Собрание сочинений. Том 7, стр. 99

Через секунду жертва снова болталась на крюке.

Они держали его там битый час. А когда спустили, он был бодр и весел в отличие от всех нас.

— Старик Планкет что-то зачастил в «Аркадию». Три раза за час сбегал, а ведь у него семья. Пора бы ему бросить пить.

Это было чудовищно, невероятно, но это было. И ничего нельзя было с этим поделать. Дункану Уорнеру давно полагалось умереть, а он разговаривал. Мы подошли поближе и с разинутыми ртами уставились на него, но судебный исполнитель был не из тех, кто легко сдается. Он жестом попросил отойти всех в сторону и остался с заключенным наедине.

— Дункан Уорнер, — начал он медленно. — У тебя своя игра, у меня своя. Ты хочешь любой ценой выжить, а я — привести приговор в исполнение. С электричеством нас постигла неудача. Один ноль в твою пользу. Тогда мы решили повесить тебя. Но и тут твоя взяла. И все-таки я исполню свой долг. На этот раз ты будешь побит.

Говоря это, он вынул из кармана шестизарядный револьвер и одну за другой всадил все шесть пуль в свою жертву. Помещение наполнилось дымом, но когда он рассеялся, мы увидели, что Дункан Уорнер с сожалением разглядывает свой пиджак.

— В твоих местах пиджаки, должно быть, гроши стоят. А я тридцать долларов за свой отдал, понял? Шесть дыр спереди, да четыре пули насквозь прошли, так что и спина не лучше!

Револьвер выпал из рук судебного исполнителя. Он должен был признать свое поражение.

— Может, кто-нибудь из джентльменов объяснит, что все это значит? — пробормотал он, растерянно глядя на членов комитета.

Петер Штульпнагель шагнул вперед.

— Я объясню, что это значит.

— Вы, кажется, единственный, кто кое-что смыслит в электричестве.

— Да, единственный. Я пытался предупредить этих джентльменов. Но они не пожелали выслушать меня, и я решил: пусть убедятся на собственном опыте. Знаете, что сделало ваше электричество? Оно так увеличило жизнеспособность этого человека, что он будет жить века.

— Века?

— Да, потребуются сотни лет, прежде чем истощится колоссальная нервная энергия, которой вы его начинили. Электричество — это жизнь, вы зарядили его жизненно до предела. Пожалуй, лет эдак через пятьдесят можно попробовать казнить его снова, но я отнюдь не ручаюсь за успех.

— Черт побери! А что же мне делать? — вскричал вконец расстроенный судебный исполнитель. — Может быть, нам удастся разрядить его? Что, если повесить его за ноги?

— Нет, ничего не получится.

— Но все-таки он не будет больше нарушать покой жителей Лос Амигос, — сказал судебный исполнитель. — Отправим его в тюрьму. Я сгною его за решеткой.

— Как бы не так! Скорее тюрьма сгниет.

Это было полное фиаско, и мы несколько лет старались обходить в разговоре этот прискорбный случай. Но теперь о нем знают все, и вы можете, если хотите, записать его к себе в записную книжку.

Д. Урнов. Подвиги и приключения бригадира Жерара

В 1894 году Конан Дойль находился в Соединенных Штатах, где выступал с публичными чтениями своих произведений. На одном из них, в нью-йоркском театре Далай, он предложил слушателям еще не опубликованный рассказ «Медаль бригадира Жерара». В декабре того же года рассказ появился в журнале «Стрэнд мэгэзин». Работу над «Жераром» Конан Дойль продолжил на швейцарском курорте, в Давосе. Как всегда у него, дело двигалось быстро. В январе 1895 года Конан Дойль сообщал матери: «Я закончил два новых рассказа из серии о Жераре. Первый из них — «Как бригадиру достался король». Второй — «Как бригадир достался королю». Оба довольно удачны… Надеюсь закончить все к исходу зимы — по два рассказа в месяц. Мне кажется, это нечто новое». С апреля по сентябрь 1895 года «Подвиги бригадира Жерара» печатались в «Стрэнд мэгэзин».

