Нашествие чужих: заговор против Империи, стр. 63

В общем, Лев Давидович дал своим прежним хозяевам предельно ясный совет. Берите что хотите, но сами, без моей подписи и согласия. И при этом отдал приказ о полной демобилизации русской армии! Хотя и не имел на это никакого права, поскольку был наркомом еще не по военным, а по иностранных делам. Тем не менее какие-то скрытые пружины в советском руководстве сработали, и приказ почему-то был принят к исполнению. Последние подразделения, еще оставшиеся на позициях, потекли в тыл… А немцы, уж конечно же, не преминули воспользоваться подсказками и оголением фронта. 13 февраля прошло совещание в Хофбурге, где постановили перейти к «грубым аннексиям». Взять то что хочется, а заодно пугануть большевиков и подтолкнуть к миру. Наступление было решено преподнести как «полицейскую операцию в интересах человечества». Для этого от «правительств» областей, которые предстояло оккупировать, предписывалось организовать просьбы о защите от большевиков. Фельдмаршал Гинденбург приказал:

В этот день германские части двинулись вперед. Полномасштабного наступления как такового не было. Большая часть германских войск уже была переброшена на Запад, в операции участвовали дивизии второсортного ополчения — ландсвера. Но и реального сопротивления не было. Анархические толпы красногвардейцев при приближении неприятеля разбегались. Гофман писал:

И никто не останавливал немцев «в боях» под Псковом и Нарвой. Просто германским частям изначально предписывалось остановиться, дойдя до линии Нарва — Псков — Двинск. Людендорф хотел захватить и Петроград, но его одернуло собственное правительство. Кюльман пояснял, что «взятие Петербурга возбудит русское национальное чувство». Это могло привести к свержению большевиков, а никакое другое правительство мира не заключило бы.

21 февраля Совнарком издал декрет «Социалистическое отечество в опасности». Впервые, кстати, слово «отечество» вспомнил. Указывалось:

Таким образом, расстрелы «контрреволюционных агитаторов» вводились уже «официально», а не явочным порядком, по инициативам местных властей. Лишний раз прижали и «буржуев», их предписывалось мобилизовывать в трудовые батальоны. А вот насчет «неприятельских агентов» и «германских шпионов» можно усомниться. Они продолжали действовать в тесных и очень хороших контактах с Советским правительством. Еще с 29 декабря в Петрограде обосновались германская экономическая миссия во главе с графом Мирбахом, будущим послом, и военно-морская миссия во главе с контр-адмиралом Кайзерлингом [214]. А в январе в России появился агент «Байер» — Карл Моор. Он вошел в ближайшее окружение Ленина и оставался в Петрограде до конца февраля [215]. Как раз тот срок, когда шли споры о мире. Очевидно, приложив все силы для «нужного» решения.

Совнарком известил Германию по радио, что готов возобновить переговоры. Но теперь-то уж немцы отбросили все прежние условности. 22 февраля продиктовали ультиматум со сроком ответа 48 часов. И условия предъявлялись еще более тяжелые, чем раньше. На следующий день состоялось бурное заседание ЦК. Ленин убеждал принять требования. Даже угрожал своей отставкой. Беспрепятственный марш немцев и угроза, что они так же легко войдут в столицу, напугали ряд прежних сторонников «революционной войны», и они переметнулись на сторону Владимира Ильича. В ночь на 24 февраля ЦК партии, а потом и ВЦИК постановили принять ультиматум.

3 марта советская делегация в Бресте подписала мир. Возглавлял ее не Троцкий. Накануне он подал в отставку с поста наркома иностранных дел. Договор подписал нарком финансов троцкист Сокольников (Гирш Бриллиант). Россия потеряла 2 млн кв км. Это вызвало возмущение. Многие Советы, партийные организации протестовали, отказывались признавать такой мир. И снова Ленина выручил Свердлов, неистощимый мастер интриги, игры на протокольных тонкостях, манипуляции собраниями. Благодаря его искусству Брестский мир удалось утвердить на VII съезде партии.

