Колесница белого бога, стр. 14
– А как тут у вас с преступностью? – Мишка отчетливо помнил публичное избиение женщины и полное равнодушие толпы при этом.
Такое положение вещей не может быть справедливым, просто не может…
– У нас все хорошо, – Марджани и глазом не моргнула. – Наш народ – мирный, полиции достаточно, и она имеет все необходимое, чтобы обезопасить своих граждан.
Махмуд как-то насупился, ему ответ не понравился, но он промолчал. Повисла напряженная тишина.
– Михаил. Ты ведь уже почти мужчина, – после паузы заговорила Марджани. – И ты понимаешь, что без зла не бывает добра, без белого – черного… Главная проблема нашей страны в том, что она расколота надвое. Де-юре в общих границах Судан еще существует. Но в реальности… Север ненавидит юг, юг ненавидит север. На севере живут нубийцы и арабы, придерживаются исламского вероисповедания. А южане… они имеют мало общего с нами, северянами. К исламу они равнодушны, законов наших не соблюдают. Это пьяницы, развратники, бездельники. И бандиты. Они доставляют немало хлопот нашему правительству… Там нищета, болезни, голод… Американцы любят спекулировать фотографиями умирающих от голода детей на юге Судана. Но многое из того, что они пишут, – неправда…
По мере того как она говорила, Мишка чувствовал, как в нем поднимается волна вражды к этой симпатичной, ухоженной, воспитанной и очень благополучной девушке. Может быть, у нее и были основания так жестко отзываться о своих соотечественниках. Однако в ее голосе явственно читалось имперское превосходство над слабыми. Во всяком случае, так показалось Михаилу.
– Приехали, – машина остановилась у террасы одноэтажной гостиницы, одиноко стоявшей посреди все той же дороги, уходящей за горизонт.
Махмуд развернулся к Марджани и произнес тоном, вызывающим аппетит:
– Перекус!
Все вышли из автомобиля. На террасе сидел скучающий толстый хозяин и пялился в плазменный телевизор. Судя по звукам перестрелки, показывали боевик.
– Хозяин, я слышал, что у вас готовят отменную рыбу, – вежливо, после приветствия, произнес водитель.
– Абсолютная правда! – оживился толстяк и широко улыбнулся, демонстрируя большую нехватку передних зубов. – Минуточку, присядьте! – он указал на грязные пластмассовые стулья, стоявшие вокруг пластмассового стола тут же, на террасе, и с неожиданной для его комплекции прытью скрылся внутри помещения.
– А получше забегаловки на нашем пути нет? – Мишка с сомнением разглядывал придорожное заведение.
– Не торопитесь с выводами, молодой человек. Махмуд, похоже, здесь уже бывал, и не раз.
Марджани удалилась в женскую комнату, а парень и водитель уселись в летние кресла и уставились в телевизор. Американский боевик – он и в Африке боевик.
Прошло минут двадцать. Фильм подходил к концу. Мишка сам чувствовал себя героем голливудского эпоса, сидя в пластмассовом кресле на жалкой терраске безлюдного убогого отеля посреди Нубийской пустыни. И вот, когда развязка была уже близка, Махмуд повел носом в сторону двери с москитной сеткой. Дверь распахнулась. И на террасу вышел сияющий хозяин в чистой джеллабии. В правой руке он торжественно нес большое блюдо. То, что так соблазняло аппетит водителя, оказалось обычной жареной рыбой.
Следом за хозяином отеля из двери вышла Марджани.
– Прошу, дорогие гости, угощайтесь, – толстяк поставил блюдо на стол, расстелил на нем вместо скатерти газеты, которые держал в левой руке, и вновь скрылся за дверью.
– И это все?! – Мишка был искренне удивлен.
Вот так сервис…
Махмуд с непониманием посмотрел на парня, взял солидный кусок рыбы, крепко полил его соком лимона, нарезанные куски которого лежали по краям блюда, и принялся за еду. Марджани сделала то же самое.
– Ни тарелок, ни приборов… В антисанитарных условиях. Ну, раз вы настаиваете, друзья-отравители… – по-русски пробормотал мальчишка и положил в рот первый кусок…
Никогда, никогда, никогда в жизни он не ел такой вкуснятины!
Они отъехали от придорожной забегаловки в самом лучшем расположении духа. Примерно через час машина оказалась в пригороде Шенди, недалеко от Мероэ.