Конан Дойль сомневался при выборе общего заголовка для всех жераровских рассказов. Редактор журнала предлагал «Приключения», Конан Дойлю хотелось — «Подвиги». «Приключения нынче ценятся дешево», — считал он. Однако, как было и с шерлок-холмсовской серией, ограничиться «Подвигами» Конан Дойлю не удалось. Читатели не желали расставаться с бравым бригадиром и требовали новых его похождений. В результате в августе 1902 года на страницах «Стрэнд мэгэзин» появился первый рассказ из «Приключений бригадира Жерара». «Приключения» печатались до мая 1903 года.

В последние десятилетия прошлого века «наполеоновская» тема довольно широко распространилась в европейской литературе. Война, сотрясавшая Европу в начале столетия, Бонапарт, его приспешники и противники, перемещение армий, битвы и жертвы — все отодвинулось по времени на расстояние, позволяя рассмотреть себя в перспективе. Полемика в 60—70-х годах в России вокруг «Войны и мира» вспыхнула так горячо, будто только и ждали повода, чтобы начать спор о 12-м годе. Еще могли высказаться ветераны, участники событий. П. А. Вяземский дал свой очерк («Воспоминание о 1812 годе», 1868), замечательный и как мемуар и как живая картина, хотя и направленный полемически против толстовского романа. В Лондоне в эту пору молодой Томас Гарди вынашивал идею «наполеоновской» эпопеи, приступил же он к исполнению замысла только в конце 90-х годов. Конан Дойль уже печатал рассказы о похождениях Жерара.

В 1902 году, в то время, когда журнальная публикация «Приключений Жерара» еще не была закончена, издатель Смит Илдер выпустил обе части «Жерара» отдельной книгой, но очень ограниченным, так называемым «авторским», тиражом. В предисловии Конан Дойль говорил прямо: «Читавшие Марбо, де Гонневиля, Куанье, де Фезенака, Бургоня и других французских воинов, которые поделились своими воспоминаниями о наполеоновских походах, узнают тот источник, из которого я почерпнул похождения Этьена Жерара».

«Мемуары» Марбо Конан Дойль получил в 1892 году из рук Джорджа Мередита, маститый романист советовал прочитать их. В библиотеке Конан Дойля сохранилось это сочинение в трех томах с многочисленными пометками. Воображение писателя тотчас заработало под воздействием Марбо. Его самоуверенность, бравада, высокое мнение о своих достоинствах и вместе с тем неподдельная искренность — все это Конан Дойль придал и своему Жерару. Тут уловил он интонацию, ставшую сквозной для всего повествования.

Своего героя Конан Дойль сделал кавалеристом. «Кавалерии, — писал он, — особенно везло на авторов воспоминаний. Так, «Воспоминания о походе французов в Испанию» Де Рокка — рассказ гусара, а Де Найли в «Воспоминаниях о войне в Испании» повествует о той же кампании, только с точки зрения драгуна. Кроме того, имеются «Военные воспоминания полковника де Гонневиля», где та же цепь войн, в том числе в Испании, прослежена из-под стального, увенчанного конским хвостом кирасирского шлема».

Собирая материал, Конан Дойль прочел множество подобных книг, но по-прежнему выше всего он ставил «Мемуары» Марбо. Исследователи сравнили их с «Подвигами и приключениями бригадира Жерара», обнаружив довольно много сходных эпизодов, описаний, характеристик. Это не заимствования, а близкое следование манере рассказа. Впрочем, в двух случаях: взятие Сарагоссы и «Как бригадир померялся силами с маршалом Одеколоном» — Конан Дойль прямо воспользовался соответствующими главами из книги Марбо.

В «Подвиги и приключения бригадира Жирара» вошел не только материал «Мемуаров» Марбо. Конан Дойль невольно подчинялся или сознательно подражал бывалому вояке в толковании некоторых явлений и событий. Как и у Марбо, в устах Жерара все противники французских завоевателей получились жестоки и отвратительны, а наполеоновские солдаты — «поголовно кавалеры». Бригадир чернит и герильясов, испанских партизан, крестьян и ремесленников, и защитников Сарагоссы, поднявшихся на сопротивление Наполеону. Для него они просто «разбойники». Подобные выпады и выходки Жерара следует отнести за счет его неисправимого зазнайства и хвастовства. «Как не приукрасить рассказа», — объясняет бригадир очередной вымысел и постоянно следует этому принципу. Однако даже сквозь его залихватскую болтовню пробивается мысль: «…это ужасно — воевать против всего народа».