Силовой вариант ч. 2(СИ), стр. 27
— Много чего плохого происходит, рафик — печально сказал он — я сам там не был, говорить не могу. Тот, кто был — уже ничего не скажет. Но я точно знаю, что после того, как душманы попытались взорвать автобус с детьми — ваши начали похищать людей. Люди пропадают и никто не знает — куда.
— Не знают…
Алим отвел взгляд
— Говори. Мне это нравится не больше, чем тебе.
— Знаешь, что такое «десант», рафик?
Бек понял мгновенно. Во времена Амина придумали, как избавляться от неугодных заключенных. Причем массово и относительно чисто. Расстрел не такой простой вид казни, как кажется. Нужна команда палачей, нужна охрана. Нужно тихое место, потому что выстрелы слышно и они привлекают внимание. Много крови. Потом тела надо вывозить, закапывать, копать могилы. А потом — кто-то может раскопать могилы и тебя обвинят.
Тогда и придумали десант. Заключенных грузят в транспортный самолет, он поднимается в воздух и где-нибудь над Гиндукушем открывает люк. И все! Так разом можно избавиться от пятидесяти — шестидесяти человек и никто ничего не узнает.
— И что?
— Теперь это шурави делают.
— Кто сказал?
— Да все знают.
В Афганистане большего и не надо. Не важно, что происходит, важно — о чем говорят.
— С душманами?
— Если бы. И с теми, кто не согласен.
— Кто делает?
— Шурави делают, рафик. Кто же еще.
— Кто именно? — настаивал Бек — шурави понятие растяжимое.
— Что?
Афганец просто не понял.
— Вот смотри. Я — шурави. И они — шурави. Кто конкретно из нас? Говори точнее.
— Да так и не скажешь…
— А показать — можешь? Или привести людей, которые покажут, что такое было.
Афганец отвел глаза
— Люди боятся…
— Какие же вы тогда коммунисты? — упрекнул Бек — если так боитесь…
Афганец посмотрел прямо в глаза русскому. Боль, гнев, стыд — были в этом взгляде.
— Хорошо, рафик… — сказал афганец — я найду людей. Они скажут — правду…
— Ты сказал. Теперь пошли — этого колоть.
Хлопнула дверь. Вошли двое. Один — точно афганец, второй — мутный какой-то. С блокнотиком, падаль. Этот второй главный — потому что он отдал команду на каком-то языке, не на дари и не на пушту. И первый — выдернул кляп из рта шурави, отчего его чуть не вырвало.
— Вы… вы что себе позволяете?!
Грешнов как чувствовал — Царандой. Его было не провести.
— Я майор афганской армии Хашим и буду вас допрашивать. Я знаю русский язык, потому что учился у вас.
Грешнов презрительно усмехнулся
— Ты, чурка, рожей не вышел, чтобы меня допрашивать. Развяжи, тогда договоримся. Ты знаешь, на кого я работаю?
Тем временем — первый, красный от натуги — втащил в помещение автомобильный аккумулятор (сняли с машины, а больше и взять было негде). Принялся ладить к нему толстые, с обмотанной советской черной изолентой рукоятками провода.
— Э… вы чо? Ох…и?
— Не далее как вчера вы в Мазари-Шарифе убили начальника Царандоя, товарища Баха. С кем из бандлидеров вы состоите на связи, какие еще действия совершили для дискредитации Апрельской революции?
Мстители — промелькнуло в голове!
— Я советский! Вы что — того?
Мстители — никогда не трогали советских, они были как бы высшей силой. С предателями революции они разбирались, но только внутри афганского общества. Советские были неприкосновенны…
— Тем серьезнее ваша вина, рафик.
— Да вы что ох…ли? Вы что мне горбатого лепите, не убивал я никого!
Вместо ответа — подозрительный монголоид — достал небольшой магнитофон, нажал на клавишу воспроизведения. Грешнов побелел.
— Ты… Ты…
— Мы знаем больше, чем вам кажется.
Монголоид подошел ближе
— Вот что, рафик. Мне это нравится не больше, чем тебе. Но у меня — приказ.
Грешнов скосил глаза на того, с аккумулятором. Тот стоял как чурка — наверное не знает русский. Не понимает, о чем говорят.
