Сибирские сказки, стр. 24

Царь юношу хвалил, народ радовался. Юноша и поесть не успел с дороги — зовёт его к себе царь и новую службу назначает.

— Иди, найди мне жену, да смотри, чтобы хороша была, по душе мне пришлась. Привезёшь плохую — убью!

Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал чалый жеребёнок, спросил:

— О чём плачешь?

— Как же не плакать? Царь послал жену ему найти, красивую и чтобы по душе ему пришлась.

— Не плачь, — успокоил жеребёнок. — Если мы не найдём, кому же найти? Иди проси пять саженей красной материи.

Взял юноша материю, сел на чалого жеребца и отправился в путь. Ехали, ехали и доехали до той же избушки. Переступил юноша порог, мать солнца на лавке лежит.

Поздоровались.

— По какому делу? — спросила старушка.

Юноша рассказал обо всём.

— Иди к тому же месту, — говорит старушка, — добудь золотое перо.

Сказано — сделано. Расстелил юноша материю на берегу озера и сам под неё спрятался, лежит, ждёт. Прилетели гуси. Вырвал юноша у одного перо золотое, обмотал его вокруг пальца, перо в кольцо обернулось.

Поблагодарил юноша старушку, простился с ней и поехал домой.

Приехал домой, пошёл во дворец и бросил кольцо на пол. Поднялась с пола красавица краше луны и солнца. Пошла по залу. В дверях остановилась и сказала царю:

— Если привезёшь мой золотой гребень, стану твоей женой.

Снова задал царь юноше службу — погнал золотой гребень искать. Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал жеребёнок, спросил:

— О чём плачешь?

Рассказал юноша. Послал его жеребёнок к царю за мотком бело-голубых ниток. Принёс юноша нитки, и отправились они в путь-дорогу. Скачет жеребёнок, юношу поучает:

— Встретим мы в пустынной степи лиственницу, вершиной она до неба выросла. На неё без счастливых бело-голубых ниток не залезешь. Есть на этой лиственнице гнездо белого гуся. Ты подкараулишь его и выдернешь из крыла золотое перо, это и будет девичий гребень.

Доехали они до лиственницы. Обвязался юноша ниткой и полез. Добрался он до гнезда, спрятался и ждёт. Недолго сидел — видит: летит белый гусь в гнездо, а сам плачет, причитает:

— Уж если взяли мою дочку, зачем же гребень её золотой не взяли. Ходит она теперь, и нечем ей голову расчесать.

Сел гусь в гнездо, а юноша вырвал из крыла золотое перо и начал вниз спускаться…

— Да будет крепок сучок, на который ты ступишь, да будет твёрдо, как железо, место, где ты ногой упрёшься. Дожить тебе до белых волос, до жёлтых зубов, — закричал обрадованный гусь.

Не успел юноша домой вернуться, а уж царь его к себе призвал, кричит в гневе:

— Нашёл гребень?

— Нашёл, — ответил юноша. Бросил на стол кольцо, глядь, а на том месте гребень лежит. Царь схватил его и поднёс красавице.

Взяла она гребень и говорит царю:

— Коль сумел гребень найти, так ещё одну просьбу исполни: найди живую и мёртвую воду, тогда пойду за тебя замуж.

Послал царь юношу живую и мёртвую воду искать. Вышел юноша на царский двор, стоит плачет. Прибежал чалый жеребёнок, спрашивает:

— О чём горюешь? Отчего горькими слезами плачешь?

Рассказал юноша, в чём дело. Задумался жеребёнок и говорит:

— Тяжёлая задача. Охраняют живую и мёртвую воду сорок голодных волков. Мимо них никому не пройти, одолеть их мало кому под силу. Ну, да делать нечего, поедем… Только две бутылки возьми: одну — белую, другую — чёрную.

Поехали они к тому месту, где живая и мёртвая вода хранилась.

Напустил жеребёнок на три дня такой мороз, что скалы на вершинах гор затрещали, кругом вьюга замела, по лощинам туман поднялся. Забегали сорок волков, места себе не находят. А потом жеребёнок на три дня такой жары напустил, что забились волки в тень да заснули. Юноша набрал в белую бутылку живую воду, в чёрную — мёртвую и поехал домой.

Проснулись волки, а юноша уже далеко был, только волчий вой издалека услышал.

