На шаг сзади, стр. 16

Это было три года назад. Он был на больничном и сомневался, сможет ли вообще продолжать службу в полиции. Он не мог припомнить, что посылал открытку Сведбергу. Он вообще мало что мог припомнить из того периода. Но значит, он все же написал тогда Сведбергу. Потом вернулся в Истад и вышел на, работу. Он помнил, как это было, и запомнил реакцию Сведберга. Бьорк привел его на оперативку и поздравил с выходом на работу. Стало очень тихо – все были уверены, что он не будет больше работать в полиции. Прервал молчание именно Сведберг. Валландер помнил дословно, что он сказал: Замечательно, что ты вернулся. Для меня ты все время был здесь, ни одного дня без тебя не проходило.

Валландер не отпускал вставшую перед глазами картинку, пытаясь вновь увидеть Сведберга. Тот почти все время молчал. При том что мог лучше кого бы то ни было тактично прервать неловкое молчание, сказать что-то уместное, облегчить настроение. Он был толковым полицейским. Не выдающимся, не блестящим – именно толковым. Упорным, верным долгу. Рапорты писал неважно, чем раздражал прокуратуру. Но работал хорошо – у него была превосходная память, и он умел отличать важное от неважного…

Еще одна картинка всплыла в памяти. Несколько лет назад они вели запутанное дело об убийстве, где главную и, прямо скажем, жутковатую роль играл владелец Фарнхольмского замка, и Сведберг вдруг сказал: тот, у кого так много всего, просто не может быть порядочным человеком. В другой раз, в связи с тем же самым делом, Сведберг поделился с ним мечтой – я всерьез надеюсь, сказал Сведберг, что когда-нибудь мне удастся добраться до этих господ, уверенных, что для них закон не писан.

Валландер встал и прошел в спальню. Телескопа не было и здесь. Он опустился на колени и заглянул под кровать. Сведберг, очевидно, был чистюлей – пыли под кроватью не было. И вообще ничего не было. Он поднял подушки, одну за другой. Ничего. В платяном шкафу – аккуратно развешенная одежда. На дне – обувная полка. Валландер отодвинул костюмы и посветил карманным фонариком – там стояли чемоданы. Он вытащил один и открыл – пусто. Потом занялся стоявшим у короткой стены комодом. Там лежали простыни, пододеяльники и нижнее белье. Он приподнял стопки белья, провел рукой по дну – ничего. Он сел на край кровати. На ночном столике лежала открытая книга – «История индейцев сиу» на английском. Сведберг довольно плохо говорил по-английски, подумал Валландер. Читал, наверное, лучше.

Он рассеянно перелистал книгу, задержавшись на красивой и гордой фотографии Сидящего Буйвола. Потом встал и пошел в ванную. Открыл зеркальный шкафчик над раковиной. Ничего такого, что привлекло бы его внимание – примерно то же, что и у него самого. Оставались прихожая и гостиная. Он начал с прихожей. Из кухни вышел один из криминалистов. Валландер сел на табуретку и выдвинул ящик маленького комодика под зеркалом. Там лежали перчатки и пара бейсбольных кепок, одна из них с рекламой сети магазинов радиотоваров.

Он встал. Гостиная… Ему очень не хотелось туда идти. Оттягивая неприятный момент, он вернулся в кухню и выпил стакан воды. Было уже почти шесть. Он страшно устал. Глубоко вдохнув, он вошел в гостиную. Нюберг надел наколенники и ползал по полу вокруг черного кожаного дивана, стоявшего у стены. Стул так и лежал опрокинутым, никто его не поднял. И ружье было на месте. Единственное, что исчезло, – тело Сведберга. Валландер окинул взглядом комнату. Попытался представить, что здесь произошло. Что было до того, как прозвучали выстрелы? Но ничего не получалось. Вернулось странное чувство, что он не видит чего-то решающего, какого-то важного и не замеченного им противоречия. Он даже задержал дыхание, пытаясь понять, что это, но снова не смог. Нюберг встал с колен. Они поглядели друг на друга.

– Тебе все понятно? – спросил Валландер.

– Нет. Напоминает загадочную картинку.

Валландер глянул на него испытующе:

– Какую картинку? О чем ты?

