Нечестивец, или Праздник Козла, стр. 81

– Не ожидала такого гостя, красавица.

– Ой, какая честь. Ну, как вы, как ваше самочувствие, Хозяин?

Трухильо задержал в ладонях ее руку. Вот она, совсем рядом; он касался ее, вдыхал ее запах и чувствовал себя хозяином своей мужской силы.

– Ехал в Сан-Кристобаль и вдруг вспомнил тебя.

– Какая честь, Хозяин, – повторила она в полной растерянности. – Знай заранее, я бы подготовилась к вашему приходу.

– Ты всегда красива, такая, какая есть. – Он привлек ее к себе и, шаря руками, щупая грудь, ноги, поцеловал. Он почувствовал: начинается эрекция, и это разом примирило его со всем на свете.

Мони позволяла ласкать себя и целовала его, но скованно. Сакариас стоял метрах в двух от автомобиля, предусмотрительный, как всегда, с автоматом в руках. В чем дело? Что-то необычное было в Мони, как будто она нервничала.

– Муж дома?

– Да, – ответила она совсем тихо. – Собирались ужинать.

– Пусть пойдет пивка попить, – сказал Трухильо. – А я сделаю круг и вернусь. Через пять минут.

– Дело в том… – забормотала она, и Генералиссимус почувствовал, как напряглось ее тело. Она не решалась, но в конце концов выговорила, почти неразборчиво: – У меня эти самые дни, Хозяин…

Возбуждение разом прошло, как не бывало.

– Месячные! – разочарованно воскликнул он.

– Я очень извиняюсь, Хозяин, – бормотала она. – Послезавтра буду в порядке.

Он выпустил ее, глубоко вздохнул, разочарованный.

– Ладно, я еще приеду к тебе. Прощай. – И высунулся в дверцу, через которую только что вылезла Мони. – Поехали, Сакариас!

Немного спустя он спросил Сакариаса, брал ли тот когда-нибудь женщину во время менструации.

– Никогда в жизни, Хозяин. – Шофер скривился от отвращения. – Говорят, в это время она заражает сифилисом.

– Нет, просто-напросто грязная, – с сожалением заметил Трухильо. А если по проклятому стечению обстоятельств у Иоланды Эстерель сегодня тоже менструация?

Они уже ехали по шоссе на Сан-Кристобаль, и справа он увидел огни Животноводческой выставки и «Уголок Пони», где за столиками парочки ели и пили. Не странно ли, что Мони вела себя необычно сдержанно и робко? Она, такая всегда сообразительная, на все готовая. Из-за того, что муж был дома? И придумала менструацию, чтобы он отстал от нее? Краем внимания заметил, что какая-то машина сигналит им. Она шла за ними, с дальним светом.

– Ох уж эти пьяницы… – сказал Сакариас де-ла-Крус.

Он только успел подумать, что, может, это вовсе не пьяницы, и крутануться за револьвером, который всегда возил на сиденье, как услышал выстрел, и пуля, пробив заднее стекло, вырвала у него кусок плеча и левой руки.

XIX

Когда Антонио де-ла-Маса увидел, с какими лицами возвратились генерал Хуан Диас Томас, его брат Модесто и Луис Амиама, они еще рта не открыли, а он уже понял, что поиски генерала Романа были напрасными.

– Трудно поверить, – пробормотал Луис Амиама, кусая тонкие губы. – Но, похоже, Пупо улизнул от нас. И следов не оставил.

Они побывали везде, где он мог находиться, даже в Генеральном штабе, в крепости имени 18 Декабря; но оттуда Луиса Амиаму и Бибина Романа, младшего брата Пупо, часовые просто прогнали: родственник не хотел или не мог их видеть.

– Я надеюсь только на то, что он сам начал приводить в исполнение план, – фантазировал Модесто Диас безо всякого убеждения. – Поднимает гарнизоны, уговаривает военачальников. Как бы то ни было, наше положение аховое.

Они разговаривали, стоя в гостиной у генерала Хуана Томаса Диаса. Чана, молодая жена генерала, подала им лимонад со льдом.

– Надо спрятаться, пока не узнаем, что с Пупо, – сказал генерал Хуан Томас Диас.

Антонио де-ла-Маса, до того молчавший, почувствовал, как волна гнева затопила его.

– Прятаться! – воскликнул он в ярости. – Прячутся трусы. Давай закончим начатое дело, Хуан Томас. Надевай свою генеральскую форму, одолжи форму нам, и пойдем во дворец. Оттуда призовем народ подняться.

– Мы вчетвером возьмем дворец? – попытался воззвать к его рассудку Луис Амиама. – Ты сошел с ума, Антонио?

– Во дворце сейчас никого нет, одни караульные, – настаивал тот. – Надо опередить трухилистов, пока они не опомнились. Обратимся к народу, благо там есть связь со всеми радиостанциями страны. Пусть выходят на улицы. А армия нас потом поддержит.

