Ветер с моря, стр. 55

Кирсти пришла с подносом, постучала и открыла дверь. Она бросила взгляд на кровать, поставила поднос на пол и поспешно вышла. Они ничего не услышали.

На этот раз Роберт не сдерживался. Он не мог сдерживаться. Он уносил Изабеллу с собой к высотам, о существовании которых она не подозревала. Как будто что-то взорвалось у нее внутри, и он был глубоко в ней. Изабелла уже не могла ни о чем думать, она была полностью во власти нового чувства.

Потом оба тихо лежали, руки Роберта еще обнимали Изабеллу, а голова его покоилась на ее груди.

— Твои волосы еще влажные, — задумчиво произнесла она, — и ты пахнешь морем.

— Неудивительно. Должно быть, я порядочно хлебнул морской воды.

— «Верни любимого ты мне, о ветер с моря…»

— Что это?

— Старинная песня, которую, бывало, напевала Гвенни. Ее возлюбленного схватили вербовщики.

— Бедняга.

— Может быть, теперь, когда будет заключен мир, он вернется домой.

— Вполне вероятно, если мир заключат и если он продлится.

Она немного подвинулась и вдруг села, охваченная ужасом.

— Роберт, там у камина стоит поднос. Наверное, Кирсти принесла его и видела нас.

— Ну и что? Ведь ты моя жена, знаешь ли, а не любовница.

Но Изабелла не могла отнестись к этому с таким безразличием.

— Да, я знаю, но…

Роберт не был уверен, расстроила или порадовала Изабеллу его несдержанность, но мудро предпочел не расспрашивать.

— Давай посмотрим, что она принесла, пока все не остыло, — сказал он, вставая с постели и надевая халат.

У камина он налил кофе и добавил в него немного бренди. Когда Роберт принес жене кофе, она сидела, укрывшись одеялом, колечки влажных волос обрамляли ее лицо.

— Ты сейчас похожа на девочку лет десяти, — весело сказал Роберт. — Меня обвинят в похищении малолетних.

Он принес чашку для себя и сел рядом с ней. Они молча пили кофе.

— Ты добавил сюда бренди, — вдруг сказала Изабелла. — Ты меня спаиваешь.

— От чайной ложки ничего не будет. Это, чтобы согреться после утреннего купания.

— Роберт, ты рассердился на меня вчера вечером?

— Рассердился? Нет. А надо было рассердиться?

— Из-за того, что я ушла так рано.

— Я тебя за это не осуждаю. Дело в том, что я с детства знаю некоторых из этих парней, только я с тех пор вырос, а они так и остались мальчишками… Они все еще считают, что могут вести себя, как ненормальные, пить до умопомрачения, а я больше так не могу. Но в ситуациях, подобных вчерашним, избежать этого нелегко.

— Ты был пьян?

— Не настолько, чтобы ты это заметила, но я не хотел тебя беспокоить. Проснулся я с головной болью, но море меня быстро вылечило.

— Я чувствую себя такой виноватой.

— Так и должно быть, — поддразнивал он жену. — Слава Богу, Кирсти вовремя разбудила меня, иначе тебя тут со мной не было бы, как и этой ужасной собачонки.

Между ними снова установились прежние милые дружеские отношения, но так ли это? Теперь Изабелла узнала полную таинственных глубин натуру своего мужа и, потрясенная своим открытием, стала сомневаться в собственных чувствах. Ей казалось, что никогда их отношения не будут такими, как раньше.

На следующий день Роберт начал приготовления к возвращению в Лондон, и, к собственному удивлению, Изабелла пожалела об этом. Это значило: начнется другая жизнь, придется вживаться в другой уклад. Это значило, что появится Мэриан, которая не любила ее, и Люсьен, который, может быть, слишком сильно любил ее. Все эти трудности, вероятно, незначительные с точки зрения Роберта, приобрели огромное значение для нее. Изабелле надо было собраться с силами, чтобы встретиться с ними.

