Тайна Высокого Замка, стр. 31
Как-то в середине октября, в один из чудесных тихих и солнечных дней, Олесь и Петрик возвращались из школы по Замковой улице. Внимание их привлекли трое незнакомых первоклассников, которые сбивали камнями каштаны.
— Гей, вы зачем портите деревья? — сердито напустился на них Олесь. — Тоже мне — охотники за каштанами! Не можете залезть и нарвать?
— Я ещё маленький, чтобы на такое высокое залезть, — тоненьким голоском обиженно возразил чернявый мальчуган, почтительно отступая назад.
Тогда Петрик бросил на траву портфель и ловко взобрался на большой ветвистый каштан.
— Ловите!
— Это мне!
— Нет! Это мне!
— Мне!
— А ну, не ссориться! Всем достанется…
В эту минуту старый каштан внезапно окружили «пираты». Один из них попал камнем в голову Олесю. Бедняга, обливаясь кровью, побежал к себе во двор.
Тем временем «пираты» обшаривали карманы первоклассников, требуя «контрибуцию».
Спрыгнув с дерева, Петрик самоотверженно кинулся в густую кучу неприятелей.
— Не смейте грабить детей!
— Ха, защитник нашёлся!
Шкилет стукнул кулаком по спине Петрика и свирепо оскалил зубы, желая его напугать.
— Смерть проклятая! — крикнул Петрик и показал язык.
Данько, приняв величественную позу, сидел на камне и курил. Казалось, он выражал на своём лице полное равнодушие к тому, что совершалось.
«Пираты» скрутили Петрику руки назад и подвели к своему предводителю. Быть может, они ждали, что пленник упадёт перед ним на колени и будет просить пощады?
Глупцы! Кто-кто, а Данько хорошо знал упрямый нрав Петрика. Этот был не из тех, кто может признать его своим владыкой.
Мироська, отвратительно хихикая, подкравшись сзади, насыпал Петрику на волосы песку.
Изрядно поколоченный, Петрик вырвался из окружения, чудом подхватил в траве свой портфель и убежал.
Глава вторая. Загадочный гость
В изодранной куртке, прикрывая ладонью расцарапанную щёку, Петрик робко переступает порог кухни. Главное — незаметно пробежать в ванную комнату, помыть голову, причесаться…
— Где же ты бегаешь! — неожиданно входит на кухню Дарина. — Или сердце тебе ничего не подсказало?
Она почему-то в воскресном платье, радостная, суетится.
«Зря я боялся. Мама даже не заметила разорванный рукав», — с облегчением подумал Петрик, кладя на подоконник портфель.
— Вот, неси на стол мёд…
Войдя в комнату, Петрик побледнел и застыл на месте с открытым ртом.
— Сынку!
Отец оброс бородой, страшно исхудал, виски у него серебрились, и когда он смеялся, возле глаз и губ собирались незнакомые морщинки. Но всё равно Петрик сразу узнал его. Узнал и уже не мог отвести взгляд от добрых и любящих глаз.
— Это и есть мой Петрик! — с гордостью проговорил Ковальчук, обращаясь к гостю, сидящему за столом, которого радостно возбуждённый Петрик сразу и не разглядел.
— Вылитый батько, — сказал гость, прищуривая глаза.
Петрик отшатнулся, словно его толкнули в грудь. «Кто это? — подумал мальчик. — Где ж я его видел?»
Но память обрывалась, как рвётся истлевший шпагат.
Петрик смотрел на гостя таким испытывающим, пристальным взглядом, как будто хотел заглянуть ему в самую душу. Но гость не отвёл глаза и ласково улыбался мальчику.
— А скажи, герой, из какой битвы ты воротился? — полюбопытствовал гость.
— Это Данько-пират всегда наскакивает. Он грозится, что сведёт со мной счёты, хотя бы это стоило ему жизни. Так и говорит: пусть моя мама не удивляется, если найдёт меня как-нибудь утром в постели с перерезанным горлом! Батько у него «тайняк»… Он скрывается от властей!
— Какой головорез! — возмутился гость. — Фамилию не помнишь?
Петрик смутился. Ни фамилии Данька-пирата, ни имени его отца Петрик не знал.
— Врагов надо знать, герой, — с той же знакомой Петрику улыбкой покачал головой гость.
— Пока пили чай, Ганя сбегала за дядей Тарасом, который не замедлил явиться со всей семьёй.
