Верный друг (сборник), стр. 6
Но вот собака всунула морду в носу, насторожилась, её вытянутый в струнку заострённый хвост начинает мелко подрагивать. Ага! Есть суслик! Тогда Петя бежит с ведром до ближайшего леска — зачерпнуть воды из болотца или из ручья. Серёжа стоит наготове с палочкой, а Мурзик, быстро работая ногами, разрывает нору. Рыть ему легко. Своими широкими, сильными, как у крота, лапами он словно лопатками выбрасывает землю. Всё равно, на пашне или на луговине, он роет быстро. Когти-то у него крепкие! Но до конца разрывать ни к чему. Петя уже бежит с ведром. Запыхавшись, он переводит дух и льёт воду в норку. Серёжа берёт Мурзика за ошейник и отводит в сторону, чтобы не мешал, а сам передаёт палочку Пете. И вот нора полна воды. Вдруг оттуда быстро-быстро забулькали пузырьки, и на поверхности показалась голова суслика. Он фыркает, нахлебавшись воды. А Петя точным коротким ударом — раз! — палкой по голове. И суслик готов.
Мальчики кладут добычу в мешок и идут дальше. Иногда сусликов оказывается два-три, потому что норы у них длинные, с несколькими ходами. Если Петя не успеет уложить всех и какой-нибудь из зверьков пустится бежать, тогда Серёжа отпускает Мурзика.
Ну, тут уж суслику не удрать!
Бывает — разъярённый суслик, спасая свою жизнь, огрызнётся на собаку, показывая два длинных жёлтых зуба. Суслики больно кусаются. Но у Мурзика зубы покрупнее, а челюсти у него словно железные. Не пройдёт и минуты, как он расправится с грызуном.
Так за день ребята добудут пятнадцать, а то и двадцать сусликов.
Дома Петя умело снимает с них шкурки и натягивает для просушки на доски, прибив по краям гвоздиками. Сережа ему помогает. Затем ребята тщательно моют руки с мылом. Это обязательно, потому что грызуны могут передать человеку болезни.
А когда выпадает снег и охота прекращается, братья несут в кооператив целый мешок шкурок. В кооперативе за них можно получить всё, что хочешь. Петя берёт книги, тетради и конфеты. Остальное получает деньгами, а деньги несёт домой и отдаёт маме, она-то лучше знает, что купить.
Грызунов уничтожают и другие ребята в нашем селе, но их добыча всегда меньше, потому что нет у них такой умной собаки, как Мурзик.
Вместе с Мурзиком Петя и Серёжа поймали за осень пятьсот сусликов, а суслик очень вредный грызун. За год каждый суслик съедает шестнадцать и больше килограммов зерна!
Сосчитайте-ка, сколько Петя и Серёжа со своим Мурзиком спасли хлеба.
На охоте
Володя проснулся, чувствуя, что кто-то легонько, но настойчиво трясёт его за плечо. Он открыл глаза. В полумраке комнаты видна была только полоса света, пробивающегося сквозь приоткрытую дверь из кухни, да улыбающееся лицо склонившегося над ним отца. Володя подумал, что это во сне, и, закрыв глаза, уткнулся носом в подушку. Но откуда-то издалека, как будто из другой комнаты, до него долетели слова:
— Ты что же, не будешь вставать? А сам говорил пойдёшь на охоту. Буран давно встал, тебя ждёт.
Услышав слова «на охоту» и «Буран», Володя окончательно проснулся. Он упёрся руками в мягкую подушку, которая так и манила к себе теплом и недосмотренными снами, оттолкнулся от неё, сел и свесил ноги. Через несколько минут он уже умылся, выпил молока и был готов.
Потихоньку притворив дверь, чтобы не разбудить мать и сестрёнку Надю, Володя с отцом вышли из дома.
На улице на Володю налетел Буран — белый пёс с чёрными пятнами на боках, с длинными, отвислыми ушами.
— Ладно, ладно, не балуй, — проговорил Володя строгим голосом, потрепав собаку по спине.
На дворе было ещё совсем темно. Осеннее небо закрыто тяжёлыми лохматыми тучами. Тучи плыли так низко, что, казалось, они цепляются своими рваными краями за верхушки высоких деревьев и давят на них, отчего деревья гнутся и скрипят своими голыми ветвями, стонут, жалуясь кому-то на неприветливую осень. Володя, глядя на эти тучи, на деревья, зябко поёжился.
