Литума в Андах, стр. 37

Он тут же испугался, что заговорил об этом.

– У тебя ко мне претензии? – В ее голосе прозвучало раздражение. – Не слишком ли серьезно ты относишься к тому, что стал моим любовником или, как ты говоришь, мужем?

– Похоже, начинается наша первая ссора. – Он старался уладить размолвку. – Такое случается с каждой парой. Ладно, не будем больше касаться этого. Ты успокоилась?

Они помолчали. Карреньо заказал чай. Мерседес снова заговорила, без злости, но твердо:

– Хотя ты и убил на моих глазах человека, мне кажется, ты неплохой парень. Поэтому говорю тебе в последний раз. Я чувствую, что ты полюбил меня. Но я не могу ответить тебе тем же. Я такая, какая есть. Я давно решила не связывать свою жизнь ни с кем. Почему, ты думаешь, я до сих пор не замужем? Именно поэтому. У меня были только друзья, без всяких обязательств, как Боров. И все мои связи были такими. И такими будут и впредь…

– До тех пор, пока мы не уедем в Соединенные Штаты, – вставил Карреньо.

Мерседес не могла удержаться от улыбки:

– Ты когда-нибудь сердишься?

– На тебя я никогда не буду сердиться. Можешь спокойно говорить мне самые ужасные вещи.

– Что правда, то правда. Со мной ты умеешь сдерживаться, – признала она.

Томас расплатился. Когда они выходили, Мерседес решила позвонить домой.

– Я одолжила квартиру подруге на время, пока меня не будет.

– Не говори ей, откуда звонишь и когда думаешь вернуться.

Телефон находился рядом с кассой. Мерседес пришлось пройти вдоль стойки. Карреньо не слышал, что она говорила, но по лицу понял, что новости плохие. Когда она подошла к нему, подбородок у нее дрожал, лицо покрывала смертельная бледность.

– Приходили двое, расспрашивали подругу обо мне, требовали, чтобы она сказала, где я сейчас. Из полиции, показали ей свои удостоверения.

– Что ты ей сказала?

– Что звоню из Тинго-Марии, что потом все объясню. Что же нам теперь делать, Боже мой?

– А что было дальше с этой Мече, которую ваш друг проиграл в покер? – спросил Томас.

– Покрыто мраком. Она как сквозь землю провалилась, – ответил Литума. – Одно время эта тайна занимала всю Пьюру.

– Теперь тебе надо уснуть и забыть обо всем, – сказал Томас. – Никто не будет тебя искать у тети Алисии. Успокойся, любимая.

– И Чунга никогда ни словом не обмолвилась о том, что стало потом с Мече.

– Вам, кажется, на роду написано все время сталкиваться с пропажей людей, господин капрал. Так что не вините ни Дионисио, ни донью Адриану, ни терруков и пиштако. Как я вижу, все дело в вас, вы-то и виновны во всех исчезновениях.

VII

Франсиско Лопес с трудом разбудил капрала Литуму. Еще не рассвело, но им пора было выезжать, потому что Лопес хотел вернуться в Эсперансу до наступления темноты. Он уже приготовил кофе, поджарил на плитке хлеб. Инженеры и профессор спали, когда они выехали на дорогу и направились в сторону Наккоса.

До Эсперансы они добирались позавчера три часа, но на обратный путь времени ушло в два раза больше: ночью в Кордильере прошел сильный дождь, и дорогу местами размыло, местами перегородило осыпями. Им то и дело приходилось выходить из машины, чтобы освободить дорогу от камней. Часто машина застревала в лужах, и тогда, чтобы выволочь ее из грязи, они подкладывали под колеса палки и плоские камни.

В начале пути Франсиско Лопес тщетно пытался завязать разговор с Литумой, тот на все вопросы отвечал односложно, а то и просто хмыкал или кивал головой. Но спустя час капрал сам нарушил свое хмурое молчание, проворчав сквозь шарф:

– Скорее всего, так оно и было: эти говенные горцы принесли их в жертву своим апу.

– Вы говорите о трех пропавших в Наккосе?

Литума кивнул головой и продолжал:

– Трудно даже представить, на что способны эти сукины дети. А подбили их, конечно, Дионисио и его ведьма.

– От Дионисио можно ожидать чего угодно, – засмеялся Франсиско Лопес. – А еще говорят, что алкоголь убивает. Если бы так было на самом деле, этот пьянчужка уже протянул бы ноги.

