От Киева до Москвы: история княжеской Руси, стр. 83

От Риги немцы постепенно расширяли владения. В Кукейносе (Кокнесе) правил полоцкий князь Вячко (Вячеслав). В 1207 г. он ждал нападения литовцев, попросил у крестоносцев помощи. Они «помогли». Отряд пришел в город и захватил его, князя заковали в цепи. Епископ Альберт потребовал, чтобы Вячко признал себя вассалом Ордена, разместил в Кукейносе немецкий гарнизон. Тому не оставалось иного выхода, кроме как согласиться. Но он не смирился. Выждав подходящий момент, напал на немцев, расположившихся в его городе. Кого-то перебили, кто-то удрал. Но на него выступил сам Альберт со всеми силами рыцарей, Вячко зажег Кукейнос и ушел.

В крепости Герсик (Крустпилс) княжил еще один отпрыск полоцкого дома, Всеволод. В 1209 г. епископ внезапно налетел на него. Князю удалось скрыться, крестоносцы разграбили и спалили город, уцелевших жителей увели в плен, в том числе княгиню. Всеволод явился в Ригу, просил отпустить жену и угнанных горожан. Ему поставили условия: отдать княжество в дар Ордену, стать вассалом немцев и открывать им замыслы русских. Всеволод вынужден был принять эти требования. Но выполнять их князь не собирался, начал договариваться с литовцами о союзе против крестоносцев. Епископ пронюхал, рыцари второй раз нагрянули в Герсик, и Всеволод был убит.

Погибали поодиночке. Помощи от других полоцких князей не получали. А новгородцы и подавно не вмешивались — это были не их владения. В то же самое время, когда немцы продвигались по Двине, псковский князь Владимир Мстиславич подружился с ними, выдал дочь за брата епископа. Правда, псковичам такое родство не понравилось, они выпроводили князя. Но Владимир Мстиславич не особо опечалился. Ушел к немцам и стал служить им.

Глава клана полоцких князей престарелый Владимир после промедлений и колебаний решил все же разобраться с Орденом, назначил переговоры Альберту. Объявил, что немцы должны прекратить порабощение латышских земель, грозил не оставить от Риги камня на камне. Рыцари высокомерно отказались. Заспорили, обе делегации схватились за мечи, переговоры чуть не переросли в драку. Но русский родственник епископа Владимир Мстиславич встал между сторонами и не допустил столкновения. Он сумел найти подход к Владимиру Полоцкому, так убедительно и красноречиво расписал героизм рыцарей, их благое дело по освоению Прибалтики, что нерешительный полоцкий властитель раздумал воевать, отказался от всех земель по Двине и сам подарил их Ордену [129].

Хотя епископ слишком скупо вознаградил псковского беглеца за столь важную услугу. Дал ему совершенно ничтожный удел, тот обиделся и вернулся на Русь. Новгородский князь Мстислав Удалой был его братом, упросил псковичей, и они приняли князя обратно. Но немцы, подчинив Латвию, полезли и в Эстонию. Теперь-то новгородцы озаботились. Мстислав Удалой собрал 15 тыс. ратников, повел их проучить крестоносцев. Дошли до моря, а рыцарей не обнаружили. В Новгороде у них имелись друзья, вовремя предупредили, и немцы отступили в Ригу. А Мстислав был великолепным воином, но мудростью и дальновидностью ничуть не страдал. Чтобы «не зря» ходить, вознаградить своих воинов, он лихо погромил эстонцев, содрал большую дань. Но эстонцы после этого метнулись к немцам — пригласили властвовать над ними и защищать от русских…

38. Всеволод III и развал Большого Гнезда

По Европе с 1209 г. густо заполыхали костры, завоняло паленой человечиной… Север Италии и юг Франции уже давно охватила ересь альбигойцев. Это были те же самые богумилы, катары, патарены — то есть манихеи, для вида боровшиеся за «чистоту» церкви, а на самом деле ничего общего с ней не имевшие. Ересь несколько раз проклинали на соборах, но альбигойцам было на это наплевать. Уж очень заманчиво было не платить десятину, «умерщвлять плоть» оргиями. В ересь стали переходить целые города, крупные феодалы. А под эгидой своего герцога или графа альбигойцы чувствовали себя в полной безопасности.