Грешнов перевел взгляд на монголоида. Тот едва заметно кивнул.
— Пошел ты в ж… со своим приказом, понял? А это… эту пленку ты у меня еще на ужин съешь…чурка.
Второй раз — монголоид появился один. Допрос прервали, он так ничего и не сказал Этого урода с аккумулятором не было… отошел — видимо.
Сначала — едва слышно стукнуло в дверь. Грешнов подошел к двери, открылся глазок, внутрь камеры всунули сначала бумагу, потом карандаш.
Понятное дело…
Грешнов долго не раздумывал — написал фамилию полковника Телятникова, два телефона советского посольства и слово «пятьдесят тысяч афгани». Нарисовал свою подпись — Телятников ее знал, это доказательство того, что записка не сфабрикована. Передал записку назад. Не пойми как это получилось…кто-то из афганцев играет свою игру, и не из низшего эшелона. Видимо после гибели Наджибуллы развернулись позиционные бои за его место в оппозиции, за влияние и за каналы, которые он держал. Телятников разберется, тут нет вопросов. Кто это затеял — тот умрет. Но сначала — он вытащит отсюда его…
Афганцы, гниды. И нашим и вашим… а он отдуваться за все это должен.
Подмосковье
Солнцевский РОВД
30 июня 1988 года
— Фамилия
Угрюмый, нагловатого вида пацан с засохшей у носа кровавой соплей молчал, вызывающе смотря на заполняющего протокол капитана милиции.
Капитан посмотрел на выделывающегося малолетку. Резко, сильно шваркнул журналом по столу…
— Фамилия!
Здоровяк молчал
— Не хочешь по хорошему, да? Ладно… Щас… с вами со всеми тут разберутся, гавриками…
Кнопка вызова видимо была под столом — дверь открылась, на пороге появились двое ражих ментов, вместо дубинок у них были резиновые шланги
— Забирайте этого…
— Ий-есть!
Сержант рванул подростка за плечо
— Встал!
Подросток, вставая, умудрился пнуть стол за которым сидел допрашивающий его майор так, что все полетело в разные стороны.
— Ах ты с-с-сука!
Один из сержантов перепоясал подростка резиновым шлангом, тот извернулся и ударил второго в лицо. Тот охнул, первый сержант уже не опасаясь, что останутся следы, хлестанул малолетку по голове, потом еще раз. Второй, озверев, размашисто, как в деревенской драке хрястнул в лицо, подросток полетел на стол, ломая и снося то, что там еще оставалось.
— Э, э, э! Вы что делаете дятлы! Пошли вон отсюда! Вы что себе позволяете!?
— Извините, тащ капитан. А ну, пошли, с…а!
Подростка подняли, надели наручники и потащили к двери.
— Ничо… Ща ты у нас запоешь голубем…
— Петухом… ха-ха-ха…
Попавший на пути — на лестничной клетке ковыляющий в совет по делам ветеранов, дядя Паша — посторонившись, чтобы дать ход, укоризненно покачал головой
— Вы чего делаете, обормоты? А если прокурор? Сядете же.
— Извините, Пал Ефстафьевич. Он на дознавателя напал, сучонок. Молчит как партизан.
— На дознавателя…
Старик пожевал тонкими, сухими губами
— А дознаватель то кто?
— Да Грицюк… у него не понос так судорога…
Один из сержантов недобро посмотрел на другого — язык следовало держать за зубами. У стен есть уши, а у Грицюка характер мелочный и злопамятный. И весь беспредел как с гуся вода. Говорят. В ГУВД то ли сват, то ли брат, то ли тесть…
— Извините, товарищ полковник.
— Да ничего…
Начинающего бандита спустили в пердельник — место жуткое, воняющее карболкой, блевотиной, потом и страхом. Потащили по коридору, камеры были полные — только разогнали разборку. Беспредел уже на всю катушку шел, грабили в городе, ездили в Москву. Проломленная голова — не повод для знакомства…
— Менты казлы! — визгливо крикнул кто-то, во втором слове делая ударение именно на «а»
— Хавло закрой!
Мент саданул ботинком по решеткам и сделал это зря — тут же забарабанили по всем
— С…и! Выпустите, с…и!
— Витьку плохо!
— Гады, один на один слабо!?