Рубин Великого Ламы, стр. 35

Было три часа утра. Розоватый свет начал расходиться по небу. Море казалось менее черным. Оливье увидел Кикладские острова, похожие на летевших чаек, которые тонули в утреннем тумане. Он узнал Серонфос и Парос налево. Направо он поклонился острову Милосу, освященному бессмертной Венерой, находящейся теперь в Лувре.

В шесть с четвертью часов он увидел мыс Сидерос, восточную оконечность острова Крит.

Солнце, поднимаясь, освещало все своим жарким светом. Море дрожало и сверкало под его лучами, точно шумная толпа живых сапфиров. На голубом небе бежали легкие облачка, точно золотистые жемчужины. Воздух необыкновенно чистый, был напоен благоуханием.

В восемь часов и девять минут позвонил первый колокол к завтраку; в эту минуту аэроплан подходил к Александрии.

ГЛАВА XV. От Александрии до Цейлона

Большая часть Средиземного моря прошла под ногами путешественников, пока они сладко спали. Один только бодрствующий на палубе капитан любовался всеми оттенками и переливами красок при переходе ночи к дню. Он видел, как гасли одна за другой звезды, как рассеивался ночной сумрак, окутывавший окрестности, и как торжествующий свет побеждал тьму. Трудно описать картину появления восходящего светила! С востока льются первые розоватые нежные лучи; с минуты на минуту они растут, расширяются, охватывая небо… Вот они уже появились на темных водах моря; оно ожило, засверкало, загорелось тысячью огней и, точно охваченное пожаром, разгоравшимся на небе, рассыпалось мириадами блесток… Все предметы теряли свои неясные очертания и выступали из мрака, точно снова нарождались и оживали… Вся природа ликовала, приветствуя это вечное чудо всеобщего возрождения…

Долго Оливье прогуливался по палубе, полный мыслей, проектов, смутных надежд и гордого удовлетворения, что предприятие его осуществилось и так счастливо оправдало его мечты, как вдруг колокольный призыв к завтраку наполнил его новыми чувствами приятного ожидания своих гостей к столу.

Со всех сторон пассажиры стали стекаться в столовую: леди Дункан, немного подбодрившаяся ночным отдыхом, но еще не примиренная с внезапным вторжением мисс Мюриель; Этель, свежая и чистая как снежинка, несмотря на недостаток сна, беспокойство и пролитые слезы; Мюриель расфранченная, как будто ее горничная сопровождала ее на «Галлию», и мистрис Петтибон, ровная и спокойная как всегда, точно это был завтрак у нее дома, на улице Гарлей.

Лорд Темпль хорошо выспался; теперь он казался вполне корректным, величественным, и, по обыкновению, довольным первенствующим положением в том обществе, которое предоставило ему такое прекрасное место. Лорд Эртон и Петтибон, напротив, очень дурно провели ночь. Комиссар до сих пор не мог опомниться от неприятностей, испытанных им накануне, и бросал злобные взгляды на этих самозванцев, один вид которых был для него непрерывным оскорблением: леди Дункан, лорд Эртон, Мюриель… Несчастный человек! Он и не подозревал, что горькая чаша еще не выпита до дна. Оставались еще Боб и Отто Мейстер, которых он мог узнать каждую минуту…

И кто знает, этим ли еще кончится!..

Что касается лорда Эртона, он казался жалким и смущенным, видимо, стараясь как-нибудь занять место возле леди Дункан. Рассматривая бедекер и альбомы, он с лихорадочной поспешностью пользовался каждой удобной минутой, чтобы продвинуться в нужном направлении и приблизиться к цели. Но увы! Ничего ему не удавалось; все места были распределены, и он очутился, как накануне, рядом с мисс Рютвен!

Пошли разговоры, обмен впечатлений. На пытливые расспросы Дероша об удобствах кают все отозвались с восторгом: как чудесно все устроено, какие необыкновенные автоматические приборы, какие роскошные постели, просто идеал комфорта! Таково было общее заключение. А затем — какой завтрак! На таких высотах, и вдруг — горячий хлеб, свежие сливки и яйца! Кофе, чай, жаркое — все такое вкусное, точно приготовлено руками волшебниц. Минут через десять, не больше, и Петтибон, и лорд Эртон даже забыли свои заботы, наслаждаясь вкусным завтраком.

