Большие каникулы, стр. 30
Пробовал я кататься и на санках с горки, что за селом. Из дому я очень ясно видел, что на ней там и сям белеет снег. Но стоило санкам набрать скорость, как они тут же застревали на какой-нибудь кочке. А потом — попробуй-ка их вытащить! Через несколько дней — вот вам и декабрь! — растаяла и эта снежная корочка. Остались лишь полоски снега вдоль заборов, так, в ладонь толщиной. Санки скользили по ним, но надо было сидеть так, чтобы они шли на одном полозе, и стоило им забрать немного влево, как я тут же врезался в изгородь. Представьте себе: в живую изгородь, из колючих кустов!
Ну, а о лыжах уж, конечно, и говорить не приходится. В этом декабре редко удавалось найти дорожку, на которой поместились бы обе лыжи. Как только одна лыжа начинала скользить, вторая попадала в грязь и — хлоп! — я тыкался носом. А потом — сами посудите: легко ли на лыжах по бесснежной пашне и по межам! Так от них скоро ничего не останется!
И так уже ослабло крепление, пряжки болтаются, а два-три шурупа совсем потерялись. Ребята смеются надо мной. Но разве я не прав? Посчитайте сами: 3..5…8…10 декабря! — и ни следа настоящего снега! Я было уже решил, что его нынче вообще не будет. Вечерами я досиживал до одиннадцати часов, чтобы послушать прогноз погоды. «Снегопад в горах»… «В горах лежит снег». Ух!.. А на юго-востоке, наверное, снега опять не будет, — думал я. — Хорош декабрь! И на следующий день… снова отправлялся на канаву.
Но — о чудо! — вчера поутру просыпаюсь, а кругом белым-бело! Щенок носится по двору, как сумасшедший, роет снег, катается по нему, чихает. Куры не смеют носа показать из курятника. Снег лежит отменный, одиннадцать с половиной сантиметров, но рыхлый, нельзя кататься ни на санках, ни на лыжах. Я пошел в школу. Там все время поглядывал в окно и радовался: снег шел, не переставая! Но с девяти часов мне больше не пришлось смотреть в окно: учитель математики вызвал меня к доске. Домашнее задание я не написал, а об общем наименьшем кратном даже и не слыхал. Правда, и об общем наибольшем делителе тоже. II о битвах персов с греками — по истории, и об обстоятельстве образа действия — по грамматике. Честно говоря, все это было не очень приятно, но я думал: «Еще час — и я полечу с горы на лыжах!» Какое значение имеет общее наименьшее кратное? Хорошо, что пришла зима! И какая зима! Вечером все село узнает: «На юго-востоке страны идет снег». Снег!
Наконец, прозвенел звонок. Мы все встали. Первым у выхода был я. Но выйти оказалось не так-то просто. Мне на плечо легла рука классного руководителя:
— Андрей, ты останешься после уроков… до двух часов… и после обеда — с полчетвертого. Ты отстал по всем предметам.
Что было делать? Я остался в классе. И после обеда пришел…
…Часа в четыре на улице раздались веселые крики ребят, а классный руководитель задавал мне одну дробь за другой…
Я ловил себя на том, что, посасывая химический карандаш, гляжу в окно. Вдалеке, возле слив, что росли на опушке леса, виднелись движущиеся точки: лыжники! Пять… нет, шесть! Теперь они поднимаются… Остановились… Спускаются! Ух ты, как летят!.. Один упал. Кто бы это был? Отсюда не различишь… Судя по шапке, это, пожалуй…
— Числитель… — послышался голос учителя.
— Да… числитель…
Я вернулся домой поздно вечером, с черной тоской в разбитом сердце и с фиолетовым зубами. И сразу взялся за числитель и знаменатель, за обстоятельство образа действия. Просидел я до ночи. В одиннадцать часов по радио сообщили: «На юго-востоке страны — обильный снегопад».
— Ну и пусть… Эта зима — сплошной обман…
Я смотрю на листок календаря. Он не обманывает. На полях лежит глубокий снег, но эти дроби — они такие трудные! Эх, почему мы не учим их весной? Почему как раз в декабре… когда идет такой густой снег?!
