От Киева до Москвы: история княжеской Руси, стр. 75

В том же году Святослав Киевский созвал всех южных князей против половцев. Как при Мономахе, отправились в зимнюю степь. Кочевники собирали орды, понадеялись, что их больше. Но русская конница смела их, численное превосходство обернулось лишним количеством трупов и пленных. Дружины прошлись по станам и вежам неприятелей, собирали стада трофейного скота, грузили на возы и сани бесчисленную добычу — в основном, русскую, награбленную. А за обозами хлынули по домам целые реки освобожденных людей, которых еще не успели перепродать.

Но на юге своевольство князей разыгралось еще сильнее, чем под Биляром. Игорь Северский и его брат Всеволод Трубчевский на призыв Святослава не явились, они задумали отдельный поход. Этим князьям повезло лишь в одном отношении, их предприятие было воспето в «Слове о полку Игореве», единственной эпической поэме XII в., дошедшей до нас… Наверняка было гораздо больше, а сохранилась одна, автор был близок князю Игорю, расхвалил его и изобразил героем. Хотя хвалить-то было не за что. Игорь с братом просто не хотели подчиняться великому князю и делиться добычей.

Отношения с половцами у них были очень неплохие, пару лет назад плечом к плечу сражались против Ростиславичей, после разгрома Игорь и хан Кончак спасались в одной лодке. А сейчас прикинули — другие князья прочесали степь возле Днепра. Значит, чтобы захватить побольше добра, надо идти поглубже, на Донец и Дон. Результат был вполне закономерным. Кончак собрал воинов окрестных кланов, «полк Игорев» был окружен и погиб, а сам он с братом и сыном очутился в плену. Половцев победа воодушевила, они обрушились на Русь большой войной, подступали к Переяславлю и Путивлю, обратили в груду головешек Ромны. С большим трудом их удалось отразить и выгнать.

С остальными противниками управиться было легче. Рюрик Ростиславич и Роман Волынский нанесли чувствительные удары по литовцам и заставили их присмиреть. Новгородцы и псковичи вразумили эстонцев, взяли города Юрьев и Оденпе. А в ответ на бесчинства шведов пересажали по темницам их купцов в Новгороде, снарядили эскадру и пожаловали к берегам Швеции. Разорили окрестности Стокгольма и Упсалы, ворвались в столицу, Сигтуну. Забрали оттуда все что смогли, серебряные церковные врата привезли в Новгород и установили в храме Св. Софии. Сигтуна от этого налета так и не оправилась, захирела. А шведы крепко запомнили урок, научились относиться к русским гораздо вежливее.

Страна показывала свою силу, и ее опять уважали. Рос и авторитет Всеволода III. Ему удалось даже то, чего безуспешно добивался Андрей Боголюбский — утвердить в своих владениях национальную церковь. Епископ Леон потихоньку доживал век в Ростове, совать нос в княжеские дела он уже ни коим образом не осмеливался. В начале 1180-х он умер, и митрополит Никифор послал к Всеволоду «Николу-гречина». Но государь отказался его не принять. Обвинил, что он поставлен «по мзде». Да и вообще, епископ у него должен быть только такой, кого «Бог позовет и Пресвятая Богородица, князь всхочет и люди». Предложил свою кандидатуру, игумена Луку. Митрополит заартачился, но Всеволод объяснился резко и прямо: если поставил Николу, «так и держи его там, где хочешь, а мне поставь Луку».

Да, времена менялись. В Византии скончался Мануил Комнин, империю сотрясали смуты. О каком-либо подчинении Руси теперь даже заикаться не приходилось. А с Всеволодом спорить было трудно. Он попросил подсобить Святослава Киевского. Тому было вообще противопоказано сердить Владимирского государя. Вместе нажали на митрополита, и он сдался, «неволею великого Всеволода и Святослава постави Луку епископом». В 1190 г. преставился Лука, и на этот раз митрополит больше не пытался противиться — беспрекословно поставил епископа, которого назвал Всеволод, его духовника Иоанна.

