От Киева до Москвы: история княжеской Руси, стр. 38

Хотя русские представительницы прекрасного пола умели и владеть оружием. Обороняли стены городов вместе с мужчинами. Крестьянка хватала мужнин лук или рогатину, чтобы защитить детей от набежавшего половца, а жительница муромского и суздальского села — от болгарина. Женщины участвовали даже в судных поединках. Вообще в таких случаях разрешалось нанимать вместо себя бойца, но Псковская Судная грамота оговаривала:

Если присудили поединок женщине с мужчиной — пожалуйста, выставляй наемника, а если с женщиной — нельзя. Сами облачайтесь в доспехи, выходите конными или пешими, берите мечи, копья, секиры, уж какое оружие предпочитаете, и рубитесь сколько влезет. Впрочем, закон имел и хитрую подоплеку. Повздорят две бабы, заплатят бойцам, и один из них погибнет или покалечится из-за пустяковой ссоры. А сами-то не будут по мелочам рисковать, помирятся.

Замужество для девушки считалось обязательным, это вменялось в долг родителям. Невыдача дочери замуж каралась штрафом в пользу церкви [89]. А для князей браки сыновей и дочерей оставались важным средством международной политики. Постоянная угроза со стороны Польши (и связанных с ней сыновей Изяслава) подтолкнула Всеволода к сближению с Германией. Дочь Евпраксию он выдал за властителя Саксонии, маркграфа Генриха Штаденского. Мономах женил сына Мстислава на шведской принцессе. Русские княжны отправлялись в Венгрию, Норвегию, Данию.

Правда, политические браки далеко не всегда были удачными. Та же Евпраксия приехала в Германию одиннадцатилетней девочкой, до совершеннолетия ее поселили в Кведлинбургском монастыре у аббатиссы Аледьгейды, родственницы короля Генриха IV. Он часто бывал здесь, приглядывался к подрастающей русской. Но королю в это время приходилось не сладко. Противостояние с папой дошло до открытой вражды, а Григорий VII не остановился перед крайними мерами — отлучил Генриха IV от церкви и освободил вассалов от присяги ему. Немецкие графы и герцоги очень этому обрадовались, взбунтовались, вознамерились судить и низложить короля. Генриху пришлось каяться. Среди зимы он пробирался через альпийские снега, прибыл к замку Каносса, где находился папа. Три дня приходил к воротам в рубище и босой, обморозил ноги. Лишь тогда его приняли, он ползал перед Григорием VII и получил прощение [90].

Но папа перегнул палку. Снял отлучение лишь условно, требовал, чтобы король все равно явился на суд феодалов. А покаяние перепугало германских епископов, отнюдь не желавших церковной реформы. К Генриху метнулись и итальянские князья, враждовавшие с папой. Он приободрился, разгромил и подавил мятежников и выступил на Рим. На повторные отлучения король уже не обращал никакого внимания, Григорию VII пришлось бежать к норманнам, где он и умер. А Генрих поставил другого папу Климента III, который безоговорочно короновал его императором.

Тем временем Евпраксия расцвела, ее красота изумляла современников. Изумляло и богатство, великий князь не обидел дочь, прислал с ней огромное приданое. Она обвенчалась с молодым маркграфом Штаденским. Но и император не забыл о ней, наведывался, засматривался на юную, сказочно богатую маркграфиню. Прошел лишь год, и ее муж неожиданно скончался. По странной случайности, почти одновременно умерла жена императора Берта, и он попросил руки Евпраксии. Отправили послов в Киев, молодая вдова просила благословения, а Генрих предлагал союз против Венгрии и Рима — его ставленника уже сверг папа Урбан II и вернулся к политике Григория VII. На Руси брак не одобрили. От союза уклонились, и о самом императоре доходили очень нехорошие слухи. Но наивной восемнадцатилетней Евпраксии так хотелось стать императрицей… Она вышла замуж без согласия отца.

