Горностай, стр. 14
Няссу и горностаю досаждал, когда тот кружил на хуторе Вийре возле амбара и хлева.
На жалобы побитой собаки горностай особого внимания не обратил. Как славно начался для него охотничий день и чем обернулся! А теперь еще следует глядеть в оба, чтобы лисица не заметила и на нем не отыгралась.
ПЕРЕЕЗД
К хутору Таммисту с тихим рокотом подкатили «Жигули». Перед воротами автомобиль остановился, взревев мотором, будто отсалютовав по случаю благополучного прибытия. Дверцы распахнулись, младшие представители семейства Кивистик — Маарья и Мадис — вылезли из машины и бросились открывать ворота.
Как же быстро развивается все в природе! Вон какая травища повсюду поднялась, и в ней цветочки проглядывают. Газон во дворе уже по косе тоскует — лопухи разрослись, из-под них тут и там еле виднеются розовые глазки маргариток, по бокам дорожки распластались широкие листья подорожника, поодаль желтели головки ромашек, на клумбах распустились разноцветные примулы, а на розах уже наклевывались бутоны. Нет ничего удивительного в том, что дачники первым делом стали обходить свои владения.
— Посмотрите, ребята, как шиповник цветет! — заметил папа Тоомас.
— Ой, мама, гляди-ка! — радостно воскликнула Маарья, — Какой огромный красивый пион!
— Папа, а яблоки в этом году будут? — спросил Мадис.
— Ишь как сорняки все заполонили! — опечалилась хозяйка и тут же распорядилась: — Чтобы завтра же пропололи все грядки!
После беглого осмотра семейство Кивистик приступило к разгрузке. Из машины извлекли множество узлов и свертков разных размеров, вытащили чемоданы, картонки, деревянные ящики со всякой посудой, которая гремела, пугая хозяйку.
— Осторожнее, — настоятельно предупреждала она, — не разбейте чего-нибудь!
Житейские хлопоты. Никак не может человек обойтись без целого вороха добра. Избави нас от того, чтобы что-то разбилось. Воз с пожитками впереди, сами сзади — только так мы в состоянии устроиться, будь то в городе или в деревне, и чувствовать себя в своей стихии среди уймы вещей.
В доме раскрыли настежь двери и окна. Тяжело ступая, переносили чемоданы и ящики, протискивались в дверных проемах, пыхтели на лестнице до тех пор, пока все не распаковали и не установили хотя бы предварительно. Мама Кайе принялась вытирать пыль и мыть полы. Всякое переселение начинается с генеральной уборки. Разве угадаешь, где пробегали мыши, оставив свои следы, и где с потолка натрусился сор.
— Целый год почти никто не убирался как следует, понятно, что все в грязи, — сказала она, подводя итог своей работе.
Автомобильный гудок разбудил горностаев в их гнезде. Мать тут же подняла голову, внимательно прислушалась и понюхала воздух.
Во дворе урчал мотор; людские голоса и шаги сперва доносились издалека — со двора, из сада и с крыльца, — затем хлопнула дверь в сенях, тревожные звуки стали приближаться: уже ходили в нижних комнатах и на кухне, где почему-то всегда гремела посуда. Заскрипел колодезный журавль, кто-то переливал воду из бадьи в ведро.
И вот уже человек появился в мансарде, затопал прямо над головой у горностаев. Совсем тревожно стало. Горностаиха никак не могла смириться со слишком близким присутствием человека. Он раздражал ее и злил. Ее так и подмывало выскочить из гнезда, над которым угрожающе поскрипывали и прогибались доски. Да как ты бросишь детенышей, куда ты их потащишь среди бела дня? Она не знала, как быть, на что решиться, куда спрятать малышей, куда спрятаться самой.
Правда, до сих пор ее терзания были напрасными: человек так же быстро исчезал, как и появлялся. Однако на этот раз все складывалось по-другому: шумели, что-то поднимали, перетаскивали и передвигали не только в нижних комнатах, а в мансарде и даже на чердаке.
Когда самые неотложные дела остались позади, когда вещи расставили но местам, набрали и принесли полные ведра воды, отец с сыном, то есть хозяин Тоомас вместе с Мадисом, начали готовить рыболовные принадлежности. Копались в разных коробочках, шуршали, будто мыши в мешке с горохом. Потом пошли к компостной куче, рылись под ягодными кустами и на картофельном участке — червей нигде не было. Наконец попалось несколько тоненьких бледных заморышей — и рыбаки чуть ли не бегом понеслись напрямик к шлюпочной гавани, прихватив с собой удочки и заплечные мешки.