ПОДРУЖКИ
О, ЭТИ ССОРЫ ЗАКАДЫЧНЫХ ПОДРУЖЕК! Пролог расставаний — на-ве-ки! Душераздирающее зрелище!.. Подумать только, что эти пестрые фартучки, каждую минуту собиравшиеся в букет — как в гардеробе — расстанутся навеки, а их очаровательные владелицы будут смотреть друг на друга, не видя, как сквозь матовое стекло! Откуда — спросите вы — столько твердости в их хрупких сердцах? И в самом деле: легко ли расстаться с самой лучшей подругой, да еще навеки, и все же по-прежнему сидеть с ней за одной партой?
Вот, например, Аурика обидела Нушу. Как? При каких обстоятельствах? Это не важно. Обидела и все. (И если этого достаточно для Нуши, то достаточно и для вас, дорогой читатель.)
С тех пор они не разговаривают, даже не смотрят друг на друга. Целый день сидят, отвернувшись в разные стороны. (Разумеется, для того, чтобы отвернуться, они должны сначала взглянуть друг на друга. Но только — чтобы отвернуться.)
Теперь Аурика для Нуши больше не существует — или существует разве лишь для того, чтобы от нее можно было отвернуться. Но ведь есть еще ее никелированный циркуль, и задания про диаметр круга по геометрии. И вот в качестве владелицы циркуля, Аурика начинает существовать для нее снова… Но и теперь — лишь через посредника.
— Джетуца, пойди попроси у Аурики циркуль… но только чтоб она ни в коем случае не узнала, что это для меня…
— Почему?!
— Потому что мы поссорились.
— Ух ты! — искренно удивляется посредница. — Вы ведь были лучшими подругами?
Девочка заговорщически вращает глазами:
— Тс-с! Она смотрит сюда! Я больше про нее и слышать не хочу!
— Не говори?! А я ничего не знала… И давно это случилось? — тараторит скорее обрадованная, чем огорченная Джетуца.
— Давно… — Нуша закрывает глаза и пытается вспомнить — словно бы это случилось некогда… скажем, в конце тринадцатого века. — Дня три тому назад…
— И ты мне ничего не сказала! — упрекает ее подружка. — А из-за чего вы поссорились?
— Не могу тебе сказать.
— Да? Ну так знай, я на тебя рассердилась. — И, расплетая и снова заплетая косичку, она жалуется: — Не сказать мне, своей лучшей подруге?!
— Скажу тебе прямо, дорогая… позавчера я еще могла бы с ней помириться… может быть, даже вчера… Но сейчас!.. Никогда! Пусть она сама мирится. Я больше не могу. Не могу и все!
Посредница умоляюще складывает руки:
— Ах, дорогая, расскажи! Я сгораю от любопытства.
— Не могу.
— Ладно!.. Я рассердилась на тебя. Прощай без слов..
Она поворачивается на каблуках и удаляется большими шагами.
— Погоди! — бежит за ней Нуша. — Я тебе скажу… Видишь ли… я не могу с ней помириться…
Но смотри, не говори ей, я тебя заклинаю!.. Я не могу с ней помириться, потому что не помню, почему мы поссорились. Забыла, честное слово!
— Да? Значит, все-таки не хочешь сказать? — возмущается Джетуца. — А еще говоришь, что я твоя лучшая подруга! Ты лицемерка, притворщица! — И она удаляется, бросая в окно отсутствующие взгляды.
— Погоди, Джетуца, я вспомнила! Вот сейчас вспомнила!
Она обнимает ее за плечи и продолжает:
— Знаешь, почему я с ней поссорилась?
— Почему?
— Я поссорилась с ней три дня тому назад потому, что не сказала ей, почему поссорилась с тобой пять дней тому назад!
О, эти ссоры закадычных подружек!
САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ
ВОСЕМЬ ЧАСОВ УТРА. Легкий ветерок играет кольцами волос звеньевого Тудора. Мальчик стоит на третьей ступеньке каменной лестницы, а звено, расположившееся вокруг, уплетает опавшие за ночь черные ягоды шелковицы. На всем дворе остались только они да несколько крупных цыплят, целеустремленно, но безрезультатно клюющих остатки теннисного мяча, разбитого вчера вечером во время финальной игры лагерного чемпионата. За частоколом, шагах в пятидесяти отсюда, второе звено полет грядки с помидорами и огурцами на школьном участке, а третье, из малышей, украшает свежими кленовыми листьями красную вывеску у входа, на которой большими белыми буквами написано «ЛАГЕРЬ НАШЕГО ДВОРА».