Об этом пришлось пожалеть очень скоро. Оказалось, что Генрих состоял в секте сатанистов-николаитов. В тогдашней Европе это было острой и «пикантной» модой. В секты вступали знатные господа и дамы, священники, монахи, простолюдины. Собирались по ночам в подвалах замков безликие, в монашеских рясах с капюшонами. На животе обнаженной избранницы служили «черную мессу», приносили в жертву собак, кошек, а по праздникам младенцев. Потом одеяния сбрасывались, гасли факелы, и все участники переплетались в общем месиве.

Когда император приказал супруге готовиться к неким особым ночным молениям, облачиться в грубую рясу, она сперва не поняла — решила, что предстоит какой-то незнакомый ей обряд покаяния. Но муж предназначил ей главную роль, быть избранницей, исполнять функции «алтаря». Евпраксия была поругана и шокирована, не могла прийти в себя от оскорбления и отвращения. А Генриха ее реакция удивила. Он-то рассчитывал доставить жене приятный сюрприз. Разъяснял, какую высокую честь ей оказали — любая дама сочла бы счастьем оказаться на ее месте. Описывал, как гордо и величаво возлежала на «черных мессах» его прежняя супруга.

Однако русские женщины и в этом отношении отличались от европеек. Евпраксия взбунтовалась, от верований мужа напрочь отреклась. От уговоров Генрих перешел к насилию. Княжну пытались таскать на сборища против воли, она сопротивлялась и мешала церемонии. Муж держал ее как узницу, истязал, угрожал отдать палачам, но сломить так и не смог. Отправляясь в поход на Италию, Генрих взял жену с собой, и в дороге она сбежала. Ее поймали, заточили в Вероне, главном гнезде николаитов. Но она успела разослать письма церковным деятелям, рассказала о пристрастиях супруга.

Противники императора помогли ей организовать второй побег. Евпраксию доставили к папе, она выступила на соборе в Пьяченце. Это было еще более трудно и стыдно, чем распластаться голой перед сектантами. Нужно было обнажить свой позор на весь мир, принести в жертву саму себя. Но русская княжна выдержала испытание. Разразился страшный скандал, императора предали проклятию. Евпраксии папа и церковный собор отпустили подневольный грех без всякой епитимьи. Но она была совершенно опустошена. Поддерживала себя неимоверным усилием воли, пока не донесла до людей страшную правду. А теперь жизнь для нее закончилась. Она вернулась в Киев и ушла в монастырь.

19. Владимир Мономах и Святополк II

Византия была окружена врагами — с севера печенеги, с востока сельджуки, из Италии на Балканы вторгались норманны. Впрочем, опасность была не столь уж велика, в прежние времена империя с успехом выходила из более катастрофических ситуаций. Печенеги действовали разобщенными кланами. Держава сельджуков рассыпалась на эмираты, передравшиеся между собой. Но император Алексей Комнин был по натуре убежденным «западником». О мобилизации национальных сил он даже не подумал. Поссорившись с Русью, начал набирать наемников из англо-саксов. Вместо возрождения собственного флота привлек против норманнов венецианцев. За это предоставил венецианским купцам огромные привилегии, дозволил беспошлинно торговать по всей Византии.

А в начале 1091 г. стало известно, что печенеги и сельджукский пират Чаха собираются напасть вместе. Алексей совсем запаниковал, обратился к папе и европейским королям:

Манил деньгами, богатствами, церковными сокровищами.

Хотя положение быстро выправилось. Чаха был убит в сваре с другими сельджукскими вождями. А против печенегов греки нашли союзников. Половецкие ханы Боняк и Тугоркан привели 40 тыс. всадников, присоединился молодой и лихой князь Василько Теребовльский. Печенеги потерпели сокрушительное поражение, их прижали к Черному морю и вынудили сдаться. Но император решил ликвидировать проблему раз и навсегда. Он приказал вырезать всех печенегов до единого. В ночь на 29 апреля 1091 г. греческая армия бросилась на безоружный печенежский лагерь. Не щадили ни жен, ни младенцев. У половцев и русских это вызвало омерзение, они снялись и ушли прочь, даже не взяли свою часть добычи. Удивленный Комнин слал вдогонку гонцов, не понимал, почему же «варвары» бросили столько добра? [91]