Враг мой (Авторский сборник), стр. 55

Шизумаат прижимался щекой к камням пола. Камни были забрызганы темно-желтой кровью ученика. Глаза Шизумаата были зажмурены, грудь вздымалась. Позади него стояли двое жрецов с розгами. Сбоку стоял Эбнех и повторял:

— Подними голову, Шизумаат. Подними голову!

Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и сел на корточки; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.

— Поднял.

— Что же ты видишь?

Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.

— Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.

Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:

— Является ли свет богом?

— Не знаю. Что вы подразумеваете, говоря «бог» ?

— Бог! Бог — это Бог! — Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву. — Не есть ли это Прародитель Всего? Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.

— Я не знаю.

— А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат ?

— Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что вы недовольны мною; она говорит, что, если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно. — Шизумаат поднял глаза на Эбнеха. — Но она не говорит мне, что Ааква — бог; она не говорит мне, что законы жрецов — священная истина.

Эбнех поманил двоих с розгами.

— Секите его до тех пор, пока спина не скажет ему всю правду.

Один из слуг в ответ развернулся и удалился в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.

— Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить его розга. Возможно, вы придумаете довод поубедительнее.

И второй слуга тоже развернулся и удалился в храм.

Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.

— Почему ты восстаешь против Ааквы?

— Я не восстаю. Я только говорю правду, которую вижу, или вы предпочли бы, чтобы я вам лгал? Послужило бы это на благо истине?

Эбнех покачал головой.

— Ты позоришь своего родителя.

— Невежество моего родителя не может служить доказательством существования бога.

Шизумаат опустил голову. Эбнех отвернулся и ушел в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня.

— Отведи меня к себе, Намндас. Я поставил ученика на ноги.

— Хочешь, я отведу тебя в твой дом? Шизумаат усмехнулся.

— Одно дело — когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое — когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже не честность, а просто глупость.

Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. Я потащил ученика из храма в свою келью за площадью...»

Джоанн выключила плейер.

«Это получится уже не честность, а просто глупость».

Послужит ли она своей цели, не приняв предложения Торы Соама? Остановит ли войну? Способна ли она вообще на что-либо, или ее удел — причинять страдания вемадах — таким, как Токийская Роза? Не упрямствует ли она ради призрачной цели?..

— Ну как?

От неожиданности Джоанн подскочила. Голос принадлежал Торе Соаму.

— Я думала, вы ушли.

— Выходит, вы ошибались. Что вы решили?

Джоанн немного поразмыслила и кивнула.

— Я перееду в ваше имение, Тора Соам.

— М-м-м... Есть одна поговорка — кто ее автор, неизвестно. Она гласит: чтобы указать человеку, что загорелась его одежда, требуются острая палка, большое зеркало и громкий голос. — Тора Соам помолчал. — Возможно, палка — это лишнее. Счастливого выздоровления, Джоанн Никол.

Шаги направились к двери и стихли в коридоре. Джоанн посидела неподвижно, потом опять включила плейер и стала слушать «Кода Нувида» с произвольно взятого места.

«В ту ночь я заметил, что не все храмовые светильники подняты на положенную высоту. Потом я увидел Шизумаата: он, запрокинув голову, медленно танцевал на могиле Ухе!

Я бросился в центр храма и остановился, ухватившись руками за каменное надгробие.

— Спустись, Шизумаат! Спустись, не то я накажу тебя прежде, чем до тебя доберутся жрецы со своими розгами! Шизумаат прервал свой танец и глянул на меня сверху.

— Лучше забирайся сюда и присоединяйся ко мне, Намндас. Я покажу тебе чудо из чудес!

— Ты хочешь, чтобы я плясал на могиле Ухе?

— Забирайся сюда, Намндас.

Шизумаат опять закружился, а я ухватился за края надгробия и полез, обещая себе разорвать его на три сотни кусочков. Когда я выпрямился, Шизумаат указал на потолок.

— Посмотри наверх, Намндас.

В его словах была заключена такая сила, что я посмотрел вверх и узрел нечто новое в расположении храмовых светильников. Все они висели таким образом, что, находясь на одинаковом расстоянии от определенной точки над могилой, образовывали полушарие. При этом зажжены были не все светильники.

— За проделки этой ночи нас обоих изгонят из храма, Шизумаат.

— Разве ты не видишь, Намндас? Смотри вверх, Намндас! Видишь?

— Что мне там видеть?

— Пляши, Намндас! Пляши! Повернись направо! Я повернулся и увидел, как кружатся надо мной светильники. Тогда я остановился и посмотрел на своего подопечного.

— От этого у меня всего лишь кружится голова, Шизумаат. Мы должны слезть с...

— А-а-а-а! — Шизумаат спрыгнул с могилы на каменный пол и побежал к восточной стене. Я тоже спрыгнул и последовал за ним.

Со ступеней я увидел Шизумаата: он стоял очень далеко, посередине темной городской площади. Я сбежал со ступеней, пересек площадь, остановился рядом с Шизумаатом и рассерженно схватил его за левую руку.

— Я бы с радостью взял сейчас розгу и выполнил за жрецов их обязанность, безумец!

— Смотри же вверх, Намндас! Что за тупая башка! Смотри!

Не выпуская его руки, я запрокинул голову и увидел, что дети

Ааквы расположены на небе почти так же, как огни в храме, только несколько смещены к синему огню Дитя, Что Никогда Не Движется.

— Ты воспроизвел светильниками вид ночного неба.

— Да.

— Это не спасет твою шкуру, Шизу...

Шизумаат указал на голубой свет.

— Повернись к Дитя, Что Никогда Не Движется. А потом медленно повернись направо.

Я так и сделал — и увидел такое, что у меня подкосились ноги, и я шлепнулся на утоптанную землю площади. Вытянув руки, я пощупал неподатливую почву.

— Не может быть!

Шизумаат присел рядом со мной.

— Значит, ты тоже видел?

С наступлением утра слуги Ааквы застали нас обоих танцующими на могиле Ухе».

9

Джоанн впервые принимала душ. Струи воды грозили продырявить ее кожу, казались водопадом из иголок, вонзающихся в нее с чудовищной скоростью. Это было больно и вместе с тем упоительно. Наконец Вунзелех, стоявший у кранов, выключил воду. От пола стал подниматься подогретый воздух, пахнущий цветами.