А сразу после съезда, 9 марта, советское руководство тайно покинуло Петроград и выехало в Москву. Причин к этому было несколько. Немцы остановили продвижение, но находились слишком близко от столицы. По соседству с ней разгоралась гражданская война в Финляндии. Да и сам Петроград, голодный и холодный, стал слишком неуютным местом. Он был эпицентром революционного брожения, его баламутили целый год. Город переполняла не желающая никому подчиняться солдатня. Рабочие окраины, не получившие от революции никаких благ, а только лишения, могли еще раз взорваться. В Москве было сытнее, спокойнее. И надежнее — за стенами Кремля. Но переезд помог и ратифицировать Брестский мир. IV Съезд Советов был созван на 14 марта. А аппарат ВЦИК и ЦК, подчиненный Свердлову, стал рассылать извещения о перебазировании слишком поздно. «Нужные» делегаты вовремя узнали, что Съезд будет проходить в Москве. А кого-то, глядишь, «забыли» оповестить. И вопрос о ратификации был решен 724 голосами против 276 при 118 воздержавшихся.

26. Как началась интервенция

Являлись ли большевики на самом деле «германскими агентами»? В целом на этот вопрос надо ответить отрицательно. Очень заметная и влиятельная их часть — Троцкий, Бухарин, Ларин и др., были ставленниками отнюдь не Центральных Держав, а американо-британской «закулисы» и спецслужб. А ленинская группировка, которая в ходе Мировой войны получала финансирование и поддержку от немцев, была связана с ними через Парвуса. Который тоже был агентом не Германии, а «финансового интернационала». И на самом-то деле работал не на Германию, а против России. В очень непростой для большевиков ситуации, сложившейся зимой 1917/1918 г., Ленин видел выход в том, чтобы лавировать между Центральными Державами и Антантой, пользоваться их взаимными противоречиями, чтобы удержаться самим. Удержаться до тех пор, пока не получится разжечь революцию в Германии и Австро-Венгрии. В Берлине, кстати, об этих его взглядах знали, но не опасались их, считали несерьезными. Однако для правящих кругов Америки и Англии именно такие идеи были очень заманчивыми, как и теория «перманентной революции» Троцкого! Вслед за Россией, и тоже с помощью революций, свалить Центральные Державы! Вильсон уже с весны 1917 г. взял курс на поддержку германских левых, поощрял их недовольство кайзером, в публичных выступлениях намекал на возможность мира, если в Берлине и Вене победят «демократы».

Ленин полагал, что балансируя между двумя враждующими коалициями, можно перехитрить тех и других «империалистов». И его не разубеждали. Ему оставляли все возможности для «балансирования». Брестский мир ни в коей мере не стал неожиданностью для западных держав. Сближение большевиков с немцами трудно было не заметить. Как уже отмечалось, с декабря в Петрограде находились германская экономическая и морская миссии. Но и Робинс, Локкарт, Садуль были завсегдатаями в кабинете Троцкого. Заверяли, что в случае продолжения войны с Германией союзники всеми силами помогут Советской власти, окажут не только техническую и финансовую поддержку, но даже предоставят офицеров-инструкторов для переформирования армии.

В феврале, казалось бы, уже все шло к разрыву с Антантой. Ленин требовал мириться с немцами любой ценой. Советское правительство предприняло и другой шаг, который никак нельзя было считать дружественным по отношению к союзникам. 10 февраля объявило об аннулировании долгов царского правительства. Британский кабинет, дабы не потерять лица перед избирателями, отреагировал на такую политику, вроде бы, адекватно. Отозвал из России посольство. Бьюкенен и его сотрудники выехали на родину… Но американский президент Вильсон заявил, что «отнюдь не потерял веры в происходящие в России процессы». Посол США Френсис стал теперь дуайеном дипломатического корпуса. Задавал тон представителям других стран Антанты и «нейтралам». По инициативе Френсиса американское и другие посольства тоже покинули Петроград, но обосновались в Вологде. Устроились как бы сами по себе. Не покинув Россию, но и отдельно от Советского правительства. Подчеркивая непричастность к его действиям и сохраняя свободу рук.