– Вы давно его знаете?

– Я еще в молодости встречал его по всей сьерре. До того как перейти в службу охраны, я был вербовщиком. Дионисио в то время не имел постоянного местожительства, он был бродячим торговцем. Продавал чичу, писко и самогонку – агуардиенте, ходил от шахты к шахте, от поселка к поселку, водил с собой бродячих танцоров и акробатов и устраивал уличные представления. Священники гоняли его, натравливали полицейских дуболомов. Простите, я забыл, что вы тоже из полиции.

Подбородок и рот Литумы все так же были укутаны шарфом, фуражка низко надвинута на лоб, и Лопесу видны были только широкие скулы, приплюснутый нос и темные полуприкрытые глаза, внимательно смотревшие на него.

– Он уже был женат на донье Адриане?

– Нет, ее он встретил позднее, в Наккосе. Вам не рассказывали об этом? Эта история обошла Анды. Говорят, чтобы заполучить ее, он угробил шахтера, ее мужа, а ее похитил.

– Этот тип всегда добьется своего! – в сердцах сказал Литума. – Где он ни появится – всюду разложение, кровь.

– Только этого нам сейчас не хватало! – воскликнул Франсиско Лопес. – Всемирный потоп!

Дождь хлынул сразу как из ведра. Небо потемнело, ударил гром, покатился эхом по горам. Плотная завеса из крупных капель задернула стекла, щетки дворников не могли с ней справиться, и дорога с ее камнями и выбоинами стала почти невидимой.

Они едва ползли, машина напоминала слепую лошадь.

– А каким был Дионисио в то время? – Литума не спускал глаз с Лопеса. – Вам приходилось иметь с ним дело?

– Иногда мы вместе выпивали, вот, пожалуй, и все. Он приезжал на праздники и на ярмарки с музыкантами и разбитными индеанками, которые исполняли непотребные танцы. Однажды на карнавале в Хаухе я видел, как он бесновался, танцуя халапато. Вы знаете этот хаухинский танец-игру? Танцоры впадают в транс и на ходу отрывают голову живой утке. Ну так вот: Дионисио обезглавил всех уток и не дал играть другим. Кончилось тем, что его вышвырнули оттуда.

Джип двигался с черепашьей скоростью среди хаоса скал и заполненных водой расщелин по голой дороге без единого деревца или кустика. Литума пребывал все в том же состоянии отрешенности, из которого его не вывела даже гроза. Его лоб прорезала глубокая морщина. Руками он упирался в дверцу и потолок джипа, стараясь смягчить толчки.

– Этот подонок Дионисио не выходит у меня из головы, – признался он. – Это он стоит за всем, что происходит в Наккосе.

– Как странно, что терруки до сих пор его не убили. Они же казнят гомосексуалистов, сутенеров, проституток, извращенцев, а Дионисио совмещает все это в одном лице, да и не только это. – Франсиско Лопес бросил быстрый взгляд на Литуму. – Вы, кажется, поверили во все истории Скарлатины, капрал? Не принимайте его слишком всерьез, этот гринго большой фантазер. Вы и вправду думаете, что этих троих принесли в жертву? Хотя, впрочем, почему бы и нет. Здесь убивают кого угодно и за что угодно. То и дело находят чьи-нибудь могилы, вот как, например, десяти евангелистов на окраине Уанты. Неудивительно, если где-нибудь практикуют и человеческие жертвоприношения.

Он рассмеялся, но Литума не поддержал его шутки.

– Смеяться здесь не над чем, – заметил он. Оглушительный раскат грома не дал ему продолжить.

– Не знаю, как мы доберемся до Наккоса, – прокричал Франсиско Лопес, когда эхо немного стихло. – Если там идет такой же дождь, значит, дорога после перевала превратилась в поток грязи. Не лучше ли вам вернуться со мной на шахту?

– Ни в коем случае, – ответил Литума. – Я должен раз и навсегда разобраться с этим делом.

– А почему вы принимаете так близко к сердцу тех пропавших, капрал? В конце концов, тремя оборванцами больше, тремя меньше – велика ли разница?

– Одного из них я знал. Бедняга немой, он стирал нам белье. Добрейшая душа, мухи не обидит.

– Вы хотите походить на этого киногероя, на Джона Уэйна, капрал. Одинокого мстителя.