Назад к Мафусаилу, стр. 10
Чем Дарвин угодил социалистам
Гуманитарии не были одиноки среди восторженных поклонников Дарвина. Ему выпала удача угодить каждому, кто преследовал свои особые цели. Милитаристы преисполнились не меньшего энтузиазма, чем гуманисты; социалисты ликовали вместе с капиталистами. Социалистов особенно воодушевил упор, сделанный Дарвином на влияние среды. Вероятно, самым мощным моральным оплотом капитализма была вера в действенность личной добродетели. Роберт Оуэн {74} отчаянно старался убедить Англию в том, что ее преступники, пьяницы, ее тупые и невежественные толпы — всего лишь несчастные жертвы обстоятельств; если же, как он считал, установить открытый им новый, основанный на морали мировой правопорядок, то окажется, что в новом, просвещенном и добродетельном обществе массы также приобщатся к образованию и исправятся в моральном отношении. Стандартное возражение Оуэну содержится в книге Льюиса «Жизнь Гете» {75}. Льюис высмеял идею, будто характером управляют обстоятельства, и для доказательства от противного отметил разнообразие характеров в правящем зажиточном сословии. Едва ли можно представить себе более удручающее сходство обстоятельств и большее однообразие обстановки, чем в английских поместьях, где подрастают и получают первоначальное воспитание те, кого вскоре посылают в Итон {76} или Харроу {77}, а затем в Оксфорд или Кембридж, где формируются их умы и складываются их привычки. Подобная рутина должна была бы разрушать индивидуальность, как ничто другое. Однако она порождает личности столь разного склада, как Питт {78} и Фокс {79}, лорд Рассел {80} и лорд Керзон {81}, мистер Уинстон Черчилль {82} и лорд Роберт Сесил {83}. Определяющее значение врожденного характера для судьбы личности было подкреплено ламаркистскими воззрениями на эволюцию.
Если желания и старания жирафы могут помочь ей удлинить свою шею, то человек способен развить свой характер точно таким же образом. Старинная поговорка «Где хотенье, там и уменье» сжато выражает самую суть ламаркистской теории Функциональной Адаптации. Сильным она внушала бодрящую мораль, а слабым доставляла благочестивое утешение. Самым действенным отпором социалисту был совет переделать себя, прежде чем браться переделывать общество. А как приятно было богатым ощущать, что всеми своими богатствами они обязаны превосходству собственного характера! Промышленный переворот превратил множество алчных тупиц в чудовищных богатеев. Ничто не могло быть более опасным и унизительным для них, чем мысль о том, что золотой дождь пролился в их карманы по чистой случайности — так же, как дождь, падающий одинаково на правых и виноватых. Ничто не льстило им и не поддерживало их дух больше, чем мысль о том, что богатство есть лишь награда за их добродетели.
Дарвинизм начисто лишил их сознания собственной праведности. Он более чем подтвердил взгляды Роберта Оуэна, так как открыл в среде, окружающей живой организм, влияние более значительное, нежели то, на которое указывал Оуэн. Дарвинизм позволял заключить, что беспризорники порождены трущобами, а не первородным грехом, и что к проституции толкает нищенский заработок, а не женская похотливость. Дарвинизм поставил авторитет науки на сторону социалиста, заявлявшего, что, прежде чем переделывать себя, сначала следует переделать общество. Дарвинизм внушал, что для здоровья и благополучия граждан необходимы здоровые и благополучные города, которые могут существовать только в здоровых и благополучных странах. Дарвинизм приводил к заключению, что личность, остающаяся равнодушной к благосостоянию своих ближних, едва только удовлетворены ее собственные потребности, принадлежит к разрушительному типу, а личность, глубоко заинтересованная во всем, что ее окружает, относится к типу, единственно возможному в обществе устойчивого процветания. Несмотря на скромность достигнутого Робертом Оуэном улучшения жизненных условий детей, занятых на фабрике, оно вызвало поразительные перемены в их облике. Однако эти перемены, как показал дарвинизм, совершенно несопоставимы с переменами (не только отдельных представителей вида, но и целых видов), которые предположительно могут возникнуть под воздействием среды, влияющей на индивидов без какого-либо сознательного вмешательства личной воли. Неудивительно, что социалисты встретили Дарвина с распростертыми объятиями. […]
Почему Дарвин угодил и стяжателям
Но почему же в таком случае Дарвин имел успех у капиталистов? Не так-то легко в равной степени угодить сразу двум враждующим лагерям, когда одна сторона проповедует классовую войну, а другая ведет эту войну самым решительным образом. Объяснением служит то обстоятельство, что дарвинизм настолько тесно связан с капитализмом, что Маркс рассматривал его скорее как продукт экономического развития, нежели биологическую теорию. Свой основной постулат о разрыве между ростом населения и не успевающим за ним ростом средств существования Дарвин заимствовал из трактата Мальтуса о народонаселении. Другой постулат Дарвина о практически неограниченном периоде времени, в течение которого указанный разрыв мог проявлять свое действие, принадлежит ученому-геологу Лайелю {84}. Лайель доказал нелепость подсчета возраста Земли, произведенного архиепископом Ашером {85}, который, основываясь на Библии, определил, что сотворение мира имело место в 4004 году до рождества Христова. […]
Едва ли можно преувеличить роль, сыгранную в приготовлении к дарвинизму широкой политической и клерикальной пропагандой и ее моральными установками. Насколько можно судить, никогда ранее в истории не предпринималось столь откровенной, щедро субсидированной и политически организованной попытки убедить человечество в том, что и прогресс, и процветание, и спасение — личное и общественное — всецело зависят от безудержной погони за деньгами и благами, от подавления и оттеснения сильными слабых, от свободной торговли (фритредерства), от свободного контракта, от свободной конкуренции, от свободы нации, от Laisser-faire {86} — короче говоря, от возможности безнаказанно разделываться со своими собратьями. При этом всякое вмешательство со стороны правительства, всякая организованная деятельность (исключая деятельность полиции, призванной оборонять официально узаконенное мошенничество от кулачной расправы), всякая попытка внести в промышленный хаос какую-либо сознательно осмысленную цель и продуманную направленность объявлялись «противоречащими законам политической экономии». Даже пролетарии были настроены сочувственно, хотя для них свобода при капитализме означала только порабощение заработной платой без законных ограничений, свойственных рабству в собственном смысле слова. Человечеству, уставшему от правительств, монархов, священнослужителей и самого Провидения, хотелось узнать, каким образом Природа собственными силами устроит все дела, если только ей не мешать. И это человечеству пришлось испытать на горьком опыте в те времена, когда одно поколение ланкаширских промышленников выжало все жизненные соки из девяти поколений закабаленных трудящихся. Зато неудержимо богатевшие владельцы фабрик были вполне удовлетворены положением дел, и Бастиа {87} весьма убедительно доказал, что Экономические Гармонии, установленные самой Природой, разрешат все социальные проблемы гораздо успешнее всех теократий, аристократий и толпократий, ибо подлинным deus ex machina {88} является неограниченная плутократия.