— Можно было бы абонироваться, чтобы всегда путешествовать таким образом, — объявила Мюриель. — А затем, мосье Дерош, вы не откажетесь, надеюсь, объявить нам программу этого дня, чтобы каждый знал, на что он должен надеяться и чего ждать?

— К вашим услугам, мадемуазель! В час мы пристанем к берегу Александрии.

— Мы «пристанем»; это только оборот речи такой, не правда ли?

— Совсем нет. Мы действительно там остановимся, чтобы запастись топливом. На это понадобится часа три. Там уже приготовлены склады нефтяного масла в ожидании нашего прибытия.

— Александрия! Какое счастье! Я так хочу посмотреть там следы бомбардировки. Можно будет сойти?

— Увы, нет, мадемуазель! Я с сожалением должен сказать, что вы пленница.

— Но, наконец, ведь можно будет хоть смотреть все время?

— Конечно!

— А потом?

— В полдень уход; к ночи — пустыня и Красное море. Пока вы будете спать, мы перелетим через узкий пролив, Аравийское море и Оманский залив…

— Хорошо! хорошо! — перебила Мюриель без церемонии. — Это серьезная часть программы. Но другая?

— Другая?

— Да, другая часть, увеселительная. Нельзя же все время заниматься географией, не правда ли? Нужно и повеселиться немного.

— Может быть, вы и правы, мисс Рютвен, — сказал Оливье, улыбаясь, — но…

— Вы, значит, случайно забыли про увеселения в вашем плане?

— Не буду отрицать; я совершенно не обращал внимания на эту сторону вопроса.

— Вот это меня удивляет с вашей стороны! — произнесла Мюриель тоном упрека и разочарования.

— Вы меня извините, если я вам напомню, что мы совсем не ожидали такого многочисленного и прелестного общества.

— Что же с того? Но теперь у вас многочисленное общество, и надо найти, чем его развлечь, — сказала мисс Рютвен с таким убеждением, которое уничтожает все препятствия. — Мы не можем целых шесть часов сидеть с вытаращенными друг на друга глазами. Увидим, что вы придумаете для нашего времяпрепровождения!

— Боюсь, что очень мало. Прежде всего, любоваться видом, который открывается под нашими ногами…

— О! вид весьма прекрасный! Но можно устать от самых прекрасных вещей, когда их получаешь через меру. Один час на созерцание. А потом?

— Чтение.

— Книги! — воскликнула Мюриель. — Слава Богу, я уже вышла из школьного возраста! Я выезжала уже в последний год пребывания в школе, мосье Дерош!

— И с каким успехом, мы это знаем! — добавил Оливье.

— Я смотрю с ужасом на чтение. Признаюсь вам по секрету, что отдала бы все книги в мире за один хороший вальс.

— Мисс Рютвен! — вмешалась леди Дункан, — своей беззастенчивостью ужасно избалованного ребенка вы удивляете меня!

— Увидим, лорд Эртон, — продолжала Мюриель, оставляя Оливье, чтобы напасть на своего соседа, — не можете ли вы чего-нибудь придумать?

— Можно было бы, — рискнул робко ответить лорд Эртон, — употребить день с пользой, срисовывая различные места вида, открывающегося нашим глазам…

— Гм! От этого не стало бы очень весело. Покажите больше воображения!

— Можно в кругу общества декламировать стихи или что-нибудь рассказывать…

— Вот это лучше. Знаете что, лорд Эртон, вы споете нам какую-нибудь национальную песню, воинственную. Если вы согласитесь, то я обязуюсь протанцевать национальный танец, которого никто так не танцует, как я, могу сказать без хвастовства. Ну, что же? Согласны на такое условие?

— Но я не умею петь! — растерянно простонал несчастный маленький человек.

— Мы будем снисходительны.

— У меня нет даже и признака голоса!

— О, ужас! Как же вы говорите?

— Совсем нет слуха!

— Всякий человек имеет слух, по крайней мере тот, кто претендует быть учителем музыки.

— Мисс Рютвен, — с отчаянием протестовал лорд Эртон, — это все равно, что предложить мне протанцевать на канате…

— Ах, это недурно придумано! Акробатические упражнения, это идея! — воскликнула Мюриель с воодушевлением. — Лорд Эртон, вы уже доказали ваше умение в этом искусстве на винте. А вы умеете держать яйцо в равновесии на ладони, бегая галопом? Умеете вы кувыркаться назад и вперед? Ах! это так хорошо проделывал Боб! Стойте! У меня появилось желание позвать его…