Тайна серебряного гусара, стр. 16

Оля проснулась в половине пятого. Оттого, что затекла неловко согнутая рука.

Девочка испуганно посмотрела на часы и поняла, что проспала всю свою вахту. Ночь во дворе не нарушалась, фонарь насмешливо подмигивал неудачливому вахтенному матросу, как будто говорил: не переживай, я за тебя подежурил.

Оля решила разбудить Илюшку и не рассказывать ему, что она все проспала. Пусть думает, что вахта была выстояна честно.

Она вспомнила о «вахтенном журнале» и записала в него всего одну строчку: «Вахта прошла спокойно. Моряк Оля».

Илюшка проснулся, протер глаза и радостно вооружился биноклем. Оля про себя усмехнулась: тоже через полчаса уснет.

А сама укрылась потеплее одеялом и утонула головой в мягкой подушке. Под утро снятся самые сладкие сны.

Илюшке и правда через полчаса захотелось спать, но он потер глаза и щеки, открыл форточку, вдохнул прохладного ночного воздуха и снова проснулся.

Он открыл «вахтенный журнал» и чуть не засмеялся: кто ж так ведет журнал? «Вахта прошла спокойно». Нужно все писать подробно. Он подумал и записал:

5.0 — двор пуст, светит фонарь.

Но больше писать было нечего. Илюшка грустно просидел еще полчаса, и двор начал оживляться. Илюшка схватил карандаш и записал:

5.30 — появился дворник Петя, наверное, будет сейчас подметать.

5.45 — Пети нет. Ушел за метлой.

6.0 — Петя зашел в подъезд. Появился Псих. Не спится ему!

6.15 — Петя вышел из нашего подъезда, пошел в соседний. Увидел Психа, заторопился. Псих пошел за ним.

Вот еще новости! Псих же не связывается со взрослыми! Или просто хочет Пете про блокаду рассказать?

Илюшка почувствовал, как тепло и спокойно дома. Здесь их Псих не достанет. Потом с крыши раздался громкий крик, похожий на кошачий. Опять, наверное, соседские коты передрались. Скучновато быть на вахте. Илюшка снова открыл «вахтенный журнал» и записал:

6.30 — на крыше дерутся коты.

6.40 — из соседнего подъезда вышел Петя.

Н-да! Не «вахтенный журнал», а бабка-сплетница на скамеечке. Кто куда пошел, кто откуда вышел. Хоть бы собачники появились!

«Дорогая Сонечка!

Как больно было читать Ваше последнее письмо! Война добралась и до Вас, до Кости, до нашего Петербурга.

Вы тоже видите раненых и искалеченных. Вы тоже видите эшелоны и шинели солдат и офицеров.

Как хорошо, что Вы не слышите звуков стрельбы, свиста пуль и разрывов снарядов! Я знаю, Вы этого и не услышите. Уверен в этом. Мы, те самые шинели, не допустим этого.

Не хочу больше писать о боях. Этим я только растравляю Ваше страдание.

Давайте, Сонечка, я лучше расскажу Вам, как третьего дня ездил в штаб. Нет-нет, Сонечка, это не сочинение графа Толстого — дворцы или на худой конец избы, где проходят важные военные советы, где собираются генералы и колдуют над картами, где у дверей теснятся адъютанты.

У нашего штаба нет даже землянки. Мы движемся так быстро, что некогда заниматься ее постройкой.

Штаб 8-й армии представляет собой спиленные бревна, на которых в ряд сидят писари и адъютанты. Скрипят перья, летят депеши в гарнизоны, на батареи, в соседние армии.

Вестовые отъезжают и подъезжают всякую минуту. Генерал Брусилов тут же, отдает приказы, хмурится, велит разобраться с пленными.

Пленных много. Немцы и австрийцы.

Особо берегут офицеров. Их можно обменять на наших пленных. Солдаты сидят одной грязной, израненной кучей, с затравленными глазами.

Сразу ощущается разница.

Офицеры глядят нагло и даже свысока, отвечают на вопросы переводчика нехотя, сквозь зубы. Они пришли на эту войну так же, как и я, — по доброй воле, по убеждению, по выбранной дороге.

Солдат даже не допрашивают. Просто составляют бесконечные списки имен и переписывают номера частей.

Они отвечают покорно, некоторые — подобострастно. В их глазах растерянность и непонимание.

