В нашем классе, стр. 27
Оставалось думать, что он очень хороший борец и не показать его на соревнованиях детская секция не могла.
Вообще Юра не так давно пришел к определенным мыслям насчет совмещения учебы и классической борьбы и решил незамедлительно провести в жизнь свои соображения. Но эти соревнования чуть не спутали все планы. Видно, Юра был на особом учете, если тренер обошелся с ним так ласково.
В спортивный зал Юра хотел было пригласить весь свой класс, чтобы ребята все-таки получше узнали, какой человек с ними учится. Но билеты достать не удалось.
Откровенно говоря, к этому первенству Юра уже давно потихоньку готовился. Он приблизительно знал, с кем ему предстоит бороться. Его противник — тоже член детской секции, Саша Максимов, слесарь-ремесленник — был одного веса с Юрой. Но ему уже стукнуло семнадцать лет, а Юре только недавно исполнилось четырнадцать. Эта разница в годах, вероятно, влияла на Юру: ни на тренировках в зале, ни в маленьких схватках, которые велись в полушутливой форме на снегу, никогда он не был уверен в своей победе.
Максимов брал на силу. У него были широкие плечи и короткие руки с железными пальцами. Во время борьбы он сопел и кряхтел, как взрослый, и, проводя тот или другой прием, так сильно сжимал Юру, что сопротивляться ему не было никакой возможности. Его можно было только обманывать. Например, Максимов бросает тебя через плечо и думает, что ты сразу ляжешь лопатками на ковер, а ты — раз! — становишься на мост, делаешь «жучка» — крутишься вокруг головы и снова вскакиваешь на ноги. Правда, Максимов не раз у Юры выигрывал по очкам — ему присуждали победу за активность, — но это было не так позорно, как лечь лопатками.
Некоторые борцы советовали Юре перед соревнованием подольше посидеть в баньке и, сбросив в весе несколько килограммов, бороться уже не с Максимовым. Но Юра не захотел этого делать. Раз бороться, значит надо по-честному.
Но вот церемониальный марш окончился. Председатель совета общества сказал приветственную речь, и снова под оркестр шеренга борцов вышла из зала.
Соревнования начались.
Юра, сидя со своими товарищами на скамеечке около ковров, внимательно следил за тем, как боролись взрослые. Это были опытные и закаленные бойцы. Они то подкидывали друг друга вверх ногами, то пыхтели на четвереньках, то, уперев лоб в лоб, кружились и выжидали момента для атаки.
Через час судейская коллегия вызвала Юру и Максимова.
Юра, чуть дрожа от волнения, стал на край квадратного ковра, Максимов — по диагонали напротив.
— Борцы детской секции! Показательная встреча! Полулегкий вес! Направо — Юра Парамонов, ученик седьмого класса, налево — Саша Максимов, ремесленное училище! — торжественно объявил судья и дунул в сирену. — Схватка: три минуты в стойке, три минуты в партере!
Юра пошел к центру ковра, пожал Максимову руку и, не успев ее отдернуть, почувствовал, что Максимов уже начал борьбу.
В первую секунду Максимов хотел перекинуть Юру через бедро, но Юра, во-время присев и обхватив противника за пояс, бросил его назад через себя. На балконах захлопали. Это Юру ободрило, и он стал наседать активнее. Но Максимов не давался, и Юра вдруг почувствовал всю его силу.
Первый бросок! Летя в воздухе. Юра увидел почему-то на потолке два чьих-то смеющихся лица. Шлеп! Юра быстро встал на мост и хотел было повернуться, чтобы вскочить на ноги, но увалень Максимов на этот раз оказался проворным. Он уже наваливался всей тяжестью тела.
У Юры еще были силы. Он соединил свои руки в замок и… почувствовал, что задыхается. В тот самый момент, когда ему, как никогда, нужен был воздух, воздуха не хватало. Это произошло, вероятно, оттого, что он курил.
И Юра лег на лопатки.
Весь зал захлопал, а судья объявил:
— Победил в стойке Максимов! Две минуты шестнадцать секунд. Теперь схватка в партере!
По жеребьевке Юре опять не повезло. Он хлопнул по руке судьи, в которой лежал пятачок, и потому должен был стать на четвереньки. Максимов «работал» сверху.