Из разговора взрослых Петрик понял, что суровые испытания сближают людей. Гость, которого зовут Мартын Ткачук, по профессии электромонтёр. Год назад за революционную деятельность его бросили в Берёзу Картузскую. Отец Петрика крепко привязался к этому стойкому, верному товарищу по борьбе, сумевшему завоевать уважение среди узников лагеря смерти.
— Да расскажите ж, как пришло освобождение, — нетерпеливо требовала Дарина.
— Что рассказывать? — развёл руками Ковальчук. — День начался, как всегда, муштрой. Только вот примечаю, у дежурных полицаев морды больно невесёлые. Тут я ловлю момент и спрашиваю земляка, ты его, Тарас, знаешь. Это наш поэт Александр Гаврилюк. Спрашиваю, что это полицаи такие сумрачные? А он шепчет; «С тех пор, как началась война, им невесело…» А вечером мы даже разулись на ночь. Уснули как убитые.
— И вдруг, — с волнением перебил его Мартын Ткачук, — нас разбудили громкие возгласы: «Воля!», «Воля, браты!» У окна столпились люди и с кем-то перешёптываются. Слышим, кто-то сквозь рыдания кричит: «Эй, товарищи! Воля!»
Через окно бросили хлеб.
«Держи, товарищ… Это тебе… а это тебе… На, получай, товарищ…»
«И мне дайте!»
«Возьми, товарищ…»
Кто-то громко и решительно призывает сохранять дисциплину и ожидать утра. Ведь может быть подвох: учинят провокацию и расстреляют всех из пулемётов.
Но где там! Кто может ждать утра?! Я первым выскочил в коридор, а за мной и другие. Двери всюду открыты. Люди бегают, разыскивают знакомых. А вокруг — ни одного полицая… Сбежали…
«Мартын, — берёт меня за руку Александр Гаврилюк, — мы организовали группу товарищей, которые будут выдавать из склада чемоданы и мешки. Дело нелёгкое, там их около девяти тысяч…»
«Я с радостью, — говорю, — идём…»
Покидая Берёзу, мы нашли многих наших товарищей убитыми. Убегая, полицаи боялись стрелять. Убивали штыками…
— Где ж Александр Гаврилюк? — встревоженно спросил Тарас Стебленко.
— Как же? Он тут, во Львове. Разве ты его не встречал?
— Я сам только вчера приехал из Борислава. Месяц пробыл по заданию партии на нефтяных промыслах.
— Тогда ясно.
— Татусь, я знаю Александра Гаврилюка. Это он дал нам машину, чтобы сюда перебраться. Да, мама?
Дарина, вошедшая с кипящим чайником в руке, утвердительно закивала головой:
— Дай ему бог здоровья, золотой человек.
— Из Берёзы мы с Гаврилюком вышли разом, — опять заговорил отец Петрика. — По дороге нас кормили белорусские крестьяне. От них мы и узнали, что Красная Армия уже заняла Барановичи. Вернулись мы домой в Заболотье. Гаврилюк собрал вокруг себя наших людей, словом, организовали мы в тот же день ревкомы, дрались с недобитыми панами, пока Красная Армия пришла. Встретитесь, Гаврилюк тебе многое поведает. Он в голове целую книгу о Берёзе носит.
Во время всего этого разговора Петрик несколько раз бросал на гостя короткие насторожённые взгляды.
«Да где ж я его видел?» — старался припомнить мальчик.
Мартын Ткачук охотно согласился воспользоваться гостеприимством Тараса Стебленко и пожить у него до тех пор, пока устроится на работу и получит комнату.
Пока Ковальчук сбривал бороду и мылся в ванне, гость очаровал всех своим пением. О, сколько чудесных украинских песен он знал! Петрик тоже заслушался.
Однако стоило ему только уйти, мальчиком вновь овладело какое-то тягостное чувство, схожее на муки голода. Смутные воспоминания теснились в его памяти. Он силился припомнить…
«Кто это? Где я раньше видел Мартына Ткачука?» — всё настойчивее спрашивал себя Петрик.
Он даже начал сердиться.
«И зачем я всё время про это думаю?.. — А мысль скользкая, как улитка, вползала в голову: — Где я видел его? Где?.. Где?..»
— Ты о чём размышляешь, сынок? — заметил Ковальчук, ласково вороша огромной ладонью шелковистые волосы Петрика.
— Тато, — встрепенулся мальчик. — А этот… Мартын Ткачук, он сам из Львова?
— Нет, а что?
— Сдаётся… он, наверное, тоже был заказчиком…