Правда варварской Руси, стр. 30

За веру и волю!

Восстание на Украине разливалось все шире. На Полтавщине хозяйничали загоны Ганжи, Кривоноса, на Киевщине — Небабы, Нечая, в Подолии — Павлюка, Половьяна, Морозенко. Очаги мятежа стали возникать и в Белоруссии. А войско Хмельницкого пошло на Белую Церковь. Житель российского Стародуба Г. Климов, вернувшийся с Украины, доносил: «Сколько де войска и того сказать не уметь, потому что далее идут, и в который город придут, и тут де у них войско прибывает многое, изо всяких чинов русские люди». А у поляков положение осложнилось тем, что расхворался и умер Владислав IV. Настало «бескоролевье» — традиционный для Речи Посполитой период свар, грызни за трон и анархии. Канцлер Оссолинский в отчаянии обратился к Хмельницкому с просьбой о перемирии. Богдан на переговоры согласился, но реального перемирия не получилось. Крестьянско-казачьи загоны действовали сами по себе, и обуздать их гетман даже не пытался, это было невозможно. Особенно умело оперировал Кривонос. Из разношерстных мятежников он создал подобие войска, была своя артиллерия, с собой возили «гуляй-город», что позволяло быстро окружить лагерь передвижными укреплениями. Отлично была поставлена разведка — лазутчицами и курьерами часто служили женщины. И Кривонос сваливался на врага внезапно, врасплох. Поэтому и поляки, и казаки считали его «характерником» (колдуном).

Не собирался соблюдать никаких перемирий и Вишневецкий. Его каратели, изгнанные с Левобережья, устремились на Подолье и Брацлавщину. Дорога, по которой прошел его отряд, отмечалась сплошной цепочкой пожарищ и трупами, по обочинам вырастали колы с корчащимися телами казненных. Воины Вишневецкого не щадили никого, истребляя всех встречных, и князь заявлял: «О, я накажу изменников так, что и свет не слыхал еще такой кары». Восставший г. Немиров оказал сопротивление. Но его взяли штурмом и уничтожили все население. Баб, детей, стариков сгоняли на площадь, раздевали догола и отдавали палачам. А Вишневецкий сам распределял для них разные виды умерщвления. Людей распинали, распиливали или разрубали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сажали на кол, сдирали заживо кожу. И князь, получая явное удовольствие от кошмарного зрелища, еще и подзадоривал убийц: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают».

Впрочем, и шляхте, попавшей в руки повстанцев, пощады не было. Захватив замок или город, поляков резали, их жен и дочерей насиловали. Но если некоторые шляхтянки еще могли спастись, перейдя на положение чьих-то «походных жен», то евреев истребляли подчистую, без различия пола и возраста. Один из современников, еврей Ганновер, описал ужасы, творившиеся на Украине с его соплеменниками. Правда, описал понаслышке, по паническим рассказам беженцев, так что за точность ручаться не приходится. Но в пламени восстания было разгромлено более 700 иудейских общин и погибло 100 тыс. евреев — круглая цифра, разумеется, условная, кто их там считал, перебитых и сумевших бежать? Хотя, с другой стороны, эти цифры говорят и о другом. О том, какие масштабы приняло панское «арендаторство» всего за полвека и как крепко успели насолить пришельцы местному населению. Никто ведь не заставлял притеснять, обирать, унижать религиозные чувства. Теперь все счеты, накопившиеся к панам и их пособникам, выплеснулись наружу. И в стихийном пожаре вместе с угнетателями гибли и невиновные — и поляки, которые сами были бесправными подчиненными какого-нибудь вельможи, и еврейская голытьба, зависимая от богатых откупщиков-соплеменников.

А против Вишневецкого подоспели полки Кривоноса. В боях у Староконстантинова 15–18 июля 1648 г. они одержали верх, 25 июля взяли крепость Бар, и Вишневецкий отступил к г. Збаражу. Современник писал: «По всему Подолью до самой Горыни пылали замки, города, местечки лежали в развалинах, кучи гнивших тел валялись без погребения, пожираемые собаками и хищными птицами; воздух заразился до того, что появились смертельные болезни. Дворяне бежали толпами за Вислу, и ни одной шляхетской души не осталось на Подолье». А повстанческие загоны начали проникать уже и западнее — на Волынь.

