Золотое дно(изд.1952), стр. 5
Синицкий подумал: «А верно, как много еще нужно видеть!» Он не знал, что нефтяной Баку — это прекрасный светлый город, где в зеркало блестящего асфальта смотрятся облака.
Он чувствовал себя путешественником, впервые открывшим неведомую землю.
Глава третья
«ПО-МОЕМУ, ВАСИЛЬЕВ ФАНТАЗЕР»
Синицкий сидел на балконе гостиницы и нетерпеливо ждал, когда можно будет ехать на праздник к Гасанову. Еще бы, инженер сам пригласил его! Наверно, очень хороший человек Гасанов…
Он сразу понравился Синицкому, так же как и Саида. Впрочем, о ней студент вспоминал с чувством какой-то непонятной неловкости. Ему казалось, что влюбленность с первого взгляда вещь нелепая и даже обидная, в особенности для него — Синицкого, для Саиды и, конечно, для Гасанова. Вот бы знал этот инженер, как в самолете буквально петушком топорщился и суетился мальчишка Синицкий, пытаясь завоевать расположение своей соседки! Он и воду для нее заказывал и пытался представить себя гениальным изобретателем… Нет, Синицкий явно собой недоволен…
Он встал и лениво прошелся по каменному полу балкона. Впервые он видел Каспийское море, суда, далекие вышки, яхты с желтоватыми парусами: они боязливо бродили у берега, как утята. Дым от парохода поднимался столбом, как в морозный день. Было очень жарко.
Разглядывая набережную, Синицкий видел серебристо-зеленую полосу бульвара, кусты ярко-розовых олеандров, клумбы темно-красных цветов, неподалеку белый ажурный переплет водной станции. Рядом высилась, как памятник давно прошедших веков, суровая Девичья башня… Она похожа на две гигантские, будто сросшиеся вместе ребристые трубы — так, по крайней мере, определил ее форму Синицкий.
Усевшись в кресло, он привычно провел расческой по непослушным волосам, вынул из кармана магнитофон, тщательно осмотрел его, покрутил ручки и тут же подумал: «Что же мне с ним делать? Пока это только записная книжка… Может быть, попробовать записывать в нее, как в дневник? Пожалуй, это идея!»
Изобретатель включил аппарат и поднес его ко рту.
— Я буду тебе говорить все, что только замечу интересного, а твое дело — записывать. Точка! — внушительно заключил он и перевел рычажок.
— Точка! — с той же интонацией ответил аппарат.
— Вот и прекрасно. Ты будешь моим дневником.
Синицкий снова передвинул рычажок.
— …дневником, — послушно повторил аппарат.
— Вечером я расскажу тебе все, что случилось за день…
Магнитофон лежал на коленях, а Синицкий думал: «Видел ли я белый шар?..» Перед глазами встало лицо охотника. «Нет… при чем тут он? А зеленая машина? Почему она ехала за нами?.. Чепуха! Обычное совпадение. Иной раз мы видим необыкновенное и загадочное там, где этого нет. Ну, скажем, белый шар. В первый момент я подумал, что это мина. А откуда она появилась в Каспии?.. Вам, дорогой друг, и ответить нечего. Просто вы, уважаемый Николай Тимофеевич, начитались приключенческих романов. Вот и все… Тут и без этого много непонятного. Например, кто же такой Васильев?..»
На дощатом настиле опытного пятидесятиметрового основания буровой вышки стоял Гасанов. Внизу плескались ленивые волны. Инженер смотрел, как рабочие убирали вышку зеленью, готовясь к предстоящему торжеству.
Рядом с Гасановым оперлась на перила и смотрела на далекий берег маленькая худенькая девушка, которую все звали Мариам. Она тоже была конструктором и работала в Институте нефти, в группе Гасанова…
— По-моему, Васильев — фантазер, — резко сказала она. — И мне кажется, что скоро в этом убедятся все!
Гасанов удивленно взглянул на Мариам. Откуда у этой молодой девушки такие решительные суждения о человеке, которого она почти не знает? Даже он, Гасанов, воздерживается от подобных оценок, а Мариам?.. Ведь он помнит ее совсем девочкой — сначала копировщицей, затем чертежницей. Потом она, дочь старого бурового мастера, стала конструктором, способным решать самостоятельные технические задачи. Но, однако, это не дает ей права говорить так об инженере, у которого она многому может поучиться.
