово, — говорит, — вон на столе лежит.

— Где же ты его взяла? Должно быть, украла!

— Нет, — говорит, — сама напряла.

Вот спустя неделю или около того опять собирается баба на ярмарку, опять берет дочку с собой, а дедовой снова велит, чтобы полотна наткала. Села она у окошка, плачет. Приходит корова.

— Чего ты, девонька, плачешь?

— Да как же мне, коровка-матушка, не плакать? Мать снова велела, чтобы было полотно.

— Не горюй, — говорит коровка. — Влезь мне в правое ухо, а в левое вылезь, да и набери, сколько тебе надобно.

Она полезла, взяла полотно, положила на стол, села у оконца и мачеху дожидается.

— Спасибо, — говорит, — тебе, коровка, что меня выручаешь!

Приехала мать, спрашивает:

— Ну что? Полотно готово?

— Вон на столе, — говорит.

— Да где ж ты его берешь, такая-сякая? Должно быть, воруешь?

Та говорит, что нет, сама, мол, полотно наткала. Мачеха не верит.

Вот спустя несколько дней собирается опять баба на ярмарку и велит снова дедовой дочке, чтобы было полотно. Перед отъездом послала ее за чем-то к соседу, а сама с дочкой советуется, как бы это подсмотреть, где она полотно брать будет.

— Знаешь что, мама? Полезу-ка я на печь, улягусь у трубы, а ты меня укроешь, вот она меня и не заметит, а я уж все высмотрю, что она делать будет.

— Ну, хорошо, — говорит, — дочка!

Забралась она на печку, а баба поскорей прикрыла ее, а сама оделась и поехала, пока еще дедова дочка не вернулась.

Вернулась дедова дочка, села у окошечка и плачет.

Пришла коровка.

— Чего ты, девонька, плачешь?

— Да как же мне не плакать, если мать снова велела мне полотна наткать.

— Не горюй, — говорит коровка, — все устроится. Влезь мне в правое ухо, а в левое вылезь.

Полезла она, взяла полотно, положила на стол, сама села у оконца, мачеху дожидается. А бабина дочка лежит на печи и все видит и слышит.

Приехала баба.

— Ну что, такая-сякая, готово полотно?

— Готово, — говорит.

— Ну, ступай волов выпряги!

Только та из хаты, а дочка слезла с печи и давай матери рассказывать, что тут было. Начала тогда баба клясть-проклинать корову.

— Чтоб и духу ее не было, — говорит деду, — зарежь да зарежь!

— Да зачем же ее резать? Ведь корова такая хорошая, что ни год, то с теленочком.

— Чтоб не было ее! Душа моя ее не выносит!

Нечего делать деду.

— Что ж, — говорит, — завтра зарежу.

Как услыхала дедова дочка, что ее коровку зарезать собираются, плачет. Вышла в ночи тихонько из хаты и пошла к коровке на скотный двор.

— Коровка-матушка, — говорит, — тебя зарезать собираются.

— Ничего, — молвит коровка, — ты, девонька, не горюй; как зарежут меня и станут разбирать мясо, ты себе ничего не бери, возьми только голову; а как дадут тебе голову, ты возьми и закопай ее там-то и там-то на огороде и каждый день наведывайся.

Вот на другой день утром наточил дед нож и пошел за коровкой.

Зарезал ее, обмыл, внес мясо в хату, и давай его делить.

— А тебе, — спрашивает, — дочка, что дать?

— Ничего мне не надо, только голову дайте.

— Вот глупая! Что с головы проку?

— Ничего, уж дайте мне голову!

Дали ей голову. Отнесла она ее сразу же на огород и закопала. На другой день поднялась раным-рано, тотчас пошла на огород к тому месту, где голову закопала. Пришла, глядь — а там выросла уже яблонька, да еще какая! Золотой на ней листочек, то листочек серебряный. Любуется она яблонькой. А пташки поют: соловьи, кукушки, райские птицы — так всю яблоньку и укрыли, и к ней, дедовой дочке, ну прямо так и садятся на плечи и на голову, — так ее всю и прикрыли, и щебечут. Постояла она, постояла, поглядела и вернулась опять в хату, как ни в чем не бывало.

Прошло так, может, с месяц. Ходит дедова дочка, что ни день, к яблоньке, а яблонька выросла уже большая, зацвела золотыми и серебряными цветочками, а там и яблоки на ней поспели: одно золотое, а другое серебряное. А про яблоньку никто из домашних и не знает. Уж на что бабина дочка проныра, но и та еще не доведалась.

Но проезжал раз мимо села какой-то пан, глянул на дедов огород, а там что-то, словно солнце, сияет. Велел пан остановить лошадей и своего слугу посылает.

— Ступай, — говорит, — посмотри, что там за диво такое? Подходит слуга поближе к яблоньке, и как глянул…

— Ну, — говорит, — пане, я и отродясь такого дива не видывал.

А пан ему и говорит:

— Сорви мне яблочко!

Только протянул слуга руку, чтоб сорвать яблочко, а яблонька вверх — шугу! И — зашумела, а за ней и все птички ввысь поднялись, и поют распевают. Стоит слуга, и руки уже опустил. А пан ему говорит:

— Ступай позови сюда хозяина.

Пришел слуга к деду в хату:

— Здорово, дед!

— Здорово!

— Это твой огород?

— Мой.

— Расскажи, дедушка, что это у тебя там на огороде за диво?

— А что такое?

— Да ты разве не знаешь? А яблонька?!..

— Какая-такая яблонька? У меня и сада-то нету.

— Ну, пойдем со мной, посмотришь!

Накинул дед свитку и пошел. Как глянул на яблоньку… боже ты мой! Так глаза ему и ослепило! Остановился он, смотрит.

А пан из кареты кричит:

— Здравствуй, дедусь!

— Здравствуйте, паночку!

— Это что, твой огород?

— Мой.

— И яблонька твоя?

— Моя.

— А не можешь ли сорвать мне яблочко?

— Что ж, можно!

— Так сорви, пожалуйста, я за это тебе что хочешь заплачу. Но только протянул дед руку к яблочку, а яблонька — шугу!

Так ввысь и взлетела! Дед так руки и опустил. А пан говорит:

— Может, у тебя, дед, есть еще кто в хате, дочка или сын, так пусть выйдет. Если сорвет яблочко сын или баба — большую награду получишь, а если дочка — возьму ее в жены.

Пошел дед в хату, рассказал обо всем бабе. Как всполошилась баба и давай наряжать свою дочку. А дедова дочка сидит себе в уголочке, только посмеивается, думает про себя: «Куда вам его сорвать!»