Нюберг высморкался и аккуратно сложил носовой платок.

– Все в кашу. Перевернутый стул, выдвинутые ящики, раскиданная посуда, бумаги… Тебе не кажется, что беспорядка чересчур много?

Валландер понял, что Нюберг имеет в виду. Сам он об этом не подумал.

– Ты хочешь сказать, что это инсценировка?

– Это всего лишь мое предположение.

– Что именно заставляет тебя думать, что это все сделано нарочно?

Нюберг показал на маленького фарфорового петушка на полу:

– Можно догадаться, что петух стоял на этой полке. Где же еще? И представь, кто-то выдирает ящики, чуть не выламывает их… до петуха ему, понятно, дела никакого нет. Петух падает… и оказывается чуть не в трех метрах от полки.

Валландер кивнул. Нюберг был прав.

– Объяснение, наверное, найдется, – сказал Нюберг. – Но искать его тебе.

Валландер промолчал. Он постоял немного в гостиной и вышел из квартиры. Уже рассвело. У дома стоял полицейский автомобиль, но любопытных пока не было. Валландер предположил, что полицейским дано распоряжение пока помалкивать.

Он сделал несколько глубоких вдохов. Начинался один из редких погожих дней позднего сконского лета.

Только сейчас он почувствовал настоящую скорбь. Словно бы он оплакивал и Сведберга, и самого себя, словно бы получил жестокое напоминание, что и он смертен. В то же время ему было немного страшно. Смерть подошла совсем близко. Не так близко, как тогда, когда умер его отец, зато более наглядно и жестоко.

Это пугало его.

Было двадцать пять седьмого, утро пятницы, девятое августа. Он медленно пошел к машине. Мимо, грохоча, проехала бетономешалка.

Еще через десять минут он открыл дверь полицейского управления.

6

Они собрались в комнате для совещаний в самом начале восьмого. Перед стулом, на котором обычно сидел Сведберг, Лиза Хольгерссон поставила зажженную свечу. Собрались все, кто был. Потрясенные и подавленные, они выслушали короткую речь Лизы. Она с трудом владела собой, чувствовалось, что вот-вот может сорваться – все молча молились, чтобы этого не произошло, потому что тогда ситуация сделалась бы просто невыносимой. Потом все встали – минута молчания. У Валландера в голове, мешаясь, проносились картины минувшей ночи. Уже сейчас ему было трудно восстановить в памяти лицо Сведберга. Он вспомнил то, что подумал, когда умер отец, а еще раньше – Рюдберг. Конечно, можно помнить умерших. И все равно их словно бы и не было. Они как бы и не существовали.

Постепенно все разошлись. Осталась только следственная группа и Лиза Хольгерссон. Мартинссон закрыл окно, и пламя свечи заколебалось. Валландер вопросительно посмотрел на Лизу Хольгерссон, но она покачала головой. Говорить должен был он.

– Мы все устали, – начал он. – Мы устали, мы вне себя от потрясения, мы не знаем, в каком направлении двигаться. Случилось то, чего мы боимся больше всего. Обычно мы сидим и пытаемся раскрыть преступление, иногда тяжкое преступление, но оно не затрагивает непосредственно нас. Сейчас все по-другому. И все равно мы должны расследовать его, как всегда, теми же методами, что и любое другое преступление.

Он обвел комнату глазами. Все молчали.

– Подведем предварительные итоги. Потом набросаем план следствия. Итак, мы почти ничего не знаем. Где-то между вечером среды и вечером четверга Сведберга застрелили. В его собственной квартире. Застрелил его некто, проникший через дверь, причем на двери видимых повреждений нет. Мы можем предположить, что его убили из ружья, лежащего там же на полу. Первое впечатление – попытка квартирной кражи, то есть Сведберг столкнулся с вором, а тот был вооружен. Мы не знаем, так ли все было, это – одна из возможностей. Нельзя забывать и о других версиях. Поиск должен вестись как можно шире. В то же время не следует забывать, что Сведберг был полицейским. Это может оказаться важным для следствия, хотя и не обязательно. Точное время убийства неизвестно. Странно, и даже очень странно, что никто из соседей ничего не слышал. Теперь надо дождаться заключения судебных медиков из Лунда.