Их мобилизовали, оторвали от размеренной жизни, дали в руки винтовки со штыками и послали убивать других. Они не знают, что их ждет и как скоро смогут они вернуться домой. Да и вернутся ли когда-нибудь.

Нет, Сонечка! Лучше мне совсем не писать.

Хотел порадовать Вас рассказом о штабе, развеселить, а вышло, что снова расстроил Ваше воображение. На этот раз пленными.

Простите меня, Сонечка, ради бога!

Ваш Николай.

8 сентября 1914 года».

Глава VIII КРАЖА

Утром Ольгу растолкал Илюшка.

— Вставай! Во дворе суматоха какая-то! Милиция приехала!

Ребята выбежали во двор, где шумели, переговариваясь, соседи. Ночью ограбили Софию Львовну. Вынесли всю ее коллекцию серебряных статуэток и какие-то драгоценности.

Криминалисты искали и не находили никаких отпечатков, осматривали аккуратно вскрытый дверной замок, составляли опись украденного имущества.

Ребят, конечно, никуда не пропустили. И никого не пропускали. Подъезд был оцеплен.

Оля и Илюшка прислушивались к разговорам соседей и видели четкий, резкий профиль Софии Львовны.

Она стояла на крыльце и что-то отвечала оперативнику. Она была мрачно-спокойная, не делала лишних жестов и, как всегда, прямо держала спину. Ребята не могли расслышать ни вопросов милиционера, ни ее короткие, сдержанные ответы.

Потом милиция приступила к поиску свидетелей. Опрос соседей поручили молоденькому лейтенанту, и он, подойдя к толпе, лениво, для проформы, скучным голосом сказал:

— Ограбление гражданки Прозоровой, по утверждению эксперта, произошло между пятью и семью часами утра. Если есть люди, слышавшие шум в подъезде или видевшие преступников, прошу дать свидетельские показания.

Было отчего заскучать лейтенанту. Между пятью и семью часами утра! В выходной день! Какие там свидетели?

Все нормальные люди в это время сладко спят, как спала и ограбленная «гражданка Прозорова». Соседи молчали. Они бы и хотели помочь следствию, но никто ничего не слышал, даже такса дяди Вани ночью не лаяла.

— Никто ничего не видел и не слышал? — еще раз спросил милиционер.

А в это время Илюшка удивленно смотрел на дворника Петю.

Почему он-то молчит? Неужели и он ничего не видел и не слышал? Он же был во дворе как раз в это время: с 5.30 до 6.30. Так записано в «вахтенном журнале».

И Психа он видел! Точно! Это Псих обокрал Софию Львовну!

Илюшка выкрикнул:

— Я видел!

Лейтенант недоверчиво посмотрел на Илюшку. И Оля изумленно глядела на Илюшку. И весь двор.

Илюшка покраснел и звонко повторил:

— Я видел в это время во дворе Психа!

— Кто такой Псих? — растерялся лейтенант.

— Да кто его знает?… Взялся откуда-то… Приходит иногда… — отвечали соседи.

— Вы не верите? — закричал Илюшка.

Он видел, он понимал, что ему никто не верит! Разве только Оля.

— Петя, да скажи же им! Ты же видел! У меня документ есть! «Вахтенный журнал»! Это чтобы собачники… Мы с Олькой… Я полночи не спал, и она — полночи!

Илюшка кричал быстро и почти бессвязно.

— Постой, мальчик, не кричи, — попросил лейтенант. — Ты говоришь, что Психа видел не один. Где Оля?

— Оля вот! Но она не видела! Она в это время спала! Была моя вахта! С пяти утра я вел журнал. А в половине шестого появился Петя! А потом пришел Псих! Он заходил в подъезд!

— А где Петя? — спросил лейтенант.

Он уже потерял всякую надежду разобраться в этом запутанном рассказе про какую-то вахту.

— Петя — это я, — тихо сказал дворник. — Мальчик прав. Здесь был Псих, но… Он не грабил Софию Львовну… — Петя помолчал и совсем тихо выдавил: — Софию Львовну ограбил я.

По толпе пронесся удивленный гул, лейтенант тут же выдернул к себе Петю и увел его в квартиру Софии Львовны.

До полудня во дворе не утихали разговоры и пересуды. Уже все было известно.

Петя решился на ограбление, потому что задолжал каким-то приятелям, проиграл им в карты крупную сумму, а они начали требовать долг.