Хмельницкий в этих операциях не участвовал. Он переписывался с русскими пограничными воеводами, вел переговоры с Оссолинским и послал на сейм делегацию, заявив весьма умеренные требования: увеличить реестр до 12 тыс. казаков, выплатить жалованье, отменить церковную унию, допустить казачьих представителей к выборам нового короля. И указывал на Яна Казимира, сына покойного Владислава. Несмотря на то, что он был иезуитом, именно с ним многие украинцы связывали надежды обрести «доброго короля». На сейме же голоса разделились. Партия Оссолинского и православного киевского каштеляна Киселя стояла за замирение Украины мягкими мерами, путем частичных уступок, переманивания старшины. Радзивилл признал, что причиной восстания «были грехи наши да угнетение убогих». Другая партия, Вишневецких и Конецпольских, ратовала за беспощадную расправу.

Требование казаков об участии в выборах короля депутатов глубоко возмутило как покушение на собственные права. Еще больше возмутили казачьи пожелания, чтобы паны уравнялись в правах с простой шляхтой, и один лишь король стал главой в государстве. Вскрылись и прежние тайные связи короля с казаками. Это вызвало бурю. Оссолинского хотели объявить изменником, он еле выкрутился, свалив все на Владислава. В итоге Хмельницкому вместо ответа направили гордый ультиматум — повстанцам разойтись по домам, разорвать союз с татарами и выдать главарей. И постановили собирать войско. Но насчет командования сразу возникли разногласия. Кандидатуру Вишневецкого отвергли — а ну как ему потом на престол захочется? Сеймовая анархия расшумелась об опасности «диктатуры», и вместо одного командующего во главе армии поставили «триумвират» из Заславского, Конецпольского и Остророга. Войско, хоть и с проволочками, собралось значительное — 40 тыс. шляхты, магнатов с дружинами. Сопровождали их 200 тыс. вооруженных слуг.

Но никто из трех командующих не был военачальником: один славился ленью и изнеженностью, другой отличался юным возрастом, третий книжной ученостью — Хмельницкий в насмешку прозвал их «перына, дитына и латына». Зато в войско собралось много высокопоставленных персон — 7 воевод, 5 каштелянов, 16 старост. И каждый считал себя не ниже командующих, оспаривал их решения. Знать отправилась на войну, как на пикник. Кичилась друг перед другом богатыми одеждами и вооружением, взяла с собой парадные кареты, возы с лакомствами и винами, роскошные шатры, охотничьих собак, любовниц. Огромный обоз тащился еле-еле. Паны задавали пиры друг другу, а их гайдуки и солдаты сразу пропили полученное жалованье и принялись «подрабатывать» грабежами. Львовский архиепископ писал: «Королевские и шляхетские села опустошены до крайности; люди не в силах терпеть и разбегаются кто куда». Руководство так и не могло прийти к единому мнению, стоит ли все же воевать? Заславский рассуждал — если истребим казаков, то сами окажемся в убытке, кто будет работать на нас? Несколько раз посылали делегации переговорщиков. Те, кто был настроен более решительно, стали переезжать к Вишневецкому — он держался отдельным лагерем и подчиняться «триумвирату» не желал.

Ну а Хмельницкий, получив заносчивый ответ сейма, поднял войска, снова призвал татар Тугай-бея и выступил к г. Староконстантинову. С врагом сошлись под Пилявцами. У. Хмельницкого было 40 тыс. казаков и татар и неизвестное количество плохо вооруженных крестьян. Разделяла стороны болотистая р. Иква, через которую вела плотина, занятая казаками. И Богдан задумал хитрость. При помощи местных проводников, знавших тропы в болотах, скрытно отправил на левый берег отряд Кривоноса. А плотину приказал оставить, заманивая врага на правый берег, и сентября казаки изобразили отступление. Поляки двинули в преследование несколько полков. Они форсировали реку и доложили, что «берег очищен». А 13 сентября на них обрушились казаки и татары. Неприятельские части стали откатываться назад на плотину. Но по ней открыла убийственный огонь артиллерия Богдана — плотина оказалась заранее пристрелянной. Польское командование, получив донесения об атаке, решило удержать плацдарм за Иквой и направило подкрепления. Новые отряды сталкивались на узкой плотине с отступающими, возникла пробка и мешанина. И схватка перешел в побоище, казаки вырубили всех, не успевших удрать за реку.