Глава 15
Сумрак принес резкое похолодание. Дэвид натянул свитер, сверху надел тонкую куртку, разжег костер и стал готовиться к ночлегу. Пламя отбрасывало тревожные языки на каменный выступ, у которого расположился археолог. Было тихо, слишком тихо. Ночью даже самые пустынные области полны звуков, завывает ветер, птицы делают широкие взмахи крыльями, насекомые издают странный треск. А здесь, в долине, ночью было как в вакууме. Именно это беззвучие напрягало сейчас Дэвида больше всего. И потому, по старой привычке, он принялся говорить вслух.
– Так… Если саванна располагалась тут примерно девять тысяч лет до нашей эры, а примерно в пятитысячном году до нашей эры дожди прекратились, то максимум через пару тысяч лет здесь не осталось ни намека на человеческие поселения, – бормотал он, разогревая на костре консервированное мясо. – Тут никого нет, друг мой Дэвид, ни души… Люди ушли на восток, к долине Нила, и на юг. И как раз на этот период, то есть на конец четвертого тысячелетия до нашей эры, приходится рождение Древнего Египта. Значит, можно утверждать, что египетскую цивилизацию и царства Черной Африки создали потомки первобытных собирателей и охотников Сахары. А поскольку империя египтян процветала многие тысячелетия и ее искусство, архитектура, наука и образ правления повлияли на формирование западной цивилизации, то… Но как могли эти люди совершить такой резкий интеллектуальный скачок?
Дэвид задумался. Европа должна хранить генетическую память о народе, населявшем в доисторические времена территорию Сахары. А если это так, тогда…
Раздумья оборвались. Дэвид вздрогнул всем телом: ему показалось, что во тьме, за пределами светового круга, мелькнула чья-то тень. Может, шакал?
Мужчина встал, включил фонарь и шагнул в ледяную темноту. Жидкий свет фонаря пробил небольшой туннель в густой ночи. Дэвид прошел немного вперед, лишь на мгновение оглянулся на свой костер, и тут ему вновь почудилось, что боковым зрением он заметил мелькнувшую тень. Понять, что это было за животное, Дэвид не мог.
– Не схожу ли я с ума? – вслух проговорил он, озираясь во все стороны.
Одиночество иногда преподносит странные фокусы. Дэвид не был уверен, что мелькание тени не мерещится ему.
– Кто здесь? – почти крикнул он, когда в третий раз заметил молниеносное движение в темноте.
И в этот миг горы ожили. Внезапно раздался быстро нарастающий вибрирующий гул. Его сила оказалась столь велика, что голос Дэвида утонул в могучем реве. Мощный порыв ветра затушил костер, и в грозно гудящей темноте археолог сразу потерял пространственные ориентиры. От гула воздух ночи колебался и приобретал странные очертания. Это казалось кошмарным сном.
Дэвид протянул руки вперед, как бывало в детстве в темной комнате, и начал осторожно передвигаться в том направлении, где за пять минут до того горел костер и остались его вещи. Потерять рюкзак с продовольствием и необходимым снаряжением было бы катастрофой.
Гул продолжался. Вот в сильном реве послышались невообразимые здесь, сверхъестественные звуки виолончели, контрабаса или фагота. Дэвид продолжал двигаться дальше, хотя, по его расчетам, он давно уже должен был упереться в каменный выступ, у которого остался рюкзак и теплые еще угли кострища. Все происходящее было так странно и ни на что не похоже, что археолог, в конце концов, решил сесть на землю и не двигаться. Но поднявшийся ветер оказался сильнее, его толкнуло в спину одним порывом, затем вторым, Дэвид по инерции движения воздуха пробежал несколько метров… И вдруг с ужасом ощутил, что ноги его ступили на сыпучую наклонную поверхность. Он пошатнулся и неудержимо покатился вниз…
Спуск обдирал кожу на руках Дэвида, делавшего безуспешные попытки ухватиться за что-то во тьме. Сопротивляться оказалось бесполезно. Он летел с бешеной, все возраставшей скоростью, ощущая, как от гула, будто в лихорадке, трясутся горы каньона. Вот на какую-то ничтожную долю секунды путь Дэвида тормознул, но уже в следующий миг он понял, что просто закончился пологий спуск, а дальше пошла невидимая в темноте, отвесная высота крутого склона. Дэвида швырнуло в воздух, как снаряд из катапульты. Описав дугу в воздухе, он упал на песчаную почву, и сознание покинуло его.