Приехали во дворец. Юноша бутылки с водой царю отдал, а царь — красавице. Взяла она бутылки. На юношу живой водой брызнула, а на царя — мёртвой. Царь умер не сходя с места, а юноша стал ещё сильнее, ещё красивее, чем раньше был.

Вышла за него красавица замуж, и стали они жить и поживать.

Батрак Торсых

На берегу быстрой реки жил бай Хырым. У него была жена Хырха. Летняя юрта их стояла у самой воды. Жил у бая в батраках бедный человек по имени Торсых. Бай не позволял ему ставить юрту близко к реке, боялся, что будет бедняк воду бесплатно брать. Всего в хозяйстве у Торсыха была одна коровёнка, одна овца и одна собака — все чёрной масти. Жил Торсых с женой и двумя детьми. Сорок лет работал на бая, ничего заработать не мог и уйти от него не мог. Пройдёт год, придёт Торсых за расчётом, и он же должен остаётся. Всё подсчитают: сколько жена Торсыха в речке брала воды, сколько навозу спалила. За долги снова работать заставляют.

Так и в этом году случилось. Всю зиму пас Торсых байские табуны и опять в должниках остался.

Весной прилетели ласточки. Попробовали вить гнёзда у бая, но жена бая прогнала их. «Нечего мусор около жилья разводить», — сказала она птицам.

Ласточки поселились в юрте Торсыха. Жена бедняка никогда их не ругала, ещё и подкармливала.

Как-то рано утром ласточки сидели на юрте и между собой разговаривали: «Никогда мы не сорили возле жилья бая, а его жена нас выгнала, гнёзда наши разорила. Зато здесь, хоть и насорим иногда, никто не ругает, а ещё и покормят».

Услышала сорока их разговор, и зависть её взяла.

— Я, — говорит, — у бедных ничего не ем, брезгую. Вот у богатых — другое дело.

А ласточки ей отвечают:

— Ты нечистая птица. Ты самая плохая из всех птиц. Ты отбросами богатых кормишься, лягушек и змей ешь. Ты в жаркие страны летать не можешь.

— Я чистая, я чистая, — закричала сорока.

— Мы к тебе и близко не хотим подходить. Ты лгунья. Ты летом смеёшься, а зимой плачешь, — ответили ласточки.

Не вытерпела сорока и со злостью улетела.

Однажды Хырха и Хырым увидели детей Торсыха и рассуждают между собой:

— Торсыха мы крепко держим, — сказала Хырха. — А вот его дети вырастут и не станут на нас работать.

— Надо юрту Торсыха спалить, тогда и его детей в кабалу заберём. Новую юрту нелегко построить, — сказал Хырым.

Как решили, так и сделали. Ночью проснулся Торсых — двор горит. Разбудил он жену, детей, схватили они вёдра и побежали на речку. Хырым и Хырха уже там стоят, воду не дают.

— Вы и так уже задолжали, — сказали они Торсыху.

Ласточки полетели к реке, воду в рот набирают и заливают пожар, а сорока сухой травы в огонь подбрасывает и хохочет:

— Ха-ха-ха, как горит весело. Пусть всё горит.

В степи на кургане волк завыл:

— Так и надо Торсыху: ни одного жеребёнка не дал нам съесть, пусть дотла сгорит двор его. А корову с овцой мы задерём.

Собака Торсыха вокруг юрты бегает, просит:

— Хоть бы дождь пошёл, хоть бы дождь пошёл.

В табуне чалый жеребец заржал:

— Торсых нас днём и ночью никому в обиду не давал, пусть хлынет дождь и зальёт пожар.

Сорока хохочет:

— Ха-ха-ха… Если волк у Торсыха корову съест, мне кишки останутся.

Ласточки, летая, кричали:

— Пусть дождь польёт… Пусть дождь польёт…

Подул ветер, нагнал чёрную тучу, и полил дождь. Дождём быстро залило пожар…

Волк подкрался к чалому жеребцу:

— За то, что ты просил дождь, я съем тебя, — сказал волк.

— Ты сначала посчитай, сколько у меня волос в хвосте, — ответил жеребец и повернулся задом.

— Ну что же, посчитаю, — согласился волк. Подобрался к жеребцу, а жеребец как ударил задними ногами, так волчью голову на две части и расколол.