Безлюдная в этот час улица деревни уходила вдаль, погружённая в предутреннюю дремоту. Над крышами домов не видно ни одного дымка — хозяйки ещё не проснулись. Только где-то далеко запел петух, но и он смолк, словно устыдился своего раннего пробуждения.
Охотники спустились к реке, там стояла лодка. Над водой стлался туман, за которым не видно было противоположного берега. Тянуло сырым ветерком. Володя поднял воротник пальто.
Буран с разбегу прыгнул через борт и уселся на носу лодки. Володя сел на переднюю скамью. А отец, оттолкнув лодку, вскочил на корму и заработал веслом, сильно загребая. Вода, тихо переговариваясь, журчала. Володя, прислушиваясь к её говору, смотрел на удаляющийся берег.
Берег постепенно отодвигался всё дальше и дальше. Вот кромка его совсем растаяла.
Доплыв до середины реки, отец повернул лодку и направил её вниз по течению.
Далеко за кормой Володя увидел частые светлые точки. Они мерцали, как бы маня к себе. «Это лампочки на гидростанции», — догадался он. Оттуда доносился отдалённый шум. Гидроэлектростанцию построили два года назад. Володя там бывал много раз — приходил к отцу; интересно было смотреть, как он управляет электрической машиной.
Но вот огоньки, мелькнув в последний раз, исчезли за поворотом. Лодка мягко скользнула по прибрежному песку и зашуршала по гальке.
— Ты что, не уснул ли? — спросил отец, поднимаясь на ноги и кладя весло на дно лодки.
Вытащив лодку на песок, они поднялись по тропинке на крутой обрывистый берег и быстро пошли по луговой дороге. Буран весело залаял в предчувствии охоты и пустился вперёд. У Володи от недавнего сна не осталось и следа. Он быстро шагал за отцом, помахивая поднятым прутиком. Придорожная мокрая от росы трава хлестала его по ногам. Отец Володи — ярый охотник. Весной и осенью, в охотничьи сезоны, он всё свободное время проводит на озёрах. Он говорит, что охота хорошо укрепляет здоровье, и потому часто берёт с собой и сына. Володя тоже любит охоту и мечтает о собственном ружье. Двуствольное казалось ему недосягаемым, и он соглашался на простую переломку. Отец как-то сказал ему, что по окончании семилетки подарит ружьё. До седьмого класса было ещё три года, и пока что Володя ходил на охоту без ружья. Иногда отец давал ему выстрелить из своей знаменитой тульской двустволки. В такие дни Володя был очень счастлив.
— А вот и наше место, — сказал отец, подходя к озеру. Озеро протянулось на восток длинной светлой лентой. На невысоком берегу темнел ивняк, низко склонившийся к спокойной воде, покрытой жухлыми листьями. Возле берегов на мелких местах виднелись островки камыша.
Володя влез в маленький шалашик, сооружённый заранее отцом у самого берега, и стал располагаться там поудобнее, отвалил охапку сухого камыша, которым была закрыта длинная щель — бойница. Через неё открывался вид на озеро.
Выглянув в бойницу, Володя увидел отца. Он стоял по колена в воде, расставлял чучела уток. Чучела были так искусно сделаны, что Володя залюбовался. «Совсем, как живые», — подумал он. Раскрашенных деревянных уток действительно можно было принять за настоящих.
Ветерок пробегал по озеру, рябил воду, и утки, покачиваясь, как бы плыли. Неподалёку стоял Буран и, не обращая внимания на поддельных уток, жадно лакал воду.
Расставив чучела, отец вышел на берег, топнул высокими охотничьими сапогами, стряхнул воду и посмотрел на восток. Там небо было уже чистым от туч и подёрнулось бирюзой. А над кустами протянулась тоненькая ещё бледная полоска зари.
— Самое время, — проговорил отец, разгладив большие, прокуренные усы.
Подойдя к шалашу, он вполз в него на четвереньках и улёгся рядом с сыном, просунув в щель бойницы ствол ружья.
Володя разостлал мешок и разложил на нём патроны так, чтобы было удобнее брать их при стрельбе.
Буран лежал в ногах, положив голову на лапы, чутко подрагивая ушами. Кругом стояла тишина, та предутренняя тишина, когда слышно даже, как вдалеке шуршат под лёгким ветром камыши.
Из-за озера, донеслись приглушённые расстоянием выстрелы. Володя напряжённо вслушивался. Вдруг: — Кря-кря-кря! — донеслось откуда-то из-за камышей.