Глава 12

В то холодное ветреное мартовское утро огонь в камине гостиной Мэриан горел отвратительно. Из-за порывов меняющего направление ветра в комнату попадали небольшие клубы дыма, от которого щипало глаза, в то время как спину холодил сквозняк. Она с раздражением отложила перо и, подойдя к камину, старательно перемешала угли, но пламя лишь судорожно вспыхнуло и почти сразу же сникло. А ведь трубу чистили как раз перед Рождеством. Мэриан казалось, что все в доме шло наперекосяк с тех пор, как ее брат привез жену в особняк на Арлингтон-стрит. Мэриан находила причины чувствовать себя обиженной. Только что у нее состоялся очень неприятный разговор с кухаркой.

Миссис Пратт хорошо знала себе цену. Никто из хозяев не мог найти равных ей в приготовлении великолепных суфле, восхитительных соусов и поистине волшебного холодного пудинга. Она постучала в дверь и вошла, сложив руки на необъятной груди. Ее накрахмаленный фартук был безупречен, манеры почтительны, но характер отличался упрямством и независимостью.

— Могу я переговорить с вами, леди?

— Да, конечно, миссис Пратт. В чем дело?

— Это касается той деревенской девчонки, которая приехала с молодой миссис Эрмитейдж. Гвенни Фостер.

Сердце у Мэриан оборвалось. «Ну вот, опять. Я знала, что будут неприятности, я предупреждала Роберта, но он не обратил никакого внимания. Изабелла просила за эту девушку, все остальное для него не имело значения», — с обидой подумала Мэриан.

Итак, Гвенни приехала к ним на Новый год и сразу же вызвала к себе неприязнь у кухонных работниц. Она была посторонней, и к тому же заняла оборонительную позицию. Гвенни оказалась слишком уж прямолинейной, даже осмеливалась критиковать знаменитый рецепт галантина из свинины и говядины, которым пользовалась миссис Пратт, утверждая, что галантин получается слишком густой, и что еще хуже, имела обыкновение самым раздражающим образом намекать, будто знает очень многое о своей молодой хозяйке, но категорически отказывалась удовлетворить вполне естественное любопытство прислуги.

— Я не разношу сплетни, вы это хорошо знаете, леди, — добродетельно заявила миссис Пратт, — но я считаю своим долгом сообщить, что Гвенни ворует еду из моей кладовой.

— Ворует еду! — воскликнула Мэриан. — Что это значит? Разве девушку не кормят досыта?

— Разумеется, кормят, и даже более, чем достаточно, — возмущенно сказала миссис Пратт. — Никто из моих подчиненных не голодает. Но, следует признать, делает она это не для себя. Посудомойка сказала мне, что видела, как Гвенни что-то вынесла из кладовки поздно вечером и отдала одному из этих грязных бродяг, которые сейчас толкутся повсюду, куда бы вы ни пошли.

— Многих из них уволили с армейской службы, и теперь они остались без работы и жилья, — примирительно сказала Мэриан. — Наверное, девушка пожалела одного из них.

— Может быть, — согласилась миссис Пратт. — Но это отнюдь не самое худшее. Прошлой ночью, и позапрошлой тоже, она привела одного из этих негодяев в моечную и позволила ему сидеть и есть там. Как вам это нравится? И у меня есть основания думать, что прошлой ночью он спал в конюшне. — Кухарка сделала паузу — будто от такого безобразия у нее перехватило дыхание. — Так не годится, леди. Он мог бы оказаться грабителем или еще того хуже. Нас всех могли бы зарезать прямо в постелях. Что, если хозяин уедет во Францию, и мистер Маккай с ним, а мистер Хоук отлучится на несколько дней навестить свою больную сестру? Кто останется здесь защищать нас от всяких негодяев, хотела бы я знать? Это то же самое, что добровольно открыть им дверь. Молодые горничные уже боятся, а Китти рассказывала, что мальчишка из приюта, только что поступивший на службу, дрожал и плакал всю ночь напролет. Не нравится мне это, совсем не нравится, леди.

— Да, я могу тебя понять.

Мэриан вздохнула. Ее не так просто было взволновать, и, по-видимому, в рассказе миссис Пратт многое было преувеличено. Однако этому следовало положить конец. Что-то надо предпринять.

— Хорошо, я разберусь, — сказала она наконец. — Я поговорю с леди Изабеллой, а потом и с самой девушкой.

— Очень хорошо, леди. Я не из тех, кто затевает заваруху, но посчитала своим долгом прийти и рассказать вам. Я бы никогда себе не простила, если бы случилось что-нибудь ужасное.