Конечно, годы учебы в заочном институте очень серьезно подкрепили ее знания. В двадцать четыре года о Мариам Керимовой говорили, как о талантливом конструкторе, «без всяких скидок» на возраст.
Гасанов с улыбкой смотрел на нее. Он все еще не верил, что видит перед собой ту самую девочку-тихоню с длинными, почти до колен, косами и большими темными глазами, которые, как многим казалось, только одни и могли поместиться на ее узком лице. Он не верил, что это именно та Мариам, тихий, несколько глуховатый голос которой очень редко слышали даже ее близкие друзья. Но все-таки это была она — та девочка с постоянно опущенными глазами, а теперь — строгий инженер со своим мнением и сложившимися вкусами.
— Вы видели Васильева? — спросил Гасанов, стараясь придать своему голосу полное равнодушие.
— Его никто не видел. — Девушка нахмурила сросшиеся брови. — Он не выходит из своей лаборатории. Впрочем, это не имеет значения, — с подчеркнутой строгостью добавила она. — Я не любопытна и вовсе не интересуюсь его внешностью. Важен проект, а я его только что видела…
— Ну и как? Я ничего не знаю о последнем варианте.
— Уверена, что это абсолютно бесплодная фантазия с претензией на внешний эффект. Вчера мне прислали скорректировать чертежи его электробура. Честное слово, не лежит у меня сердце к этому делу! Просто не хочется время тратить. Лучше уж с ребятами заниматься в техническом кружке.
— Да что с вами, Мариам? Откуда такая желчность?
— А как вы думаете, Ибрагим Аббасович? Обидно! Я хотела на вашем плавучем острове работать. Вы же об этом знаете… А тут… — Она прикусила губу и отвернулась.
— Ну, не горюйте, не стоит, — утешал ее Гасанов, хотя нуждался и сам в утешении. — Забудем обо всем, о любых неприятностях. Вы же знаете… Сегодня такой день — только радоваться! — Он невольно вздохнул. — Я вас познакомлю с занятным человеком. Только что прилетел из Москвы, причем всю дорогу занимал Саиду своими изобретениями. Мне кажется, он и вам не даст скучать на вечере… Я устрою так, что он будет сидеть с вами рядом.
— Как не стыдно, Ибрагим Аббасович! — Мариам обиделась, — Я дело говорю, а вы…
Она махнула рукой, повернулась и пошла по гулкому дощатому мостику в комнату отдыха.
«Почему-то ребята не едут!» подумала Мариам, подходя к радиотелефону. Была договоренность с парторгом, что на праздник пригласят вновь организованную молодежную бригаду.
Несмотря на большую работу в конструкторском бюро, которая не оставляла у нее свободного времени, Мариам занималась с группой комсомольцев института. О ней в шутку говорили, что конструктор Керимова заново «переконструировала» этих ребят и заставила их по-настоящему полюбить технику. Инициатива и чувство нового помогали ей в этой благодарной работе, так же как и за чертежным столом.
Мариам связалась по радио с институтом. Ей ответили, что ребята давно уже выехали. «Почему они так задержались? — недоумевала она. Ну, пусть только появятся! Я с ними поговорю!»
Керимова терпеть не могла неточности в любых делах. Если условились, то, значит, так и должно быть, без всяких разговоров. Эта маленькая девушка крепко держала в кулачке не только комсомольцев из технического кружка, но и взрослых чертежников из своей группы. Тихим голосом она давала указания, мягко поправляла ошибки, но избави бог, если кто-нибудь из ее помощников повторит ту же самую ошибку! Неприятности обеспечены. Мариам никогда не прощала равнодушия к работе и считала это самым большим преступлением.
Из окна комнаты отдыха она увидела, как к стальному острову подъехала лодка и из нее вышли парторг института Рустамов и незнакомый Мариам юноша в щегольском сером костюме и шляпе.
Они прямо направились к Гасанову.