С помощью верных ему священнослужителей Всеволод III достиг еще одной важной победы, настоял на канонизации св. мученика Леонтия Ростовского. Залесская земля официально обрела собственного святого покровителя — первого! О празднике Покрова Пресвятой Богородицы попросту не стали спрашивать. Служили праздничные службы, и греки не рисковали возражать. А народ славил государя и искренне молил Бога о его здоровье. Он дал людям мир, дал благополучие. Для жестокого средневековья это было ох как много!

Что ж, Всеволод III на здоровье и впрямь не жаловался. Его семейная жизнь была счастливой и безоблачной, не зря ведь женился по любви. Теплота и любовь великого князя оставила след даже в русском языке, от его супруги, ясской красавицы, пошло ласкательное слово «ясонька». О любви свидетельствовало и чрево его ясоньки, оно в редкие периоды оставалось праздным. Один за другим рождались дети — Константин, Верхуслава, Георгий, Ярослав… Из-за разрастающейся семьи и государь получил прозвище, Большое Гнездо.

Обосновался он не в Боголюбове, а в самом Владимире. В Боголюбове обстановка слишком напоминала об убийстве. Всеволод учел и то, что оторванность резиденции от столичного люда, от главной опоры государя, облегчила переворот. А во Владимире он возобновил масштабное строительство. Возводился великолепный каменный дворец. Успенский собор пострадал при пожаре, но Всеволод не только отремонтировал, а расширил его. А рядом вырос другой собор, Дмитриевский. Первый храм столичный, государственный, второй государев, семейный, но тоже величественный и дивный, разукрашенный неповторимой резьбой по камню. Появились и Рождественский, Успенский монастыри, и летописец гордо отмечал, что «не искали мастеров от немец». При Всеволоде архитектурные и художественные чудеса творили уже не приглашенные, а свои, владимирские мастера, выучившиеся при Бологюбском.

Но красоту и спокойствие надо было оберегать, Всеволод III не забывал об этом. Владимирский детинец окружили новые стены — мощные, каменные, были усилены валы и палисады Суздаля, Переяславля. После нашествия Святослава и набегов Ярополка заново отстроили Дмитров, западную границу прикрыла Тверь. «Твердь» как раз и означало — крепость. А на Волге со стороны Болгарии встал Городец. Стольный Владимир и вся Владимирская земля тоже становились Большим Гнездом, которое государь охранял и лелеял. Но он видел своим Большим Гнездом и всю Русь, заботливо собирал и сплетал развалившиеся прутья ее уделов.

35. Всеволод Большое Гнездо и склеивание осколков

Андрей Боголюбский и Всеволод III собирали, созидали, связывали. Но на Руси уже возобладали совсем иные настроения — разделять, разрушать, растаскивать. Единство удавалось поддерживать только силой. Даже разгромленное боярство Ростова и Суздаля отнюдь не угомонилось. Притихло, для видимости покорилось, но сразу же взялось за интриги. На этот раз сделали ставку на сына Боголюбского Георгия. Начали обхаживать и окручивать его, настраивать против дяди. Но Всеволод был осторожнее князя Андрея. Сформироваться заговору он не позволил. Узнав о закулисной возне, немедленно пресек ее и выслал племянника.

Георгий не поехал ни в Киев, ни в Чернигов, там у него друзей не было. Но он был внуком половецкого хана, вот и отправился к родственникам. Его приняли хорошо, дали в удел Сунжу на Северном Кавказе. А грузинская знать как раз искала мужа для своей царицы Тамары. Слава о Боголюбском разошлась далеко за пределы Руси, его сын-изгой показался весьма почетной партией. В 1185 г. его пригласили в Тбилиси, обвенчали со знаменитой царицей. Он показал себя великолепным воином, одолевал сельджуков, отобрал у них ряд городов и вошел в историю Грузии как Георгий Победитель [120]. Но с семьей у него не сложилось. Георгий представлял, что стал полноправным царем, а Тамара делиться властью не собиралась, держала мужа на положении своего подчиненного. В итоге поссорились, и супруга его выгнала. Часть грузинских феодалов приняла сторону Георгия, он предпринял несколько попыток вернуть престол и в ходе этих войн умер. Похоронили в Тбилиси в храме св. Андрея Первозванного, который он построил в честь отца…

вернуться

12

Воронин Н. Н. Андрей Боголюбский, М., Водолей, 2007.