— Что ж ты, школьник, подкачал? — услышал Юра около себя чей-то голос.
Юре было очень стыдно. И в школе не везет, и здесь то же самое! Как хорошо, что его никто не видел из класса! Позор! Лег на лопатки!
Максимов сжимал Юрины руки будто клещами, и из его цепких захватов трудно было вырваться. Впрочем, Юра в партере не особенно вырывался. «Пускай, пускай нападает и тратит силы», — думал он и выжидал момента для атаки.
И вот, когда Максимов подхватил под живот. Юра, вдруг вцепившись в его руку, подтянул ее под себя и резко перебросил Максимова через спину.
— Ура-а! — завопил кто-то на балконе. — Наша берет!
Кажется, это был голос Горшкова. Но как он попал сюда?
В секунду Юра навалился на противника, но, оказалось, продолжать борьбу было уже поздно. Судья дул в сирену.
Юра в недоумении встал на ноги и пошел по ковру в свой угол. Неужели истекло время и победа за активность опять будет присуждена Максимову?
Но странное дело — судья подошел к Юре и, подняв его руку, сказал:
— В партере победил Парамонов за одну минуту тридцать семь секунд.
Оказалось, когда Юра бросил через спину Максимова, тот на мгновение обеими лопатками коснулся ковра.
Ребята опять пожали друг другу руки. Максимов, еще стоя на ковре, улыбнувшись, сказал:
— Ты хорошо меня поймал! Техника!
В раздевалке все тоже хвалили Юру за удачный бросок и говорили о том, что Парамонов «растет».
Вдруг Юра увидел, что в комнату, озираясь, входит Федька Горшков. Он подошел и молча пожал Юре руку.
— Ты как здесь очутился? — спросил Юра и подумал, что этот Пипин Короткий все-таки настоящий друг.
Федя, улыбаясь, подмигнул:
— Мы нигде не пропадем — твоя школа. Ох, и болел же я за тебя!
Потом он сбегал в буфет, заказал чай с лимоном и, вытащив из стакана желтый пахучий ломтик, принес его Парамонову. Так делали все борцы — брали лимон в рот.
В раздевалке появился Иван Антонович.
— Молодец! Молодец! — похлопал он Юру по плечу. — На следующей тренировке разберем твою победу.
— Иван Антонович, — сказал Юра, — вы меня простите, но я больше не приду на тренировку. Я решил в этом году не заниматься борьбой. Я с алгеброй и физикой пропадаю, могу на второй год остаться. Но скажите: почему вы меня допустили к соревнованиям?
— Ты разве ничего не знаешь? — удивился Иван Антонович. — Три дня тому назад на стадион мне позвонила ваша учительница Ирина Николаевна. Мы с ней долго говорили, а потом решили «не лишать человека радости». Ты ведь так говорил, а?
Юра вспомнил свои слова, сказанные им учительнице на улице, и теплое чувство вдруг родилось у него к Ирине Николаевне. Она, действительно, поняла его как человека.
XX
Весна в этом году пришла рано. Уже в середине марта началась оттепель. С мутного, серого неба сыпался влажный снежок и, ложась на тротуар, превращался в коричневую сахаристую жижу. День и ночь неутомимая капель подтачивала нависшие на краях крыш снежные наплывы, и те, вдруг падая средь белого дня, глухо хлопались о тротуары и пугали прохожих.
Бульвары были загорожены мокрыми скамьями, но на переходах, среди взбитой каблуками земли, лежали цепочки красных кирпичей, неизвестно кем сюда принесенные.
После снега в течение нескольких дней шел дождь, и витиеватые ручьи и ручейки, омывая каждый закоулочек, несли к водосточным решеткам серебряные обертки от эскимо, спичечные коробки, окурки.
Под вечер легкий морозец покрывал лужи хрустящей, словно хворост, корочкой и высушивал асфальт.
Воздух становился свежим, бодрящим.
И с каждым днем солнце все чаще и чаще проглядывало из-за облаков.
Однажды Димка, торопясь в школу, около газетного киоска случайно встретил Аню.
После того памятного школьного вечера и скандальной истории с радиолой они не виделись. Правда, Димка как-то думал забежать в женскую школу и взять на ремонт приемник, но, по совести говоря, ему стыдно было туда показываться. И он отложил ремонт на неопределенный срок.