— Вот ведь оглашенные! — крикнула вслед мужу и сыну хозяйка, подтрунивая над разбиравшим их нетерпением. — Помчались сломя голову, будто рыбьи косяки ждут не дождутся или море от них уйдет.
Однако никакие насмешки и уговоры не могли остановить мужчин, женщинам пришлось смириться и остаться дома одним.
Ну конечно, много ли горожанки смыслят в рыбацком деле?! Как же не пойти на море, когда тебя влекут и манят бескрайние водные просторы, когда до моря рукой подать — вон оно синеет за прибрежным можжевельником со всеми своими затонами и маленькими островками.
Водная гладь расстилалась перед ними в полном покое, отливая металлом в лучах клонящегося к закату солнца. Разве можно в такой прекрасный тихий вечер усидеть дома? Неужели не ясно, что стоит только стать в лодке на закате возле мели Нудрираху и забросить, червяка, как окуни будут рвать его друг у друга.
Здесь уместно упомянуть о том, что среди вещей, извлеченных из машины, была корзина с кошкой Марлийс. Ее сразу же выпустили на свободу. Не в пример своим кормильцам, Марлийс не чувствовала никакого удовольствия от поездки и перемены места жительства. В дороге она вела себя беспокойно, вначале мяукала, а когда это не помогло, принялась истошно вопить и царапать корзину когтями. Правда, на ее выходки никто не обращал внимания. Едва освободившись, Марлийс несколько раз недовольно вякнула, спряталась за розами и, прижавшись к земле, поглядывала оттуда горящими глазами. Все ее здесь раздражало.
Чего только не делала маленькая Маарья, чтобы приободрить свою любимицу! Она всячески пыталась успокоить кошку, потчевала ее, гладила, брала на руки. И все напрасно: Марлийс вырвалась и направилась в сад, прижав ушки и недовольно помахивая хвостом. Всем своим видом она как бы давала понять: оставьте меня в покое!
Но в саду ее ждало жестокое разочарование. Вовсе не желая того, она испугала славку, у которой были птенчики в гнезде. Славка подняла тревогу и стала звать на помощь. Сразу же слетелись черные дрозды, а из куста барбариса выпорхнул серый сорокопут со своим грубым «чэк-чэк». Все они наперебой, каждый по-своему, принялись бранить кошку.
Марлийс явно неуютно почувствовала себя в центре такого недружественного внимания и, убежав за дом, нашла укрытие под стрехой дровяного сарая. Там возникла новая неприятность — трясогузка ударилась в крик, то поднимая, то опуская свой длинный хвост, да неизвестно откуда появившиеся синицы освистали ее.
Марлийс нигде не находила покоя. Куда бы она ни сунулась, везде ее кто-нибудь донимал. Это и не удивительно — Марлийс бросалась в глаза как днем, так и ночью из-за своей белоснежной пушистой шерстки.
Горностаихе давно пора было отправляться на охоту. Но как уйти, когда детеныши в опасности и ты обязана их защищать!
Вообще-то они были не такими уж маленькими и беспомощными, как в первые дни, обросли шерсткой, все больше походили на настоящих хищников. Носились по чердаку и даже выскакивали на лестницу, однако, услышав чужие голоса, бросались к матери или забивались в гнездо, где тесно прижимались друг к другу. Разумеется, мать не делала различия между грудным возрастом и подростковым. Они были для нее все теми же малышами, их все равно надлежало оберегать.
Вот она и выжидала, не решаясь двинуться с места, пока человек находился в опасной близости.
Наконец дверь закрыли, шаги удалялись вниз по лестнице, что подтверждал и скрип ступенек. Наверху все стихло. Горностаиха вздохнула с облегчением. Поскольку в мансарде никого больше не было, она покинула гнездо, выглянула из отверстия и, ничего не обнаружив, выбралась на чердак. Через какое-то мгновение она была на дворе, подскочила к дырке в металлической сетке, огораживавшей хутор, пролезла в нее и бросилась в березнячок. Между тем хозяйка готовила на кухне ужин.