Скептические лица Хуана Томаса, Амиамы и Модесто Диаса выводили его из себя. Вскоре подошли Сальвадор Эстрельа Садкала, оставивший Антонио Имберто и Ама-дито у врача, и доктор Велес Сантана, отвозивший Педро Ливио Седеньо в Интернациональную клинику. Они тоже были сбиты с толку исчезновением Пупо Романа. И им тоже показалось совершенно безрассудной, самоубийственной идея Антонио проникнуть в Национальный дворец, нарядившись в военную форму. И все решительно высказались против нового предложения Антонио: отвезти труп Трухильо в парк Независимости и выставить там напоказ, чтобы столичный люд увидел, как он кончил свои дни. Отказ товарищей вызвал у де-ла-Масы приступ необузданной ярости, какие случались у него в последнее время. Трусы и предатели! Не доросли они до дела, которое совершили: освободили Родину от Твари! Увидев испуганные глаза Чаны Диас, вошедшей на крик, он понял, что хватил лишку. Мрачно извинился перед друзьями и замолк. Но внутри продолжал кипеть от раздражения.

– Мы все немного не в себе, Антонио, – дружески похлопал его по спине Луис Амиама. – Главное сейчас – найти надежное укрытие. Пока не появится Пупо. И посмотреть, как поведет себя народ, когда узнает, что Трухильо мертв.

Антонио де-ла-Маса, очень бледный, кивнул. Возможно, что Амиамо, так много сделавший для того, чтобы подключить к заговору военных и высших должностных лиц режима, возможно, он прав.

Луис Амиама и Модесто Диас решили идти каждый сам по себе, сочли, что по отдельности у них больше шансов остаться незамеченными. Антонио убедил Хуана Томаса и Турка Садкалу держаться вместе. Стали перебирать возможные варианты; друзья и родственники были отброшены, их дома полиция обыщет в первую очередь. Приемлемый вариант назвал Велес Сантана:

– Роберт Рейд Кабраль. Мой друг. Полностью аполитичен, живет исключительно ради медицины. Он не откажет.

Он отвез их на своей машине. Генерал Диас и Турок не были с ним знакомы, но Антонио де-ла-Маса дружил со старшим братом Роберта, Дональдом Рейдом Кабралем, который в Нью-Йорке и в Вашингтоне работал на заговор. Изумление молодого доктора, разбуженного в полночь, было велико. Он ничего не знал о заговоре, не знал он и того, что его брат Дональд проводил работу с американцами. Однако едва пришел в себя и обрел дар речи, как поспешил пригласить их войти в домик, маленькое двухэтажное строение в мавританском стиле, такое узенькое, что, казалось, выпало из сказки. Молодой человек, безбородый, с добрыми глазами, изо всех сил старался скрыть тревогу и растерянность. Он познакомил их с женой Лихией, заметно беременной. Она отнеслась к нашествию чужих людей благосклонно, не встревожилась. Показала им своего двухлетнего сынишку, которого они уложили в уголке, в столовой.

Молодая пара отвела заговорщиков в тесную комнатенку на втором этаже, одновременно бывшую чердаком и кладовкой. Вентиляции почти не было, и жара стояла невыносимая – из-за низкого потолка. Можно было только сидеть, пожав под себя ноги; вставая, приходилось пригибаться, чтобы не удариться головой о потолочные балки. В эту первую ночь они почти не заметили неудобства и жары; всю ее напролет они проговорили вполголоса, пытаясь угадать, что произошло с Пупо Романом, почему он улетучился, как дым, в момент, когда все зависело от него. Генерал Диас вспомнил свой разговор с Пупо 24 мая, в день его рождения, в его имении на четырнадцатом километре. Он заверял его и Луиса Амиаму, что у него все готово и он поднимет войска, как только ему покажут труп.

Марселино Велес Сантана остался с ними из солидарности, у него не было причин прятаться. Наутро он вышел, чтобы узнать новости. Возвратился незадолго до полудня с перевернутым лицом. Никакие военные не восстали. Наоборот, повсюду снуют машины СВОРы, носятся военные джипы и грузовики. Патрули прочесывают квартал за кварталом. Ходят слухи, что сотни мужчин, женщин, стариков и детей выволокли из домов и распихали по тюрьмам – Виктория, Девятка, Сороковая. Обрушились и на людей режима, которые подозревались в антитрухилизме. Один коллега из Ла-Веги рассказал доктору Велесу Сантане, что в Моке арестована вся семья де-ла-Маса, начиная с отца Антонио, дона Висенте, включая всех его братьев, сестер, племянников, племянниц, двоюродных братьев и сестер. Город оккупирован полицейскими и calies. Дома Хуана Томаса, Модесто, Имберта и Сальвадора обнесены колючей проволокой и охраняются вооруженными людьми.