Но папа Иннокентий III отлично разобрался, каким мощным орудием Рима могут быть крестовые походы. Кинул рыцарей на Константинополь — и Константинополь твой. Таким же образом он призвал европейское воинство в крестовый поход против альбигойцев. Желающих снова нашлось предостаточно, хлынули из разных стран. Стирали с лица земли замки еретических феодалов, крушили ополчения, собранные сектантскими проповедниками. Общины альбигойцев уничтожали поголовно. А для выявления скрытых еретиков папа учредил инквизицию. Допрашивали, пытали местных жителей и тащили на костры, сжигали в домах, сараях. В результате юг Франции превратился в пустыню. Рыцари, участвовавшие в истреблении сектантов, получали обезлюженную землю, зазывали себе новых подданных.

Но и Православие Иннокентий III приравнивал к ереси. На Балканы отправлялись проповедники, перекрещивать людей. Священники и епископы, отказавшиеся признать верховенство папы, подвергались суровым преследованиям. Латинские отряды ворвались на святую гору Афон. Монахов, не желающих перейти в католичество, сжигали или топили в море. И все-таки Господь помиловал Византию. Когда крестоносцы штурмовали Константинополь, группа молодых аристократов в храме Св. Софии избрала императором Феодора Ласкаря. Предпринять он ничего не успел, бежал в Малую Азию. На здешние приграничные районы византийское правительство давно махнуло рукой. Сюда вторгались набегами сельджуки, защищать окраины было некому. Однако местные жители сами научились постоять за себя, владеть оружием. К ним-то и попал Ласкарь [130].

Сперва его приняли враждебно. Города не впускали его, самостийные архонты не желали подчиняться. Но следом двинулись крестоносцы, и Феодор оказался знаменем, вокруг него собирались люди, готовые оборонять свой край. Отряды Ласкаря даже и победить-то были не в состоянии, в каждом бою рыцарская конница давила их. Зато врагу не позволяли зацепиться на захваченной территории — латиняне оказывались в окружении партизан, их клевали со всех сторон и выгоняли. Ласкарю пришлось воевать не только с западными рыцарями, а еще и с сельджуками, со своими же сепаратистами-архонтами. А осколок Византии, Трапезундская империя, даже заключила с крестоносцами союз, поделила с ними Малую Азию.

Но случилось, казалось бы, невероятное. Феодор обрел то, что давно уже утратили греческие императоры — опору в простом народе. Он стал народным царем и одолевал всех! В восточных провинциях Византии возникла Никейская империя. Она очистилась от мерзостей и грязи, веками копившихся в Константинополе, но унаследовала лучшее, что было в разрушенной державе. Прежние продажные чиновники, развращенная знать, торгаши, церковные интриганы старались подстраиваться к латинянам, а в Никею потянулись патриоты, честное духовенство, была восстановлена патриархия. Папские мечты о монополии на духовную власть рухнули.

Серьезный отпор крестоносцы получили и от Болгарии. Воины царя Калояна крепко отлупили их, сам латинский император попал в плен, где и завершил свою жизнь. А Русь установила прочные связи с Ласкарем, Киевская митрополия перешла под эгиду Никейской патриархии. Общими усилиями вполне можно было поставить на место зарвавшихся рыцарей. Но болгары враждовали с греками. Выбив крестоносцев из Фракии, они стали для коренного населения не освободителями, а поработителями. А Русь все глубже погрязала во внутренних разборках.

Утвердившийся в Новгороде Мстислав Удалой и усевшийся в Киеве Всеволод Чермный формально признали главенство Всеволода Большое Гнездо, но фактически с ним не считались. В молодости он без крови, без единого серьезного сражения сделался распорядителем судеб Руси. А на старости лет, не потерпев ни одного поражения, оказался лишь властителем собственного удела. Последняя попытка объединить Русскую державу была похоронена…

В 1209 г. скончалась жена Всеволода Мария. Былая красавица-осетинка семь лет тяжело болела, сравнивала свои мучения со страданиями Иова. Перед смертью постриглась в монахини, призвала сыновей, заклинала их жить в мире. Заклинала не зря, сыновей у нее оставалось шестеро. Трое младших, Святослав, Владимир и Иван, еще ничем не проявили себя и не играли самостоятельной роли. У Ярослава юные годы прошли бурно, его выгоняли то из Галича, то из Переяславля-южного, то из Рязани. Но невзгоды выковали из него отличного воина, умного и решительного князя. Юрий был человеком рассудительным, миролюбивым, чаще всего находился при отце. Учился его искусству управления, стал ближайшим помощником.